Но во время похорон ни Джилл, ни наш с Никитой сын Димка не знали, что от последней ночи, которую я после десятилетней разлуки провела с Никитой перед самой его гибелью, во мне осталась наша девочка. Я сама об этом четыре месяца понятия не имела. Списывала все недомогания и тошноты на психотропные вещества, которыми меня, по заказу все той же Лили Кураевой пичкал иноземный психоаналитик.

Неужели Джилл или ее дочка могли все узнать и пойти на такой жуткий шантаж. Но зачем?

Обсудив, когда Элька переведет деньги и когда заберет не нужное мне, но «жутко нужное» ей сокровище, мы вернулись в кабинет ее дражайшего супруга. Ашот, оторвавшись от монитора трансляции, на котором шла очередная перепалка по поводу закона о монетизации льгот, отрапортовал:

– Проверил у своих ребят. Знают они этого Макса и его контору. Дохлая пиаровская структурка. Остатки репутации. Заказов у них раз-два и обчелся. Солидные люди в этот раз к ним не обращались.

– Солидные люди в этот раз ни к кому не обращались…- оборвала супруга Элька, взглядом договаривая все невысказанное о несолидности собственного мужа.

– Да уж… Солидные люди напрямую договаривались, – согласился Ашот и махнул рукой куда-то себе за спину, где, судя по виду из окна, должен был находиться Кремль, но пока просматривались только многоэтажные рекламные растяжки на месте разбираемой гостиницы «Москва».

– А такие, как ты….- все же собралась закончить свою мысль Элька.

– Ой, ребята, может, вы между собой дома доспорите, – не выдержала я. – Ребенок все-таки пропал. Кто-то из «несолидных» ребят мог поставить Маринкиного мужа с его дохлой структуркой на счетчик?

– Так, чтобы мальчика украсть? Не думаю, – запыхтел трубкой Ашот. Отчего это в Думе стало можно пыхтеть трубками? Черчиллями наши депутаты возомнить себя желают, что ли? – Кстати, с Максом твой давний знакомый работал. Волков.

– Волчара?!

– Он самый, министр бывший, каклан шун** (** обгадившийся щенок – арм.) Но там проблем быть не могло. Волков, чтоб грехи отмолить, решил в Россию произведения искусства возвращать. Картин каких-то накупил на аукционах, камеи древние где-то отыскал и решил все родине в дар…

– Индульгенции по методу Вексельберга? Только вместо яиц Фаберже камеи?

– Умница, дэвочка. Правильно понимаешь. А Макса Волчара незадорого нанял свой патриотический поступок пиарить…

– Волчара воровать детей не станет, – отозвалась листающая какой-то модный журнал Элька. – Он, конечно, урод, ваш Волчара, но урод с понятиями.

– Эличка права! – подтвердил слова жены Ашот. – Волчара зверь еще тот, но с понятиями у него все в норме. Я тебе двоих основных заказчиков этой конторы назову. И сам проверю, и Волчару проверю – могли или не могли. Но на это время понадобится.

Золотым «Монбланом» Ашот черканул на бланке с двуглавым гербом и надписью «Асланян Ашот Суренович. Депутат Государственной думы» две фамилии. И перешел к разговору о том, что болело у него самого.

– Лика говорила, ты с Оленевым со школы приятельствуешь.

– Что-то вроде того, – нехотя подтвердила я, пересаживаясь подальше от пышущей батареи – и зачем это в Думе так нещадно топят, просто сауна для народных избранников, а не парламент! – А в чем дело?

– Как – в чем дело?! – вскипел Ашот. – В акциях дело! Все вокруг на акциях «АлОла» играют, а мы что?!

И, видя, что я не понимаю железную логику его предпринимательской мысли, пояснил.

– Чудны’е вы ребята! Разорили малчика, с кем не бывает! Но жить-то надо. И хоть на собственном несчастье зарабатывать надо. Ты посмотри…

Ашотик ткнул волосатым пальцем в монитор навороченного ноутбука, перескакивая по сайтам со ссылки на ссылку:

«…Еще до начала суда над Алексеем Оленевым «АлОл» подешевел более чем на 7%…»

«…Чиновники разрешили проводить торги акциями «АлОла» в обычном режиме. За считанные минуты после начала торгов нефтяная компания подорожала на 12%. Настрой рынка за сутки сменился радикально…»

«…Акции «АлОла» на ММВБ упали на 21,24%. Торги остановлены до спецраспоряжения ФСФР. Цена нефти на сырьевой бирже в Нью-Йорке поднялась до рекордной отметки – $43 за баррель…»

«…В пятницу российский фондовый рынок продолжает оставаться под влиянием заявления президента России о том, что банкротство такой компании, как «АлОл», российским властям невыгодно. Эйфория сменилась умеренным ростом…»

«…Вслед за «АлОлом» дешевеют акции и других крупнейших российских компаний. В понедельник «АлОл» подешевел на 20%, после чего торги были приостановлены…»

«…Спекулянты отреагировали на предоставление компании «АлОл» отсрочки для уплаты долга в 99 млрд рублей».

«…Несмотря на плохие для компании новости, инвесторы сочли появившуюся определенность в деле «АлОла» поводом для покупок. Спекулянты вспомнили, что за последнее время акции слишком сильно подешевели, и стали играть на повышение…

– Это только за последние две недели, – вайкнул Ашот. – А сегодня акции «АлОла» снова упали на двенадцать процентов, потому что кто-то из своих же сказал, что «АлОл» готов к банкротству.

– Готов, давно готов. И что?

– А то, что вчера акции взлетали на пятнадцать процентов, потому что другой знаток, говорят, тоже твой знакомый, бывший министр Волков, говорил, что судебные приставы арестовывать основные активы не будут. Плюс двенадцать, минус пятнадцать, плюс десять, минус семь, плюс двадцать, минус двадцать три…

– И что? – снова вытирая со лба пот, спросила я.

– Элементарная арифметика. Если заранее о заявлениях твоих знакомых знать и все эти плюсы-минусы грамотно сложить, то в собственном кармане останется вай-мэ сколько.

– А-а… – дошло до меня. – Предлагаете Лешке на крышке собственного гроба станцевать!

– Пачэму сразу так уж танцевать? – прицепился к слову «танцевать» Ашот. Против «гроба» возражений у уважаемого народного избранника не находилось. – Заработать предлагаю.

Не успела прокомментировать предложения честного бандита, как на моем мобильнике высветился номер Димкиного телефона. Джой на время каникул улетел в гости к Арате в Токио и оставил телефон дома – в Японии все равно у наших операторов нет роуминга, стандарты связи иные. Уходя в Думу, я дала Димкин мобильник опальному олигарху. Старыми своими телефонами – ни лондонским, ни московскими – Лешка теперь принципиально не пользовался и новые номера заводить не желал. Он вообще общаться с миром не желал. Теперь, в случае экстренной необходимости, пришлось дать ему с собой Димкину трубку – для связи.

– Савельева, отбой!

– Почему «отбой»?

– Мальчик нашелся.

– Слава Богу! – выдохнула я и схватилась за живот. Мне бы теперь от радости за чужого ребенка своего прежде времени не родить. – Где ж он был? Сам, наверное, убежал куда-то, а мы уже сразу и политику приплели.

– В том-то и дело, что не сам. Говорит, какая-то тетя его на машине увезла, мороженое купила…

– При минус пятнадцати ребенку мороженое?! Странная тетя.

– Это еще не все странности. Игорек говорит, тетя его в какую-то больницу привезла, там у него кровь из пальчика взяли, потом эта рассерженная тетя сказала: «Не он!», поймала такси, и велела водителю довезти мальчика до подъезда. Водила довез, в домофон позвонил, но прежде, чем мы все выбежать успели, уехал от греха подальше.

– А кровь из пальца зачем?

– Вот и мы все гадаем – зачем?

31. Суррогат жизни

(Ленка. 2000 год)

…и они стали жить дальше. И жили не хуже, чем все. Только отчего-то все чаще Ленке стало казаться, что она сходит с ума.

Долго уговаривала себя, что все хорошо. Муж при работе, уважаем, дочь – хорошая девочка, до боли напоминающая ее саму. Работа, семейный отдых в Турции или на Канарах. Все есть. И ничего нет.

Все чаще казалась себе осликом в болоте – вытащишь копыта, хвост увязнет. Разберешься с Иннулькой, Вадим ходит злой, себя накручивает, отчего это жена так часто в командировки ездить стала. Выяснишь отношения с мужем, вышедшая на пенсию и «посвятившая себя внучке» мама становится чернее тучи. Мамину тучу чуть разведешь, как оставленных в домашних битвах сил как раз и не хватит, чтобы на работе дыры залатать – или заказ потеряешь, или выгодного клиента убедить не сумеешь, что помощь твоя ему жизненно необходима…