Ее не слишком заботила судьба этих двух голландцев. Она, как и ее отец, мало размышляла о муках, которые переносят другие.
Екатерина Медичи – теперь, когда ее любимый сын Генрих стал королем Франции и женатым человеком, – надеялась, что Елизавета может рассмотреть в качестве претендента на свою руку ее младшего сына, Алансона, который после того, как его брат стал королем, получил его титул герцога Анжуйского.
Елизавету забавляло, что можно снова начать играть в ухаживания.
Маленький мужчина довольно безобразен, рассказали ей; но французский посол – в высшей степени очаровательный Ла Мот Фенелон – не скупился на похвалы. Маленький герцог, откровенничал он, вне себя от любви к английской королеве; а то, что она старше его, это ему даже нравится. Он тоже не сопливый юнец, чтобы бегать за девчонками. Елизавета узнала, что Алан-сон слегка рябой, и заявила, что это заставляет ее засомневаться. Но Екатерина Медичи написала королеве, что ей известно великолепное лекарство, которое, по слухам, устраняет с лица все следы оспы и делает кожу гладкой. Елизавета ответила, что это превосходная новость и мать должна немедленно наложить это средство на лицо герцога Анжуйского.
А теперь… в Кенилуорт!
Стоял июль, и было очень жарко, когда процессия прибыла в Лонг-Итчингтон, находившийся в шести или семи милях от замка. Здесь Роберт воздвиг шатер, в котором был приготовлен банкет.
Королева, в прекрасном расположении духа и очень дружелюбно настроенная, посадила Роберта возле себя. Под конец банкета по приказанию Роберта к ней подвели очень толстого мальчика лет шести – самого толстого из всех, какого она когда-либо видела, и такого глупого, что он не мог понять, что перед ним его королева. После толстого мальчика ей предложили посмотреть на огромную овцу – самую крупную для своей породы. И мальчик, и овца выросли на землях Роберта. Королева несдержанно расхохоталась, и это было хорошим началом.
Покинув шатер, все отправились на охоту по дороге, которая должна была их привести в замок Кенилуорт.
Королева, возглавлявшая охоту, опять же держала Роберта возле себя, а он, с гордостью демонстрируя ей красоты и богатства пейзажа, говорил:
– Всем этим я обязан моей дражайшей госпоже. Пусть я умру в тот миг, когда забуду об этом!
Королева была довольна. Когда стало смеркаться, процессия подъехала к воротам парка Кенилуорт.
Тут ее встретили празднествами. А у самого входа в замок приветствовал человек огромного роста, который держал в руках дубинку и ключи. Выразив изумление великолепием прибывшего общества, он сообщил, что видит королеву впервые, и с большим чувством прочитал ей стихи:
О боже, что за бесценная жемчужина!
Не земное существо, без сомнения,
а, верно, богиня-правительница!
В лице, в руках, в глазах, во всех чертах
Красота, и милость, и радость,
и величие, и достоинство.
Украшена всеми небесными добродетелями.
Приди, приди, само средоточие всех совершенств,
приди с радостью и блеском;
Возьми, возьми дубинку и ключи, меня,
мое владение, я сдаюсь.
И врата, и замок, и мой господин сдаются тебе
и ищут твоей защиты.
Королева счастливо улыбнулась, ибо обожала подобные славословия, а это ей особенно понравилось, так как было придумано ее Робертом.
Когда общество проезжало еще через ворота замка, Роберт неожиданно заметил лицо, заставившее его сердце вздрогнуть от радости. В Кенилуорт приехала Летиция Ноллис.
Роберт провел королеву в ее апартаменты. Из их окон были хорошо видны великолепные фейерверки, устроенные в парке, – знак всей округе, что в Кенилуорт прибыла королева. В перерывах между залпами слышался гул пушек. Все выглядело так, словно король принимает у себя в гостях королеву. И все было так, как хотелось бы Елизавете.
– Роберт, – сказала она, – вы расточительный мот.
– Кто может быть излишне расточительным, принимая у себя ваше величество?
Она дружелюбно похлопала его по щеке, подумав: «Годы не отняли у него обаяния. Оно все то же, как и в дни его пламенной юности. Только теперь он стал более утонченным мужчиной, И я не сомневаюсь, что многие по-прежнему влюбляются в него. И все же он остался неженатым ради меня».
– Я буду помнить этот праздник в Кенилуорте до конца моих дней, – произнесла Елизавета. Потом, чтобы скрыть эмоции, добавила: – Часы стоят.
Он улыбнулся:
– Все часы в замке остановили в ту минуту, когда сюда вошли ваше величество.
Она причмокнула губами, приподняла брови.
– Время не движется для богинь, – пояснил Роберт. Затем поцеловал ее руку и сказал: – Вы обещали отдохнуть здесь двенадцать дней. На эти дни мы забудем о времени. Забудем обо всем, кроме развлечений ее величества.
– Такого, как вы, никогда еще не было… никогда! – ласково проговорила она.
– Мадам, – ответил он, – богиня может потерять своего Барашка и свою Овечку, своего слугу Мавра и даже свой Дух; но ее Глаза сослужат ей лучшую службу, чем все они.
– Быть может, в этом есть правда, – отозвалась Елизавета. – А теперь оставьте меня, Робин, я устала от дневного путешествия.
Он склонился над ее рукой, поднес ее к своим губам.
Она с нежностью улыбнулась, когда он ушел.
В коридоре Роберт лицом к лицу столкнулся с Летицией и понял, что она его поджидала. Легация стала еще красивее и показалась ему еще смелее, чем в те дни, когда впервые привлекла его внимание. Она больше не была леди Херефорд, поскольку ее муж стал графом Эссексом, а из-за своего сходства с королевой от ее бабушки Марии Болейн напомнила Роберту молодую Елизавету, которую он знал в лондонском Тауэре.
– Веселого дня вам, милорд! – пожелала Летиция.
– Я не знал, что вы приедете.
– Вы помните меня?
– Помню! Помню, разумеется.
– Я польщена. Значит, великий граф Лестер не забыл меня? Самый почитаемый королевой человек не забыл смиренной женщины, на которую однажды взглянул не без милости? – Ее глаза гневно сверкнули. Она напоминала ему, что он бросил ее, когда их связь все еще обещала так много наслаждения им обоим.
– Как может мужчина немилостиво взглянуть па такую красавицу? – спросил он.
– Может, если его госпожа прикажет ему так поступить. Если он настолько от нее зависит, что не смеет ослушаться.
– Я ни от кого не завишу! – надменно возразил он.
Летиция подошла ближе, подняв на него карие глаза, и язвительно проговорила:
– Значит, вы изменились, милорд.
Роберт никогда не терялся. Он не мог, не утратив достоинства, объяснить свое пренебрежение словами, поэтому обнял ее и поцеловал. В таких случаях поцелуи всегда более уместны, чем слова.
Дуглас пришла к нему в апартаменты, приведя с собой своего мальчика. Бедная Дуглас! Она чувствовала, что их сын должен воззвать к его чувствам, если это не удастся сделать ей самой.
Роберт отпустил слуг, посчитав, что может положиться на их верность.
– С вашей стороны очень глупо являться сюда, – взорвался он, как только они остались одни.
– Но, Роберт, я так давно не виделась с вами! Мальчик тоже очень хотел вас повидать.
Он взял мальчика на руки. Ему показалось, что маленький Роберт до опасного похож на него, на всех Дадли. Ребенок улыбнулся, обхватил ручками его шею. Он любил этого красивого сверкающего мужчину, хотя и не знал, что это его отец.
– Ну, мой мальчик? Что ты хочешь мне сказать?
– Это большой замок, – проговорил ребенок.
– И он тебе нравится, да?
Маленький Роберт кивнул, восторженно вглядываясь в лицо отца.