После института КХ поболтался в одном НИИ, где его папа руководил ведомственной наукой, защитил диссертацию по теме «В.И. Ленин и легкая промышленность» и странным образом уехал в торгпредство в Сеул. В 85-м году это было чудом, но в свое время папа подписал контракт с большой южнокорейской корпорацией и от взятки отказался – ограничился только маленькой карточкой, на которую партнеры положили немножко денег. Папа долго молчал, а перед кончиной отдал сынку эту штучку и сказал, что пользоваться ею можно только за границей.

Сколько там было денег, КХ не знал, но лимит позволял жить неплохо. Покупать себе что-нибудь большое он не мог, коллеги могли не понять и объявить шпионом, но после 91-го года он на них положил и перешел на работу в дружественную корпорацию, которая поднялась на папином контракте, и зажил, как белый человек среди желтых.

В корпорации ему дали непыльную должность куратора по странам СНГ, он ездил по бывшей Родине, и его принимали с царскими почестями. Он портил губернаторских дочек, балерин неакадемических театров, ну, в общем, кайфовал.

Жену свою, привезенную из Союза, он выгнал после 93-го года, когда на Родину пришла демократия, решил пожить с местным контингентом и увел жену у своего покровителя, старого гондона. Она тоже решила попробовать с человеком белой расы. Он ее научил пить водку и петь матерные песни, она приняла православную веру и родила двух детей, красивых и смешных.

После кореянки он жил еще с парой женщин, уведенных из чужого стойла. На текущий момент у него была жена посла архипелага Зеленого Мыса – шоколадная тетя, ходившая босиком.

Все это КХ неспешно рассказал Сергееву, стараясь произвести на него должное впечатление своими гусарскими похождениями.

Сергеев с сожалением отметил, что время КХ не изменило, он наворотил из своей жизни чудовищную мясорубку, превратил в адский фарш десятки судеб неповинных людей, жертв его юношеской обиды на скромную скрипачку, бросившую его на гвозди, где он корячился все эти годы.

Они попрощались, КХ ушел дальше давить все живое вокруг себя под звуки скрипки, еле слышной другим, но звучащей в его голове ежедневным стопудовым колоколом.

В городе Дмитрове тихо и незаметно до сих пор живет преподавательница музыки, скромная, потрепанная женщина, давно схоронившая своего трубача и не знающая, какие бури вызвала она своим выбором.

Если бы ей пришлось выбирать заново, она сделала бы то же самое.

У Харикова с утра испортилось настроение – он прочел новости в газете: его холдинг попал под раздачу, руководитель государства сказал по телевизору, что его работодатель – вор, и все замерли, как перед грозой.

На следующий день хозяин стал легче на пять ярдов, а в офисе все перестали работать, ждали маски-шоу и жгли бумаги.

Хариков понял для себя, что попал под колеса чужого поезда, и тайно стал рассылать резюме конкурентам. В свои сорок пять он был полон сил, обременен семьей и кредитами и понимал, что ему надо еще работать, а не ждать, когда его уволят по статье или посадят как пособника коррупционеров.

Он взял отпуск, но никуда не поехал, решил ждать развязки – лежал дома и мониторил СМИ и вести с биржевых площадок.

Вести были неутешительные. Он погоревал один день, а потом подумал: «А пошло это все на хер» – и перестал думать о прежней работе, считая, что свой хомут он все равно найдет и станет на новом месте раскладывать «Косынку» и играть в покер, как прежде.

Он уже неделю сидел дома и смотрел телевизор. Раньше он смотрел редко, а тут окунулся, как в бочку с дерьмом. Особенно заколебала реклама. Как только он видел чувака, который каждые полчаса кричал одно и то же: «К Дикулю, только к Дикулю!», – правда хотелось сломать позвоночник ему, а заодно и Дикулю. Пусть бы они друг друга лечили и не трогали людей, которые отдыхают после работы.

Еще один малый взрывал мозг анонсами своей программы, где ели людей, измеряли звездам сиськи и письки, рассказывали, как сломала каблук Лолита и сколько раз упал с дуба певец Данко. Этот Данко так достал, что хотелось, чтобы он вырвал сердце в прямом эфире и больше не беспокоил своим мнением и творчеством миллионы недоброжелателей.

Но польза от просмотра все-таки была – с понедельника стали показывать анонсы, обещающие, что в пятницу случится полное затмение.

Хариков никогда затмения не видел, не довелось, но слышал, что можно сжечь глаза от лучей светила, боялся он очи испортить, хотел мир видеть во всем многообразии. А теперь чего бояться – с работы выгонят, потом жена выставит из дома, как ненужную вещь. Что будет после этого, он даже думать боялся и, решив отследить редкое явление природы, зашел на сайт «Затмение».

То, что Хариков узнал, его потрясло – оказывается, следующее полное затмение будет в 2026 году. Прикинув, что при таком раскладе, как сегодня, он до 26-го года не дотянет и это его последнее затмение, он понял: надо его встретить как знамение, как знак. Показалось, если он его увидит, то в жизни что-то переменится.

Хариков стал следить за сообщениями и готовиться. На телескоп у него денег не было, в Гренландию он тоже поехать не мог – туда собирались только VIPы из головного офиса (решили пересидеть смутное время), – в Барнауле и Новосибирске уже не было гостиниц и билетов. Он решил остаться в Москве, где обещали пятьдесят четыре процента полного затмения. Цифра ему понравилась – ровно настолько в среду упали акции его холдинга, и он посчитал, что для первого и последнего раза ему хватит и пятидесяти четырех процентов неполного затмения.

В пятницу с утра он чисто помылся – дело это оказалось сложным, у них в Долгопрудном уже четыре дня не было воды, сначала горячей, а в день затмения отключили и холодную.

В новостях, как назло, все утро показывали, что америкосы нашли на Марсе воду. «Когда знаешь причину своего несчастья, жить легче», – горько вздыхал Хариков.

Он был философом и понимал, что вода на Марсе оказалась не случайно, и покорно пошел с ведром в детский сад, куда еще америкосы не добрались. Там была вода, значит, есть еще жизнь в их микрорайоне, сделал свое открытие Хариков.

Он надел новые трусы – он всегда так делал, когда экзамен или девушка новая обещала дать: «Всякое может быть, вдруг в момент, когда две фазы на небе сольются в экстазе, кто-нибудь на земле потеряет голову, а тут я, во всей красе мобилизованный и призванный», – думал Хариков. Он высчитал, что полное затмение продлится восемь с половиной минут, а за это время можно многое успеть. Половой акт в этот момент ему не помешает, и так все нервы на пределе.

Он решил встретить свое затмение в маленьком ресторане возле дома, думал выпить слегка, все-таки не каждый день такое чудо. Пошел, а потом вернулся – понял, что совсем не вооружен. Стал искать солнечные очки, не нашел, разбить стеклопакеты по двести долларов за квадратный метр не позволил себе сам – жаба задушила.

Потом подумал: «А на хера закопченное стекло, возьму пиво в темной бутылке. Бог не выдаст. Даст Бог, не ослепну, а если ослепну, то жена пожалеет и не станет репрессировать убогого».

Он зашел в ресторан торжественно и чинно, сел и стал наблюдать за другими землянами. Никакого ажиотажа не было, мамаши с колясками пили чай и ели мороженое, мудаки из жэка поедали бизнес-ланч, офицеры МВД пили на шару и закусывали, и только в глазах хозяина он увидел неполное затмение – шла контрольная закупка.

– Малый бизнес должен быть социально ответственным, – говорил майор, строго глядя на хозяина.

– Давай еще кебабчиков! И водки! – добавил старлей, достойный ученик отца-командира.

Хозяин привычно побежал на кухню, совершенно забыв, что вчера ему позвонил брат и сказал, якобы по телику объявили, что скоро перестанут кошмарить малый бизнес. Он понял, что это не о нем, у него не было бизнеса, только это мини-кафе, он привык к своим «гостям» и не хотел перемен – боялся, что после малого доберутся (в смысле доебутся) и до таких кафе.