Крайне истощенная правдой, которая раскрылась ей этой ночью, Флер бросила документы и без сознания упала на подушки.

Когда она снова открыла глаза, Чевиот уже ушел. Июльское солнце пролилось в поруганную спальню и жестоко ударило в глаза молодой девушки, которая, должно быть, пролежала без сознания все короткие спокойные часы утра. За своей кроватью она увидела подавляющую фигуру миссис Динглфут с грозным выражением лица. Та поставила поднос, на котором был хлеб с молоком, и резко сказала:

– Давай, моя девочка, садись и ешь. Не играй со мной в прекрасную леди. Я не буду приносить сожженные перья или уксус для каждого из твоих обмороков.

Флер с трудом приняла сидячее положение. Все ее тело болело, и она чувствовала лихорадку.

– Где его светлость? – прошептала она.

– Уехал обратно в Лондон. Бедный джентльмен не мог вынести твои причуды и дышать тем же воздухом. Ты не достойна называться гордым именем Чевиот.

– Я не буду спорить с вами об этом, – сказала Флер, – но я желаю знать, когда его светлость намеревается вернуться.

– Никогда, – сказала управляющая и издала пронзительный смех, оглядывая разрушенную комнату. – Прекрасное гнездышко, а главное – подходящее для дочери раба, – добавила она, и волосы на безобразных подбородках задрожали с тайной и злобной радостью. – Я хочу, чтобы наш прекрасный молодой художник смог увидеть свою работу сейчас. Я осознала вовремя, что это была бесполезная трата денег его светлости Чевиота, а его женитьба на вас – бедствием.

Какой-то момент Флер молчала. Из слов женщины было очевидно, что она знала практически все. О каком уважении можно было просить сейчас, спрашивала себя бедная девушка беспощадно. «О, моя бедная мама, бедная мама, что ты сделала со мной!» – крикнула она про себя.

Из кармана фартука миссис Динглфут извлекла письмо, написанное размашистым почерком его светлости.

– Мне было велено отдать его вам. Когда вы прочитаете письмо, наведите, пожалуйста, порядок в этом сумасшедшем доме. Вы будете убирать его сами и в будущем. Вас не будут больше ждать служанки, – и она шагнула к двери.

Флер сказала вслед:

– Меня будут держать как узницу?

– Да, это то, чего вы заслуживаете.

– Мне не будет позволено видеться с кем-либо? – спросила робко Флер.

– Нет, – был ответ.

Флер боролась с мучительным желанием спросить, что случилось с Певерилом. Она не видела и не слышала о нем так долго, что могла только предположить: он покинул Кедлингтон. Итак, подумала она, ее оставили все, на милость миссис Динглфут. Как только ключ повернулся в замке, она прочла то, что написал Чевиот. Это было жестокое письмо, которое не прибавило ей спокойствия.

«Мадам, всякое доброе чувство, которое когда-либо было у меня к вам, умерло, когда я обнаружил, что вы представляете собой и что вы и ваша семья сделали мне. Я считаю, что ваши родственники обманули меня, женив на девушке из дурного рода и не предупредив об угрозе моему потомству. В настоящий момент я не хочу, чтобы этот ужасный скандал стал публичным, поэтому сказал всем без исключения, что рождение вашего ребенка так расстроило вас, что вас должны в будущем держать подальше от мира и ухаживать, как за сумасшедшей женщиной. Никому не будет позволено посещать вас. Моя преданная миссис Динглфут будет вашей единственной прислугой. Вы оказывали мне большое великодушие в прошлом, но тем не менее мысль о вашей красоте наполняет меня отвращением после того, как я узнал о вашей испорченной крови. Буду проводить большую часть своего времени в Лондоне или на континенте. Как муж, я оставляю за собой контроль за вашим состоянием и пригласил для этого мистера Клэба Нонсила.»

Это чудовищное письмо было подписано «Чевиот».

Молодая девушка подняла взгляд и огляделась вокруг скучным апатичным взором. Она не могла ожидать лучшего обращения от барона Кедлингтона, подумала она горько. После почти года близости с ним она была уверена, что он способен на любую мерзость.

Слова о ее большом великодушии в прошлом выделялись в письме Чевиота. Да, он смог бы все еще желать ее, если бы она подлизалась к нему. Но сейчас, не желая больше ее, он мог с садизмом радоваться от мысли о ее несчастье. У нее не осталось оружия, с которым она могла бороться. Перед ней простирался бесконечный вид одиночества. Если кузина Долли или мистер Нонсил, ее опекун, спросили бы про нее, то им ответили бы, что Флер не в своем уме. По правде говоря, если бы она оставалась здесь достаточно долго, она действительно могла бы потерять свой разум.

Уронив записку Дензила, Флер вытянулась на своей неубранной постели и с глазами без слез, прижавшись к мятым подушкам, долгое время лежала без движения. Позже в комнату вошла миссис Динглфут и, увидев леди на постели, огрызнулась на нее:

– Еще и слишком ленивая. Моя прекрасная леди не хочет начинать прибирать свою спальню. Хорошо, научится. Вот возьмите это, идите в соседнюю комнату и начинайте прибирать там…

Она швырнула Флер швабру и тряпку.

– У меня здесь есть два хороших человека, которые измерят ваши окна для решеток.

Флер проскользнула в свой муслиновый халат, обшитый синими лентами – одно из нескольких одеяний, которые Чевиот не разорвал.

– Тем временем, – продолжала миссис Динглфут, – за вами кто-нибудь будет постоянно наблюдать, чтобы удостовериться, что вы не пытаетесь покончить с собой.

Вдруг она открыла дверь, и вошла Альфа. Флер остановилась, ее взгляд был направлен на свирепую морду животного. Хотя она и была любительницей животных, она никогда не смогла бы подружиться с любимицей Дензила. Это не было виной бедной собаки: она знала, что хозяин Альфы умышленно тренировал ее кусать и рычать по его приказанию.

У миссис Динглфут в руке был кусок красного сырого мяса, которым она искушала голодную собаку. Та подошла к ней, раболепствуя, но женщина указала на Флер.

– Хи, Альфа, пусть посмотрит, что ты можешь делать, – сказала она.

Альфа прыгнула на леди Чевиот, и зубы животного сомкнулись на складке муслинового халата. Собака зарычала и стала тащить за оборки, глядя в глаза Флер. Девушка задрожала, но не закричала. Миссис Динглфут засмеялась.

– Подойди, Альфа, сядь и жди, – сказал она. – Позже ты будешь охранять мое хорошее создание.

Флер положила руку на горло.

– Меня оставят на милость этого животного? – тихо спросила она.

– Альфа не прикоснется к тебе, пока не попытаешься подойти к этим окнам, – сказала миссис Динглфут.

Флер закрыла глаза и содрогнулась.

Раздались мужские голоса, и миссис Динглфут пошла в будуар. Через минуту, прижавшись к примыкающей двери, Флер услышала голоса двух рабочих из имения. На своем сильном бэкингемширском диалекте они болтали о размере окон и типе прутьев, которые нужно нарезать.

Флер закрыла глаза и попыталась молиться. О, ужасная судьба: замкнутая за закрытыми дверями и зарешеченными окнами и с обращением как с сумасшедшим созданием! О, Певерил! Если бы ты знал, то не позволил бы им сделать такое со мной! Что случилось с тобой?

В действительности Певерилу мало кто рассказывал о событиях в Кедлингтоне. С той ужасной ночи, когда родился ребенок Флер, юноша много времени провел в Растингторпе. И только от самой старой Мачионесс он услышал наконец всю грязную историю.

Кларисса Растингторп, которой сейчас было около шестидесяти лет, в молодости была достаточно красивой, что позволило ей завоевать богатого мужа с высоким титулом. Она кокетничала с красивым молодым художником. Он находил ее отталкивающей, но трогательной, а та всегда пыталась убедить его оставить Чевиота и поселиться здесь в одной из комнат ее огромного особняка. Она бесконечно болтала с ним, пока он рисовал ее, угощала конфетами, которых он не хотел, пытаясь силой напоить его. Певерил находил это очень мучительным, но женщина платила хорошо за его работу, а без сбережения денег он никогда бы не смог надеяться на независимость, которой страстно желал.