Семена, посеянные солунскими братьями, дали буйные всходы и вот уже одиннадцать с половиной веков непрерывно приносят обильный урожай. Ежегодно весной во всех славянских странах в патять о святых и равноапостольных Кирилле и Мефодии отмечают День славянской письменности. Разошедшиеся в фонетическом звучании и лексическом составе языки русских, украинцев, белорусов, болгар, сербов, черногорцев и македонцев по-прежнему едины в своем знаковом выражении — при помощи кириллической азбуки. Вот почему именно к Кириллу были обращено «Похвальное слово» болгарского святого и первоучителя Климента Охридского (840–916) (рис. 91) (хотя его непосредственным учителем был Мефодий):
«Чьи уста могут передать сладость его учения? Чей язык способен рассказать о подвигах, трудах и доброте его жития? Бог создал уста его светлее света, чтобы просветить омраченных греховным заблуждением. Язык его источал сладостные и животворящие слова. Пречитые уста его расцвели премудростью. Пречистые персты его сотворили духовные органы и украсили их златозарными письменами. Эти богогласные уста напоили жаждущих Божьего разума. Через них насладились многие жизненной пищей. Через них обогатил Бог богоразумением многие народы и увенчал боготканным венком плодовитый славянский народ, которому был послан этот новый апостол».
(Перевод И. Калиганова)
Слова этого прославления сегодня звучат так же свежо, как и тысячу лет назад! Они точно перекликаются с вдохновенными строфами стихотворения Константина Константиновича Случевского (1837–1904) «Памяти св. Кирилла и Мефодия»:
…Но хранима
Заветной мыслию их братская чета,
Познавши Рим, ему предпочитла
Земель славянских тишь, где бедность, простота
И некрещенная народность обитала, —
Где сквозь немую даль синеющих степей
Россия в будущем неясно проступала…
Там было им и лучше и милей…
Между кумирнями Перуна и Купалы,
У мрачных идолов в чешучатых бронях,
В их слове прповедь Христова зазвучала
И тихим пламенем затеплилась в сердцах.
И ожили сердца…
………………………………………………………
Привет, учители! Привет на расстояньи
Всех завершенных тысячи годов!
Привет на языке, что вашим был созданьем,
Возник из вами же завещанных нам слов!
Звучат ли к вам оне своим знакомым ладом?
Доносится ль до вас родной вам звук речей?
И слвшите ли вы, как он с другими рядом
Идет в лазурь небес искать Царя царей?
Он вам знаком, отцы, язык родных преданий!
От колыбели наш, молитвой освящен,
Железои и свинцом великих битв крещен,
Глашатай жгучих бед и славных ликований, —
В строках письмен старинных он дремал,
От чуждых примесей их кельи охраняли…
И вот теперь в тысячелетней дали
Он от источника, чистейший, заблистал.
Со стихами поэта прошлого органично перекликаются слова нашего современника — мурманского поэта Николая Колычева:
Бесславье славянства… Бездарность правительств…
Но вновь призывают Кирилл и Мефодий:
«К единому Слову устами прильните!
Чтоб эхом народ отозвался в народе.
Пожмите — родство потерявшую руку.
Сомкните — родство позабывшие плечи…»
Покуда не поздно — поверим друг другу,
Ведь мы так похожи и ликом, и речью.
Мы — братья по крови, вскипающей в жилах!
Мы — древняя твердь неделимого сплава!
Пусть в Слове едином обрящется сила,
Пусть силой единства добудется слава…
Как хочется, с хором сливаясь, разлиться
Единой молитвой, единою песней…
Со светлой надеждой в славянские лица
Кирилл и Мефодий глядят с поднебесья.
Владимир Святой (ок. 962–1015) (рис. 92) — названный за эпохальное деяние — введение христианства на Руси — не только святым, но и равноапостольным. Хотя на канонических иконописных изображениях Владимир предстает зрелым длиннобородым мужем (с проседью в бороде и волосах), в дейтвительности официальное крещение Руси произошло, когда стольнокиевскому князю было всего-навсего двадцать шесть лет. Однако к тому времени за плечами будущего русского святого была бурная и необделенная яркими событиями жизнь. Восьмилетние скитания под постоянной угрозой смерти, борьба со старшим братом — великим князем Ярополком, унаследовавшим киевский престол после трагической смерти Святослава — и коварное убийство его с помощью предательства и обмана, единоличное восцарение в Киеве, победоносные походы и присоединение новых земель, языческая реформа, ориентация на стратегическое партнерство с Византией и окончательный «выбор веры» в пользу православия (конкурирующими религиями, согласно «Повести временных лет», выступали ислам, иудаизм и католицизм).
Летописец не жалеет красок в описании личности князя, в последствии прозванного Красным Солнышком (ни в одной летописи, кстати, такого эпитета нет). Отчасти это чисто литературный прием, смысл которого — контрастно противопоставить необузданного язычника благоверному христианину. Но именно благодаря этому в летописи и сохранились колоритные подробности разгульной жизни князя, его беспросветного блуда и вызывающей сексуальной жестокости. Еще в 18-летнем возрасте он не просто насильно овладел юной полоцкой княжной Рогнедой, но предпочел сделать это демонстративно на глазах ее родителей. Так, по крайней мере, свидетельствовала народная молва. Что здесь отнюдь не преувеличение, показывает другой случай, произошедший уже после принятия крещения. Речь идет о знаменитом Корсунском походе Владимира. В крымской крепости Корсуни (Херсонесе), принадлежавшей Византии, находился императорский наместник и греческий гарнизон. После изнурительной осады византийцы вынуждены были сдаться на милость победителя. Каковой же оказалась «милость» новокрещенного великого князя (названного, как известно, в святом крещении Василием) — рассказывается в его Житии особого состава:
«А князя Корсунского и с княгинею поимал, а дщерь их к себе взял в шатер, а князя и княгиню привязал у шатерной сохи и с дщерию их перед ними беззаконство сотворил. И по трех днях повелел князя и княгиню убить, а дщерь их за боярина Ижберна дал со многим имением, а в Корсуни наместником его поставил…»
Когда Владимир вероломно умертвил старшего брата Ярополка, первое же, что он предпринял, согласно повествованию летописца, это прелюбодейственное овладение вдовой великого киевского князя, красавицей гречанкой (имени которой история для нас не сохранила). «И была она беремена, и родился от нее Святополк», — сообщает далее «Повесть временных лет», подчеркивая изначальность каиновой печати, наложенной на будущего убийцу святых мучеников Бориса и Глеба. Из сообщения летописца неясно также, была ли гречанка уже беремена, когда стала наложницей Владимира (и тогда Святополк Окаянный — не родной его сын) или же зачала во грехе будущее «исчадие ада» русской истории. Помимо множества жен, имел Владимир также бесчисленный гарем, его можно сравнить разве что с гаремом царя Соломона. Естественно, летописец не преминул сие сделать:
