В тюрьме, помимо чтения и преподавания, Фидель постигал азы кулинарного искусства. В молодости он любил вкусно поесть. Несмотря на вяло тянувшиеся дни в заключении, с помощью щедрых друзей и собственной выдумки и сноровки ему даже в то время иногда удавалось устраивать себе роскошные пиршества.
«Так как я повар, то время от времени развлекаюсь приготовлением то одного, то другого блюда, – писал он родным. – Недавно брат прислал мне с востока кусочек окорока, и я приготовил из него бифштекс с желе из гуайявы. Но это ерунда. Сегодня ребята прислали мне банку ананасовых долек в сиропе. Поверь мне, я просто мысленно притягиваю вещи. Завтра я буду есть окорок с ананасами. Еще время от времени я готовлю спагетти по разным рецептам – все моего собственного изобретения. Или сырную тортилью. Ах, как это вкусно! И мой репертуар этим не исчерпывается» [125].
Говорят, что макаронные изделия – это «кулинарная» любовь всей жизни Фиделя. Противники часто упрекали Кастро в том, что традиционной кубинской кухне, куда, например, входят рис с черной фасолью, тапиока с подливкой, жареные бананы и молочный поросенок, он предпочитает «худшие итальянские образцы» – спагетти, рожки, пиццу. Когда ныне покойного писателя Карлоса Франки, в прошлом соратника Кастро (но не «друга», как уточняет сам Фидель), а позднее его противника и диссидента, спросили, что он думает о том, что Кастро превратил Кубу в гигантскую пиццерию, тот заявил, что Куба стала «спагетницей Фиделя». Дескать, он «наводнил» страну небольшими пиццериями. Но в итоге эти самые мини–пиццерии сыграли важную роль во время дефицита продуктов в начале 1990–х. В одном из интервью Франки заметил: «Фидель не из тех, кто стоит на месте. Он все время в движении, никогда не останавливается. Если он говорит, то он говорит стоя. Он отдыхает, только когда спит или ест – поэтому он так любит еду, она для него символизирует отдых» [126].
Фидель Кастро собрал много рецептов простых, но изысканных блюд. Посол СССР на Кубе в годы перестройки А. С. Капто вспоминал любопытный случай во время празднования дня рождения Рауля Кастро, куда он был приглашен. Все с нетерпением ожидали Фиделя, теряясь в догадках, почему тот опаздывает: «Когда мы, наконец, увидели выходившего из подъехавшего „Мерседеса“ кубинского вождя, все ожидающие вопросительно переглянулись, как бы спрашивая друг друга: что значит – Фидель с хозяйственной сумкой, не дал ее нести порученцам, а сам бережно ее удерживает в своих руках. И все ахнули, услышав от него рассказ о том, как он ко дню рождения брата лично готовил креветки, специально по своей методике – в сметане, со специями. Вынул из сумки кастрюлю, поставил на стол и пригласил: пока свежие – угощайтесь. Не скрою, все облизывались от фиделевской вкуснятины» [127].
Другой советский посол Виталий Воротников, который работал на Кубе в 1970– 1980–е годы и подружился с Кастро, также отметил, что Фиделю доставляло особое удовольствие самому приготовить какое–нибудь блюдо. В конце декабря 1979 года Воротников рыбачил с Фиделем. Кастро вместе с поваром разделывал на деревянных мостках пойманных лангустов, отбивал их, сдабривал пряностями и лимоном. «Мы сначала с опаской стали дегустировать сырые лангусты, – вспоминал Виталий Воротников. – Оказалось – это весьма вкусное, нежное, буквально тающее во рту яство. У меня сразу же прошли все неприятные ощущения от качки. Фидель был оживлен, шутил, довольно улыбался, наблюдая, как мы наслаждаемся. Посетовал, что нет еще какой–то специи» [128].
Абсолютной неправдой являются сплетни, которые распространяют перебежчики с Кубы о том, что для Кастро поставляли дорогие продукты и напитки из Европы.
Он абсолютно неприхотлив в еде. «Однажды Фидель пригласил меня к себе в гости домой, – вспоминал генерал Леонов. – И меня поразило, что он сам, надев фартук, на кухне у плиты готовил обед: спагетти, кубинские блюда. А накрыв стол, сказал: „Вина у нас хорошего нет, но есть подарочные бутылки. Давайте выпьем по бокалу“».
«Однажды в начале 1980–х в моей квартире в районе метро „Фрунзенская“ раздается звонок. Открываю и не верю глазам своим. На пороге – Фидель собственной персоной, – рассказывал мне Николай Леонов. – Он приехал для участия в работе 25–го съезда ЦК КПСС. Стало скучно, решил навестить советского друга. „Пустишь перекусить?“ – улыбается Фидель. Отвечаю: „Без вопросов, но у меня ничего такого нет, знал бы, подготовился“. Надо заметить, что насчет еды всегда, когда в СССР организовывались банкеты в честь Фиделя, были проблемы с его охраной, привозившей проверенные напитки и продукты и возражавшей против таких „импровизаций“. Но на этот раз Фидель зашел один, охрана осталась в подъезде и на улице. Открываю холодильник, Фидель замечает там малосольную рыбу. Это была нельма, ее мне прислали ребята из Сибири. Порезали рыбу. Хорошо она пошла с хлебушком и под стопочку водки. Фидель, наконец–то, расслабился, счастливый, буквально сиял, нахваливая сибирскую рыбку. Позже я старался с оказией передать дары из Сибири Фиделю».
Но вернемся в начало 1950–х. В одном из писем к близким Кастро явно иронизировал по поводу своего пребывания в тюрьме: «Я захотел есть и поставил вариться спагетти с кальмарами, итальянский шоколад на десерт и свежесва–ренный кофе и, наконец, сигара „Аче Упман 4“. Тебе не завидно? Обо мне заботятся, обо мне понемногу заботятся все… На мои постоянные просьбы ничего не присылать просто не обращают внимания. Когда по утрам я чувствую солнечное тепло и до меня доносится морской воздух, мне кажется, что я на пляже и вот–вот отправлюсь в ресторан на берегу. Так меня могут заставить поверить, что я в отпуске. Что сказал бы Маркс о таких, как мы, пленных революционерах?» [129]
На самом деле все было не так весело и романтично. Фидель знал, что адресованные ему письма проходят перлюстрацию, а его послания близким, прежде чем «направиться в адрес», проверяет цензура, зачеркивая «нежелательные фразы», что передачи с воли проверяются, прежде чем попасть ему в руки.
В 1954 году перестали приходить письма от жены Мирты. Еще в письме от 19 июля 1953 года от сводной сестры Лидии Фидель узнал шокировавшую его новость: Мирта Диас–Баларт подала на развод и «отказалась от любой деятельности, связанной с ним». Мирта с четырехлетним Фи–делито уехала из Гаваны, а впоследствии эмигрировала с сыном в США. Можно только гадать, какой вулкан эмоций бушевал в душе Фиделя. Однако держался он мужественно. А Лидии ответил так: «Моя дорогая и преданная сестра. Не беспокойся за меня. Ты знаешь, что у меня стальное сердце, и я не потеряю достоинства до последних дней моей жизни» [130].
Существуют различные версии того, почему Фидель Кастро и Мирта Диас–Баларт расстались. Об одной, и, наверное, основной причине развода уже упоминалось ранее. Чем больше Фидель окунался в стихию революционной борьбы, связанную с ежедневным риском для жизни, тем больше он отдалялся от Мирты. Она выходила замуж за начинающего адвоката, а получила в мужья неистового революционера. Не менее значимым было то обстоятельство, что супруга Фиделя находилась под сильным давлением своей семьи: отца – личного друга Батисты, и брата – начальника батис–товской тайной полиции. Ей постоянно напоминали, что замуж за Кастро она вышла против воли своих родных. Этот постоянный нажим, который, по сути, начался сразу же после того, как Фидель предложил Мирте руку и сердце, усилился, когда Кастро во главе группы мятежников покусился на государственные устои, вознамерившись свергнуть друга и благодетеля семьи. Мирта изо дня в день слышала от родных упреки в том, что является женой «государственного преступника».
