В 1971 году кубинцы собрали еще меньше сахарного тростника из–за засухи и обжига сахарных полей для подготовки урожая в будущем году. Освоение общих ассигнований на развитие сахарной промышленности происходило крайне медленно. Почти две трети действующих сахарных заводов – около ста предприятий требовали капитальной реконструкции.
В буквальном смысле вся Куба была вынуждена заняться сельским хозяйством. Руководство страны использовало все доступные ему методы и средства: постоянно проводилась мобилизация населения, дефицитные промышленные и продовольственные товары продавались только тем людям, которые дополнительно работали на сборе сельскохозяйственной продукции; сельхозугодья распределялись между учреждениями, сотрудники которых занимались их обработкой.
Заслуживает внимания еще одна чисто кубинская новинка. Из–за нехватки компетентных руководящих кадров на кубинский армейский Генштаб были возложены многие экономические задачи. В частности, военные разрабатывали план экономического развития некоторых провинций Кубы.
Кубинское руководство принимало все меры для того, чтобы ускорить механизацию сельскохозяйственного производства. Однако на плантациях сахарного тростника это оказалось сделать сложнее, чем в других областях сельского хозяйства, например на рисовых полях. Дело в том, что тростник нужно точно срезать у самой поверхности земли, не повредив корневую систему, но и не оставлять на стебле вегетативные почки, так как они, развиваясь, ведут к гибели сорта. Одновременно срубленный тростник надо очистить от листьев, которые не дают сахара.
Идея создания комбайна для сбора тростника возникла во время первого визита Фиделя в СССР в 1963 году. Выполнение этой задачи было поручено специалистам Люберецкого завода сельскохозяйственного машиностроения. Но не все шло гладко. В начале 1970–х годов механизировать удалось лишь погрузку и разгрузку тростника, а не все циклы сахарного производства. В 1977 году с советской помощью в городе Ольгин на Кубе был построен крупный завод имени 60–летия Октябрьской революции, производивший 600 комбайнов в год. Это позволило более чем на 50 процентов механизировать уборку тростника, что, в свою очередь, высвободило сотни тысяч «мачетерос» – рубщиков тростника для работы в других отраслях народного хозяйства. Таких темпов механизации до этого не знала ни одна страна в мире, выращивавшая сахарный тростник.
Бросив все силы на реализацию лозунга: «Десять миллионов тонн сахара – к 1970 году!», правительство Кубы отдало лучшие пастбища под посевы сахарного тростника. И теперь животноводству, а следовательно, населению страны, «приходилось» расплачиваться за чрезмерное увлечение руководства страны сахарной проблемой.
В 1971 году ЦРУ осуществило серьезную подрывную акцию в отношении Кубы, о которой стало известно только шесть лет спустя, в 1977 году, благодаря расследованию, проведенному журналистами газеты «Ньюсдей». Американские агенты ввезли на остров вирус африканской свиной чумы, который уничтожил 500 тысяч свиней – почти половину всего поголовья [551].
Кубинцы испытывали острую потребность не только в мясе и молоке, но и в корнеплодах и овощах. Однако основное внимание уделялось не «поднятию» этих отраслей сельского хозяйства, а наращиванию объемов традиционных для Кубы тростника, кофе, цитрусовых, табака. Не важно, что голодало население. Ведь не овощи и корнеплоды, а эти культуры могли принести ей валюту. Фидель Кастро считал, что со всем остальным можно повременить. Вот и складывалась такая картина. В то время как все рабочие были брошены на сбор сахара и кофе, на плантациях, например, манго падали и гнили переспевшие плоды – их некому было собрать. Целыми неделями не разгружались корабли в портах, так как портовые рабочие находились на сельхозрабо–тах. По этой же причине был парализован и национализированный в 1960–х годах бытовой сектор. Не в полную силу работали многие государственные учреждения.
Стихийные методы руководства, нереальность провозглашенных на всю страну экономических планов приводили к постоянной ротации кадров, потере сил и средств.
Но не всё было так безнадежно. Ситуация в народном хозяйстве с помощью СССР постепенно выправлялась. Куба перешла к более реалистичной экономической политике. В 1958 году товарооборот Кубы с развитыми капиталистическими странами составлял 98 процентов, а с социалистическими – всего 2 процента. Всего через три года, в 1961 году, 72 процента товарооборота приходилось на социалистические страны, а 28 процентов на капиталистические. Товарооборот Кубы с СССР в 1960 году, когда были установлены торговые отношения, достигал 161 миллиона рублей. А в 1973 году он уже превысил миллиард рублей (около 1,4 миллиарда долларов по тем временам. – М. М).В июле 1972 года Куба вступила в Совет экономической взаимопомощи. Однако на развитии экономических отношений Кубы в рамках СЭВ сильно сказывалось то обстоятельство, что она находилась далеко от Европы. К тому же техника и технологии, направляемые по линии СЭВ на Кубу, значительно отличались от старых, североамериканских образцов, которыми на четыре пятых были укомплектованы кубинские предприятия.
Дружественный СЭВ был по другую сторону океана, а Латинская Америка под боком. Фиделю, естественно, было крайне неприятно, что его страна к началу 1970–х годов, в основном благодаря усилиям Вашингтона с его доктриной панамериканизма, оказалась в положении своего рода изгоя на родном континенте. Поэтому Кастро начал искать выход из своеобразной блокады его страны в регионе и пытаться устанавливать нормальные отношения с латиноамериканскими государствами.
В 1970 году в Перу случилось сильнейшее землетрясение, погибло более 50 тысяч человек. Куба одной из первых откликнулась на постигшую страну беду. Сто тысяч кубинцев пожертвовали свою кровь для перуанцев. По распоряжению Фиделя в Перу были направлены несколько сотен кубинских врачей, построено несколько больниц. Когда Уругвай постигла эпидемия менингита, именно Куба, единственная страна, располагавшая нужной вакциной, решила послать уругвайцам сотни тысяч доз этого препарата. Но правительство Уругвая, тесно связанное с Соединенными Штатами, отказалось принять вакцину только потому, что у нее было кубинское «происхождение».
Во многом знаковым стал визит Фиделя Кастро в 1971 году в Чили к своему другу, социалисту Сальвадору Альенде, который возглавил страну в результате победы блока революционно–демократических партий на президентских выборах. С Альенде Фидель познакомился в январе 1959 года, когда тот, будучи еще членом чилийского сената, посетил революционную Кубу.
Трехнедельная (с 10 ноября по 4 декабря 1971 года) поездка Фиделя Кастро была одной из самых трудных для него заграничных командировок. Дело не в том, что он вдоль и поперек исколесил эту, протянувшуюся на 4 тысячи километров, южноамериканскую страну, побывав и на Огненной Земле, и в пустыне Атакама. Николай Леонов, который был хорошо знаком с деталями этой поездки Фиделя, говорил, что тот впервые не мог сказать в глаза всем всю правду о своем отношении к силам, участвовавшим в революционном процессе в Чили, дабы его опять не обвинили в экспорте революции, хотя Кастро чуть ли не каждый день выступал на митингах, встречался с рабочими и крестьянами, которые приветствовали его, как советские люди в 1963 году. «Его положение гостя, статус которого не позволял ему вмешиваться во внутренние дела хозяев дома, куда он приглашен, было невыносимо тягостным, – вспоминал Н. С. Леонов. – Он бы хотел быть активным участником этого процесса, а не наблюдателем. Если внимательно ознакомиться с текстами его речей и содержанием интервью, которые давал Фидель во время пребывания в Чили, то явственно видно, какие танталовы муки приходилось ему переживать, чтобы сдерживать себя. Уже на одном из первых митингов на чилийской территории, состоявшемся 12 ноября в Антофа–гасте, Фидель сказал: „Когда мы выступаем здесь, мы должны говорить с необычайной осторожностью. Это наш самый элементарный долг, чтобы никому не дать повода утверждать, будто мы выступаем в роли учителей и вмешиваемся во внутренние дела Чили. Поэтому мы говорим в шутку: „Единственный, кто здесь не пользуется свободой слова, – это я““ [552].
