– Ты думать о ней, – произнесла Мадж.

– Что? А, о Лиат? Нет, не очень. Сейчас – нет.

– Ты оставить ее – свою любимую. Ты сердиться из-за нее и того мальчика.

Оту кольнула досада, но ответил он вполне спокойно.

– Они причинили мне боль, и все же я по ним скучаю. Хотя…

– Это освободить тебя, – закончила Мадж. – Для меня тоже так. С ребенком. Я боялась, когда первый раз поехала в города. Думать, никогда не подойду, никогда не приживусь. Никогда не стану хорошая мать без моей итиру, которая рассказать, как растить меня маленькую. Боялась много. И что? Ничего. Потерять все – не самое плохое, что есть.

– Это значит начать все заново, с чистого листа, – понял Ота.

– Точно так, – согласилась Мадж и добавила чуть погодя: – Начать заново и сделать лучше.

Они сидели и молча смотрели, как невидимое солнце осветляет край моря и неба. Едва над водой взошел рассветный пламень, молочно-белая кружевная дымка сгорела, и вот уже вся команда корабля высыпала на палубу поднимать паруса. Зазвучали песни, окрики, топот босых ног.

Ота поднялся, разминая затекшую спину, Мадж отряхнулась и тоже встала. Пока снаружи закипала работа, Ота спустился вслед за Мадж в трюм, где надеялся усыпить совесть и отдохнуть еще ладонь-другую. Его думы, однако, были по-прежнему обращены к неизвестности, что ждала впереди, и покинутому Сарайкету – городу, еще не осознавшему своего падения.