— Меня зовут Синин. Я с Квартара, как и вы, учитель. Уже неделю я пытаюсь добраться до вас, но не смог узнать даже ваш компьютерный адрес.
— Служители Школы умеют сберегать… уединение учеников.
— Как я рад нашей встрече! Я хочу попросить у вас, учитель, ваш Решатель, лучше — несколько экземпляров. Нам они крайне нужны для опытов.
— У меня остался всего один, с которым я сейчас работаю. Так что вынужден вас огорчить.
— Постройте еще несколько штук.
— Сейчас мне неинтересно делать машины. Есть вещи посерьезнее.
— Но как так?
— А чем же вы занимаетесь? — спросил оказавшийся рядом грузный мужчина с потухшим взглядом.
— Размышляю о благости мира.
— О благости?! Какая же может быть благость, справедливость! Вы слышали о Кирре? Там погибли все. Все! В их числе и мои родные. У меня был сын, моя надежда, мое будущее. Где он? У меня была прелестная дочь. Где она? У меня была любимая жена. Где она? О, если б я знал заранее, если б я мог вернуться назад… — Он замолчал, подавляя слезы. Потом спросил почти спокойно: — Я понимаю, что моему горю нельзя помочь. Но скажите мне: если мир благ, то откуда в нем страдания?
— Страдания подстерегают нас потому, что мы ищем радости.
— Не понял.
— Зла существует ровно столько, сколько Добра. Нет левого без правого, верхнего без нижнего. Одно не существует без другого, но все это — лишь наша иллюзия. Сейчас мы думаем, что это плохо, а завтра — что хорошо. Или так: одному что-то плохо, но другому это хорошо. Волчица должна зарезать ягненка, чтобы накормить своих щенят. Что плохо ягненку, хорошо волку.
— Но кому хорошо от того, что погибла моя семья?
— Я же сказал, что нет хорошего или плохого. Зло и Добро — две стороны одной сущности и являются только в паре. Представь себя ничтожной частицей огромного мира и ты избавишься от страданий.
— Но почему, почему именно моя семья?
— Я слышал, погибла вся планета. Многие тысячи людей.
— Да! И я спрашиваю — почему?
— Ты сам должен найти ответ. Быстрее всех всегда уходят лучшие.
— А что скажешь мне ты?
— Повторю: ищи ответ сам. Все случившееся есть следствие того, что мы недостаточно часто задавали себе этот простой вопрос — «почему?».
— Ты говоришь опасные вещи, — вмешался стоящий рядом старик. — Это экспромт, или у тебя есть система?
— «Система» звучит чересчур громко. Скажем так: сегодня я завершил первую книгу.
— Как до нее добраться?
— Я переправил ее в Информаторий. Она доступна каждому.
Синин схватился за компьютер.
— А, она написана на универсальном… Я только начал изучать эту нотацию.
— Дай я посмотрю, — попросил кирриец.
— Я обязательно почитаю на досуге твое произведение, — продолжил старик. — Только скажи мне сразу, Уренар, в нем раскрыта Истина?
— Истина разлита в знании, для умножения которого требуется преодолевать все новые и новые противоречия. Свершившийся факт есть мертвое знание, не дающее плодов. Однако из парадоксального, скажем, «все в мире относительно» можно вывести, что относительность абсолютна. В своей книге я говорю о том, как искать новые противоречия и парадоксы.
— Погодите, — вмешался кирриец, — я несколько лет в нашем университете преподавал универсальную грамматику, но здесь я почти ничего не понимаю.
— Видите ли, мое предложение о всеобъемлющем письме было искажено последователями. Я попытался исправить недочеты и использовал немного другую систему знаков.
— Это ж сколько времени надо на расшифровку! Внезапно обернувшись, Реннар чуть не толкнул
Шамона.
— Вынужден напомнить тебе, — сказал ректор, — что наши правила запрещают ученикам публичные выступления у ворот Школы. Посмотри, сколько людей слушает тебя. Непростительная оплошность с твоей стороны. А я как раз подал прошение об отставке и лучшей кандидатурой на место главы Школы назвал твою. Иди в свою комнату.
— Плохие правила надлежит вовремя менять.
— Даже так? Вижу, ты засиделся в учениках. Мое предложение остается в силе, и ты до завтрашнего утра должен принять решение — либо стать ректором Школы, либо покинуть ее стены. А сейчас уходи.
Утром следующего дня Реннар покинул Школу. У ворот его ждали его вчерашние собеседники и множество других людей.
— Я начал читать твою книгу, и у меня возникло много вопросов, — обратился к Реннару кирриец.
— Не думай получить на них мой ответ.
— И все же я задам один вопрос. Ты пишешь, что наш мир сотворил человек. Как это понимать?
— Ты недостаточно проницателен. Я написал лишь то, что сотворение нашего мира было предопределено изначально. Появление Начала — называй его как угодно — Первопричиной, Информзародышем, Упорядочением или Богом — роли никакой не играет — заставило Его осознать свое существование. А как можно понять, что ты существуешь? В древности сказано «я мыслю — значит существую». Но достаточно ли этого? Самое простое и убедительное — каким-либо образом отделить себя от остального мира, например, посмотреть в зеркало. Без этого отделения бессмысленно говорить о полноценном существовании, не так ли?
— Да, пожалуй, вы правы.
— Значит, видимый нами мир и мы сами — зеркало Бога, созданное Им для подтверждения Его существования. А сейчас представь, что ты для лучшего понимания себя создаешь, скажем, каракатицу. Но много ли ты узнаешь про себя, наблюдая за ней? Иные чувства, иной образ жизни — все не то. Недаром в священных книгах всех мировых религий написано, что «Бог создал человека по образу и подобию Своему». Однако если ты всемогущ, то что мешает тебе проделать идеальный эксперимент и создать точную копию самого себя? Ничего не мешает. Более того, любая ничтожно малая неточность, рано или поздно выявленная, делает бессмысленным все начинание. Следовательно, человек как существо разумное — точная копия Создателя мира. Остается лишь замкнуть временную ось, чтобы прийти к заключению, что Вселенная создана нами.
— Как я понимаю, она только будет создана…
— Да. Познавая мир, человек рано или поздно приобретет умение создавать новые миры, а затем — и тот мир, в котором находится сам. В этом я и вижу смысл познания. Отсюда и новое понимание благодетели и греха. Благо — это следование своему предназначению. Как эмбрион последовательно проходит все стадии развития вида — от клетки через насекомое, рыбу, амфибию, хвостатого уродца до человеческого детеныша — так человек, закалив душу в борьбе с чувственными соблазнами, должен стать на дорогу рационального познания окружающего мира. Грех — остаться в сети удовольствий тела и разума.
— Что… что он сказал?.. — послышались голоса. — Мы не слышали. Можно повторить?.. Не мешайте… Тише…
Реннар, поддавшись на уговоры, начал говорить. Речь его, позже названная миллионами его почитателей Надвратной проповедью, длилась не более получаса. Потом он ушел, и многие из собравшихся, провожая его, робко пытались прикоснуться к нему или хотя бы к его одежде.
На краю площади его ждала женщина. Легкое покрывало прятало ее лицо.
— Здравствуй, Вела.
— Узнал? Удивительно! Ну, здравствуй, Ренни. Ты ничуть не изменился за эти годы. Как был непонятным, оторванным от жизни чудаком, так им и остался.
— Зато ты изменилась, Вела. Почему ты выкрала мой Решатель? Тебе ведь стоило только попросить — я был бы рад оказаться хоть в чем-нибудь полезным.
— Ты еще не понял? Тогда скажи, откуда у тебя уверенность, что Решатель взяла именно я.
— У меня остался еще один. Я спросил у него.
— И?
— Он указал на тебя.
— С чего бы, а?
— Он набросал какие-то программки — я не стал разбираться. Словом, он вычислил твои действия.
— Вычислил, значит? Следовательно, я правильно сделала, позаботившись о том, чтобы и второй твой Решатель оказался у меня. Вот уже три минуты, как я обладаю им. Тебе эта техника все равно не нужна — ты ловец человеческих душ. Новый пророк. Не человек, а полубог. А я — простой полицейский, тупой до неприличия и озабоченный лишь малой раскрываемостью преступлений.