– Во времена Петра Первого жил в Петербурге знатный француз – барон Дибилин, и славился он похотливым нравом, – начала Света, – почти каждый день в его доме проходили бурные вечеринки с дурной славой, вечерами дом барона обходили стороной. И вот однажды ехал Дибилин в своей карете и, проезжая мимо рынка, увидел очень красивую девушку. Нежную, юную, свежую, словно раскрывающийся бутон. Барон тут же возжелал ее, и приказал своему камердинеру вызнать, откуда эта девушка, а затем проследить за ней. Так и поступили. Красавица оказалась нездешняя, пришла с торговцами фруктами. Вместе с отцом и матерью они ютились недалеко от торговых рядов, так что выследить, куда после рабочего дня ушла семья, не представлялось труда. Ночью красавицу похитили, переполошив торговый люд черными масками. А дальше, наверное, все понятно, привезли девушку к Дибилину связанной, он силой ею овладел и у себя в покоях запер. Натешившись над девицей, он ножом разрезал веревки на ней, а та, не пережив позора, бросилась всем телом на острие. Ее кровь с ног до головы забрызгала барона, а в это время к нему как раз явился приказчик с каким-то поручением и увидел испачканного кровью француза и окровавленный нож в его руках. Говорят, барон в бешенстве заорал на приказчика и погнался с ножом за ним, а тот заметался по дому да и скрылся в погребах, ища себе укрытие, а француз – следом. И вот ищет он свидетеля своего кровавого преступления до сих пор.

– Мне всегда казалось, что история Государства Российского напоминала кровавую бойню, – покашлял я.

– Даже в легендах, – улыбнулась Светлана, – тем более что барон ищет приказчика до сих пор, – кто видел Дибилина, говорят, страшен он, как черт, борода отросла длиннющая, щеки ввалились, а на ноже кровь.

– Бодрящая история, рассказанная в темноте, – заметил я.

– Подземелье состоит из маленьких историй, Даниил, – вступил в разговор Евгений Михайлович, – это своего рода фольклор, без которого не обходится ни одно сообщество. Причем у диггеров все истории связаны с преступлениями, возможно, потому, что им приходится спускаться под землю, где на самом деле место мертвецов.

Я взглянул на Странника, пытаясь услышать шутливую интонацию, но не заметил ее.

На самом деле мой проводник был прав, ведь под землей ищут не только сокровища, метро, бункер или склад с оружием. Под землей скрываются следы преступлений, да так хорошо, что никто и никогда не найдет их следов.

– А вот, кстати, в Воронеже, – прервала молчание Света, – в роли «Летучего голландца» выступает гигантская змея.

– У нас тоже был такой случай, – рассмеялся Странник, – однажды к нам обратился известный в городе политик и попросил поймать его ручного удава, который – сейчас будет в некотором роде каламбур – смылся в санузел вместе с водой.

– И что? – хмыкнул я.

– Искали две ходки. Поняли, что нашли, когда услышали, как завизжали наши дамы, – Евгений Михайлович от души смеялся, – мы на те ходки специально ходили с девушками, они, что ни говори, более внимательны и, несмотря на то что сами уже опытные диггеры, все равно присматриваются к каждой движущейся тени, вот в одной из теней и признали огромного удава.

– А правда, что несколько месяцев тому назад под землей кого-то укусила ядовитая змея?

– Правда, – кивнул Странник, – такая же история, когда через спуск в унитазе или слив воды в ванной смылась у кого-то индийская гюрза. Я не был в той ходке, и поэтому мне рассказали, что вечером в мае этого года ребята решили проверить заброшенные развалины недалеко от Гатчинского замка.

История о том, что где-то в подвалах Гатчины расплодились ядовитые змеи, была сильно преувеличена. В действительности же речь шла о сбежавшей из лаборатории НИИ ядовитой гюрзе, которую не то, что никто не собирался ловить, но все уже морально приготовились, что она сбежала навсегда и, вероятно, погибла в наших климатических условиях. Ведь в лаборатории змея содержалась в боксе при постоянно поддерживаемой температуре, и резкая смена тепловых условий, скорее всего, должна была привести к гибели гюрзы.

– Очевидно ребята просто потревожили ее покой, – сказал Евгений Михайлович, – ведь ядовитые змеи нападают, если только что-то угрожает их жизни. Слай – один из участников той ходки – мне потом рассказал, что один из парней просто хотел воспользоваться заранее подготовленным лазом, как тут его укусила змея за запястье. Это хорошо, что среди ребят был опытный путешественник, который изъездил всю Южную Африку, Новую Гвинею и колесил по заброшенным уголкам Новой Зеландии, – он просто высосал из ранки яд и раскаленным ножом прижег место укуса. Это помогло на время задержать поражение, а после парня быстро доставили в местную больницу.

Иногда диггеры-шутники, чтобы их дорогой никто не пользовался, рассыпают какой-нибудь порошок за собой и оставляют надпись: «Яд». Проверить мало кто решается. Лучше найти обходную дорогу, ведь под землей даже шутки могут стать роковыми.

– Может быть, это только кажется, но мне не очень уютно тут, – произнес я, оглядев влажные, словно слюдяные, подтеки на стенах, темные провалы разбегающихся тоннелей, кое-где – мелькающие провода. Повсюду – вязкая тишина, будто в уши набили мокрую вату, так что каждый звук раздается как отдаленный удар в гонг…

– Чтобы тут находиться, нужно быть одержимым идеей, Даниил, – ответила мне Светлана, – ты можешь написать прекрасный материал о Метро-2, пользуясь архивными документами или рассказами очевидцев. Но если ты сам не испытаешь, как под рубаху к тебе заползает липкий ужас от сжимающихся стен и непроглядного мрака, от узких коридоров, где по стенам течет теплая вода, которая, если ты внезапно вспомнишь о Кровавом Бароне, покажется тебе кровью, то, скорее всего, не сможешь воссоздать правдивую атмосферу. Под землей слишком много тайн, и чтобы они позволили к ним прикоснуться, нужно постигнуть саму суть подземелья. А суть в том, что здесь нет реальности, есть только иллюзорная действительность и постоянно ускользающий смысл происходящего. Насколько исследован Мировой океан? – На одну треть. А недра земли? – И того меньше. Сколько лет прошло с тех пор, как я впервые оказалась под землей? – За все это время мне открылись лишь ничтожные грани тайн подземелья.

Возвращались мы молча. Я слушал, как под каблуками рассыпалась щебенка, и думал о фон Кайцере. Мне бы не хотелось, чтобы он вышел нам навстречу. Забавно – побродить в подземельях Питера, а информацию собирать о московских объектах.

На столе передо мной лежали карточки с надписями: Метро-2, Маяк, Ксения, Чернобыль, Олег Константинович, правительственный бункер. Между этими карточками не хватало нескольких связующих звеньев, а именно тех, которые смогли бы мне объяснить, в чем смысл так называемых маяков, и главное – кто их расставил. Кроме того, оставался вопрос, почему Ксения, которая всего лишь обнаружила оружейный плутоний, пропала на несколько лет и объявилась в какой-то клинике, которую мне еще только предстояло посетить.

Версия профессора Мальцева представлялась весомой, но малоперспективной, то есть я готов был принять на вооружение идею о заговоре, но вот кто же стоял за ним, этого я пока себе отчетливо представить не мог. С одной стороны, напрашивается вывод, что военные имеют непосредственное отношение к установлению «маяков», поскольку при строительстве Метро-2 были задействованы в том числе и военные инженеры.