Два солдата долго вели их по лесу. На поляне, запруженной машинами, нашли начальство. Офицер с холеным лицом выслушал одного из конвоиров и спокойно махнул рукой:

— Шиссен... — и добавил: — Вайтер... вайтер. Федор и Зайчик переглянулись. Они все поняли.

Их повели опять к Сожу. Только теперь у одного из конвоиров, кроме оружия, была и лопата. У опушки леса, на крутом берегу, были полузасыпанные траншеи. Солдаты приказали отрыть их глубже.

Сержант растерянно посмотрел на Зайчика, потом на Федора и прошептал:

— Значит, нам крышка?

Зайчик не ответил. Он первый с каким-то остервенением начал рыть, далеко отбрасывая землю. Солдаты курили, посмеивались, разговаривали между собой. Наконец Зайчик выпрямился и, смахивая пот с лица, зло сказал солдатам!

— Одна лопата — мало. Я буду работать, а они что, — указал он в сторону Федора и сержанта, — лясы точить? Давайте еще хотя бы одну лопату.

Солдаты пока ничего не понимали.

— Надо цвай лопат, — отчетливо повторил Зайчик с помощью жестов. — Будет быстро, шнель. Надо цвай лопат... — Он хлопнул рукой по лопате и показал два пальца.

Один из солдат закивал головой, заулыбался и ушел. Федор чувствовал, что Зайчик что-то затевает, но что именно — догадаться не мог. Зайчик по-прежнему держал в руке лопату, словно раздумывая, что предпринять. В этот момент из-за леса на небольшой высоте вынырнули самолеты. Зайчик крикнул солдату, и тот поднял вверх голову. Зайчик с размаху ударил его лопатой по виску. Солдат качнулся и, не успев выстрелить, упал возле траншеи. Зайчик выхватил у него автомат, Федор столкнул солдата в траншею, и они бросились в лес вдоль берега. Услышав далеко позади выстрелы, они пробежали еще немного и, попав в какое-то болото, поросшее мелким ольшаником, остановились. Прислушались — погони не было. Выбрались на сухой островок и упали, обессиленные.

— Спасибо вам, товарищ старший лейтенант, — задыхаясь, сказал Федор. — Думал я, что наша песенка уже спета.

— Повоюем еще, — чуть слышно сказал Зайчик. — Выдержать такую оборону в Могилеве и так глупо погибнуть... Жалко...

На этом островке доели последний кусок хлеба, выданный им на дорогу Евдокией Михайловной.

— Может, изменим тактику, товарищ старший лейтенант? — предложил Федор. — Днем будем отсиживаться, а ночью идти. Все-таки больше шансов проскользнуть незамеченными.

Зайчик некоторое время помолчал, а потом сказал:

— Ты прав, Федор. Я как-то об этом не подумал.

До самого вечера бродили они по островку, густо поросшему высоким черничником, на котором свисали гроздья зрелых ягод. Среди черничника вдруг показывалась красная шапка молодого подосиновика, и Федор радовался находке, как радовался мальчишкой, когда вместе с ребятами на зорьке ходил он по своим излюбленным грибным местам под Барсуками.

— А у нас нет грибов... Я даже не знаю, как они называются, — признался сержант.

— Ты что, на луне жил? — удивился Федор.

— Нет, под станицей Тихорецкой. Там у нас степи... В сумерках тронулись в путь. Двигались на восток, стараясь обходить населенные пункты и дороги. На рассвете остановились у лесного ручья. Ботинки Федора изорвались окончательно. Никакие подвязки им уже не помогали. Федор вымыл ноги, сел на траву и с тоской посмотрел на рвань, которая некогда называлась ботинками.

— Сорвать бы у немца какого-нибудь, — посочувствовал Федору сержант.

— Ты сейчас с ним совсем не хочешь встречаться, — улыбнулся Зайчик. Он напился из ручья и потянулся. — Ой, как жрать хочется, сил нет. Да и обувка Федору нужна.

— Вы на что намекаете? — насторожился Федор.

— А что тут намекать — придется просить у людей. Куда ж ты босой? Сразу пишись в инвалиды...

Они вышли на опушку и увидели недалеко то ли хутор, то ли маленькую деревушку. В зелени садов утопали три или четыре хаты, к самому лесу прижимались хозяйственные постройки.

— Пойду в разведку, — сказал Зайчик. — В случае чего идите дальше без меня.

— Нет, — возразил Федор. — Пойду я. Вы в форме, а я человек гражданский...

Зайчик подумал и согласился.

Федор вышел на лесную дорогу и внимательно посмотрел по сторонам. Дорога была бойкой, наезженной. Он хотел было повернуть обратно, но кругом стояла такая тишина, что тревога его понемногу утихла, и он почти без опаски подошел к крайней хате. Во дворе, подоткнув подол широченной юбки, пожилая женщина замешивала в корыте свиньям.

Увидев Федора, она выпрямилась, вытерла руки о край фартука.

— Добрый день, — поздоровался Федор. — Добрый день, хлопча, — ответила женщина и бросила взгляд на босые ноги Федора.

— Тетенька, не найдется ли у вас что-нибудь на ноги? — попросил Федор. — Ботинки совсем разбились, бросил их у ручья.

— А куда, далеко идешь? — поинтересовалась женщина, еще раз окинув Федора с ног до головы.

— Куда все, туда и я, — уклончиво ответил Федор.

— А сейчас не поймешь, — хмуро заметила женщина. — Одни к фронту, другие от фронта.

— Я к фронту, — признался Федор.

— Тогда проходи, садись. Что-нибудь пошукаю. От хлопца моего где-то осталось. А он, наверное, как и ты, бедолага, где-то вот так шатается... — Она хотела было идти в хату, но Федор остановил ее:

— В лесу мои два друга дожидаются. Можно им зайти на ваш двор?

— Можно, сынок, можно. Сення у нас тихо. А вчерась ворвались, як з голодного краю. Матка, яйка, куры. Чуть откупилась. Одного поросенка припрятала в соломе... — Женщина пошла в хату, а Федор вышел на дорогу и подал рукою условный знак.

Вскоре за длинным, добела выскобленным столом в. хате сидели Зайчик, Федор и сержант. Федор успел на мягкие холщовые портянки надеть поношенные, но еще крепкие ботинки, и сейчас от тепла, окутавшего ноги, от пара, которым дышал варенный в мундирах картофель, его клонило ко сну. Он старался раскрывать глаза пошире, а они, как назло, слипались.

Женщина принесла миску малосольных огурцов и обратилась к Зайчику:

— Ты, я вижу, среди своих старший, командир нашей Армии. Ответь ты мне, кали ласка, докуда вы бежать собираетесь от этого самого супостата. Чула я, что он вас в Сибирь хочет загнать, а сам станет на Уральских горах.

— Ну, что вы, мамаша, — спокойно сказал Зайчик. — Сказки все это.

— Ну, тогда расскажи мне не сказку, а быль. Старший лейтенант отложил почищенную картофелину, задумался.

— Если бы правда давалась так легко, ее все давным бы давно знали. Вижу только, что война затягивается.

Ему, гаду, хотелось с утра начать войну, а к вечеру кончить. Поэтому он бросил сразу все самое лучшее, что собрал в Европе. Да не тут-то было. Вот, к примеру, Брест. Сколько он там солдат уложил своих. А теперь Могилев. Целый месяц мы его там трепали, посмотрели б вы, сколько его танков дымится под Могилевом.

— Ты сам видел? Зайчик улыбнулся.

— Да я командовал отдельным разведбатальоном. Мы встретили их передовые части еще на Друти. Горели их танки как миленькие. Даже от простой бутылки с горючим.

— Так, говоришь, побьете вы их? — не унималась взволнованная женщина.

— Обязательно побьем. Дайте только срок.

— Ну что ж, спасибо тебе за доброе слово, — сказала женщина и подвинула Зайчику миску с огурцами. — Дорога неблизкая. Может, перебудете у меня день-другой?

— Нет, мы лучше где-нибудь в лесу. А то, знаете, мало ли что в деревне...

— Ну, как хотите, детки, как хотите... — Она высыпала оставшийся картофель в холщовую тряпку, положила туда буханку хлеба. — Ни пуха вам ни пера, сыночки. Дай бог, чтобы все у нас получилось, как вы говорили...

Решили через деревню не идти, чтобы не вызывать подозрений. Вернулись на лесную дорогу. И не успели сделать сотню шагов, как прямо на них вышел дозор гитлеровцев.

— Хенде хох! — услышали они знакомую команду. Бежать было бесполезно. Зайчик со злостью бросил

трофейный автомат на землю и поднял руки. За ним подняли руки Федор и сержант.

Их ни о чем не спрашивали, с ними не разговаривали. Подталкивая прикладами, вели по лесной дороге. На опушке леса Федор увидел большую черную грузовую машину, в кузове которой сидело и лежало несколько красноармейцев — раненых, оборванных, измученных тяжелой дорогой отступления. По краям сидели конвоиры.