Но он опоздал. Спустя час пятьдесят минут после первого сигнала поступила радиограмма, подписанная Энгусом и Эдмундом де Карлосом, сообщавшая, что Кадмус Коул скончался. Сообщение завершали благодарность за помощь экипажу «Белой леди» и информация о том, что последним желанием миллионера перед кончиной было обрести покой в море.

— Нет-нет! — закричал мистер Квин. — Останови их!

— Йо-хо-хо, Сильвер, — усмехнулся Бо. — Коул уже неделю лежит на дне Карибского моря в парусиновом саване.

— Целую неделю! — простонал Эллери. — Сейчас уже июль?

— Пятое июля, среда.

— Тогда мы должны поговорить с де Карлосом, Энгусом, радистом, матросами! Где они теперь?

— «Аргонавт» прибыл в Сантьяго-де-Куба через два дня после того, как Коул окочурился, — в прошлое воскресенье. В понедельник капитан Энгус и его команда получили расчет и были уволены.

— Де Карлосом? — спросил Эллери после напряженной паузы.

— Да. Потом де Карлос поставил там «Аргонавт» в «сухой» док, отправил другим кораблем в Штаты личные вещи Коула и прыгнул в самолет. Он должен быть здесь сегодня вечером или завтра утром.

Воцарилось зловещее молчание. Затем мистер Квин сердито выругался.

— Сердечный приступ посреди Карибского моря как раз во время шторма; смерть до того, как врач смог обследовать умирающего; похороны в море, прежде чем успели произвести вскрытие, — а теперь капитан и матросы разбежались перед тем, как их удалось допросить!

— Советую тебе, великий сыщик, — сказал Бо, — смотреть на все это так, как будет смотреть почтеннейшая публика. У Коула забарахлило сердце? Ну, так ему было шестьдесят шесть. Он умер в море? Было бы странно, если бы это произошло где-нибудь еще, так как последние восемнадцать лет он провел на борту яхты. Похоронен в пучине морской? Естественное желание умирающего человека, любившего море.

— А увольнение де Карлосом на Кубе капитана Энгуса и команды? — сухо осведомился Эллери.

— Конечно, он мог вместе с ними поплыть назад к северу на «Аргонавте». Но самолет летит быстрее, а де Карлосу, естественно, хотелось как можно скорее добраться до Нью-Йорка. Нет, приятель, тут все гладко, как детская…

— Мне это не нравится, — с раздражением сказал Эллери. — Коул составляет завещание, нанимает нас, ведет себя крайне таинственно, а затем умирает… Знаешь, Бо, некоторые люди назвали бы это скверным словом «убийство»!

— В юриспруденции существует такая штука, как corpus delicti,[7] — сухо ответил Бо. — Предположим, мы сумели бы убедить власти в возможности убийства, хотя будь я проклят, если знаю, как нам удалось бы это сделать. Тогда мы должны предъявить труп, верно? А где труп? Кормит рыб на дне Карибского моря. Нет, сэр, у нас только подозрения, а на подобные вещи в этом рэкете внимания не обращают.

— По крайней мере, — пробормотал мистер Квин, — мы получили от Коула пятнадцать тысяч долларов и уже поэтому не должны дать его убийце выйти сухим из воды.

— Мы получили их, но не надолго. Я хотел приберечь скверные новости до того момента, когда ты достаточно поправишься и сможешь выдержать потрясение. Эл, мы должны вернуть эти деньги, которые будут приобщены к состоянию Коула.

— Что?! — воскликнул мистер Квин. — Почему?

— Потому что Коул нанял тебя, а ты не сможешь расследовать то, что ему было нужно. Доктор сказал мне, что тебе придется бездельничать по крайней мере шесть недель.

— Не будь ослом, — огрызнулся Эллери. — «Эллери Квин, инкорпорейтед» — это ты, а не я. Значит, ты и будешь расследовать.

— Не могу. — Бо был мрачен. — Коул нанял лично тебя, и ты согласился. Это означает контракт на выполнение личных услуг. А такой контракт не может быть передан другому. Так что мы лишаемся пятнадцати штук и перспективы сказочно разбогатеть.

— Черта с два! — буркнул Эллери, погружаясь в агрессивные размышления. Вскоре на его лице появилась дьявольская усмешка. — Бо, кого Коул, по его словам, назначил своими душеприказчиками и опекунами над состоянием?

— Ллойда Гуссенса и этого де Карлоса.

— Ты их знаешь?

— Нет, и это взаимно. Ну и что?

— Меня они тоже не знают. — Эллери снова усмехнулся. — Тебе понятно, что я имею в виду?

— Ах ты, мошенник! — заорал Бо. — Это же получение денег обманным путем!

— Когда Гуссенс спросит Эллери Квина, ответишь ты.

— Я займу твое место! И ни Гуссенс, ни Карлос ни о чем не догадаются! — Бо вскочил со стула. — Позволь мне пожать руку гению!

— Помни о моей операции. Конечно, ты понимаешь, что мы замышляем преступление?

— Разве? — Бо почесал затылок. — Очевидно, ты прав, хотя, честно говоря, это меня нисколечко не заботит. Adios,[8] мистер Раммелл, — закончил мистер Раммелл.

— Vaya con Dios,[9] мистер Квин! — отозвался мистер Квин.

Ллойд Гуссенс позвонил на следующее утро.

Мистер Раммелл, он же мистер Квин, в назначенное время приехал в метро на Парк-роу.

Гуссенс оказался высоким и широкоплечим, приятным мужчиной лет под сорок, одетым как для визита, хотя и выглядевшим словно после бессонной ночи. Наведший о нем справки Бо знал, что Гуссенс проводит время между Парк-авеню и Пятьдесят второй улицей в сопровождении жены или без нее, в зависимости от обстоятельств. Обмениваясь с ним рукопожатиями, Бо со вздохом подумал, что быть богатым, наверное, здорово.

— Де Карлос только что приземлился на самолете из Флориды, — сообщил адвокат, махнув дымящейся трубкой в сторону двери кабинета. — Полагаю, вам известно, кто он такой, мистер Квин?

«Мистер Квин» обернулся в поисках Эллери, но, сообразив, что обращаются к нему, ответил:

— Лорд-камергер, не так ли? Кстати, Гуссенс, к чему все эти тайны?

Гуссенс нахмурился:

— Тайны?

— Коул ничего не сказал о самой сущности дела. Все оставил в секрете.

— Не понимаю, — озадаченно промолвил адвокат. — Его заказное письмо ко мне, в котором он обрисовывает условия вашего найма, делает все абсолютно ясным. К тому же это черным по белому изложено в его завещании.

— Вы имеете в виду, что тут нет ничего сенсационного?

Гуссенс усмехнулся:

— Ну, не совсем. Пойдемте в кабинет, познакомьтесь с великим визирем, и тогда мы обсудим дело.

Вскоре Бо пожимал руку человеку среднего роста, загоревшему от многолетнего пребывания на солнце и соленом ветру. У де Карлоса были густые черные локоны и пиратская борода. Широко открытые глаза за стеклами очков в серебряной оправе казались наивными, — по мнению Бо, даже чересчур наивными.

Расставшись с обоими душеприказчиками, Бо помчался в больницу и рассказал сгорающему от нетерпения Эллери о произошедшем и о де Карлосе.

— Он похож на испанского пирата!

— Допустим. Но как насчет дела?

— Ах, дело! — Бо посмотрел в окно. — Ну, приготовься к шоку. Либо старик Коул был законченным психом, либо нам предстоит адская работенка.

— Но в чем она заключается, ты, чертов бродяга?

— Всего лишь в том, чтобы найти парочку пропавших наследников.

— О нет! — простонал Эллери. — Это чересчур! Такого не может быть! А что с завещанием? Ты видел его?

— Да, и в нем имеются свои закавыки. — Бо объяснил Эллери условия завещания Коула.

— Но как могло случиться, что Коул не знал, где находятся его наследники? — осведомился Эллери.

Бо пожал плечами. Несчастливый супружеский опыт Кадмуса Коула на заре века восстановил его против всего института брака. У него был младший брат, Хантли, которого он отправил в Нью-Йорк изучать искусство. В 1906 году Хантли тайно женился в Нью-Йорке на своей натурщице по имени Надин Мэллой. В 1907 году у них родилась дочь Марго; и Кадмус только тогда узнал о женитьбе младшего брата, он пришел в ярость, потому что счел это неблагодарностью со стороны Хантли.

Кадмус прекратил посылать Хантли деньги и поклялся, что больше никогда не заговорит со своим братом. Хантли увез жену и маленькую дочь в Париж, где тщетно пытался заниматься живописью, живя в бедности на скудные средства жены, продолжавшей работать натурщицей.