Это, пожалуй, не имеет прямого отношения к нашей теме, но я не могу не отметить, что в торговых странах очень редко встречаются старинные фамилии, из поколения в поколение обладавшие крупными поместьями. Напротив, в местностях с малоразвитой торговлей, как, например, Уэльс или горная часть Шотландии, они очень многочисленны. Арабская история изобилует генеалогиями, а история, написанная одним татарским ханом и переведенная на несколько европейских языков, содержит почти только одни такие генеалогии; это доказывает, что старинные фамилии очень распространены среди этих народов. В странах, где богатый человек может расходовать свои доходы не иначе как имея на своем содержании столько людей, сколько возможно при данной величине дохода, он не рискует разориться, и щедрость его, по-видимому, редко бывает так безгранична, чтобы он пытался содержать больше людей, чем это ему по средствам. Но когда он имеет возможность расходовать на самого себя очень большой доход, он часто не знает границ своим затратам, потому что не знает границ своему тщеславию или своему эгоизму. Поэтому в торговых странах богатство вопреки строжайшим предписаниям закона, имеющим целью предотвратить его расточение, очень редко остается надолго в одной и той же семье. Напротив, это часто имеет место у примитивных народов без вмешательства каких бы то ни было предписаний закона, так как у скотоводческих народов, каковы татары и арабы, подобные предписания невозможны в силу того, что их имущество состоит из предметов потребления.

Таким образом, революция величайшей важности для общественного блага была совершена двумя различными классами людей, которые не имели ни малейшего намерения служить обществу. Удовлетворение самого смешного тщеславия — таков был единственный мотив крупных землевладельцев. Торговцы и ремесленники, гораздо менее смешные, действовали исключительно в своих собственных интересах и придерживались присущего им торгашеского правила зашибать копейку при всяком удобном случае. Ни те, ни другие не думали и не предвидели той великой революции, которую постепенно совершало безумие одних и трудолюбие других.

Таким-то образом торговля и промышленность городов явились в большей части Европы не следствием, а причиной подъема и развития деревни и сельского хозяйства.

Однако, поскольку такой порядок развития противоречит естественному ходу вещей, он неизбежно отличается медленностью и неустой чивостью. Сравните медленное развитие европейских стран, богатство которых в очень большой степени зависит от их торговли и мануфактур, с быстрым успехом наших североамериканских колоний, богатство которых основано исключительно на земледелии. В большей части Европы число жителей, как предполагают, удваивается не меньше чем в пятьсот лет. В некоторых из наших североамериканских колоний население удваивается, как это установлено, за 20 или 25 лет. В Европе закон первородства и неотчуждаемость владений всякого рода препятствуют разделу крупных имений и этим затрудняют возрастание числа мелких собственников. А между тем мелкий собственник, который знает каждый клочок своего маленького участка и относится к нему со всей привязанностью, естественно, внушаемой собственностью, в особенности мелкою собственностью, которому поэтому доставляет удовольствие не только обработка его, но и украшение, по общему правилу является наиболее трудолюбивым, наиболее сообразительным и достигающим наилучших результатов в сравнении со всеми другими, кто работает над улучшением земли. Кроме того, эти же ограничения держат вне рынка так много земли, что всегда налицо имеется больше капиталов, желающих купить ее, чем продажной земли, так что поступающая в продажу земля всегда продается по монопольной цене. Доход с земли никогда не оплачивает процентов на затраченную при покупке сумму и, сверх того, обременен расходами на ремонт и другими текущими издержками, которые не имеют места при отдаче денег на проценты. Покупка земли повсюду в Европе представляет собой самое невыгодное вложение небольшого капитала. В целях большей верности и сохранности человек скромного достатка, уходящий на покой от дел, нередко, правда, предпочитает вложить свой небольшой капитал в землю. Человек свободной профессии, доход которого получается из другого источника, часто предпо читает сохранить свои сбережения таким же образом. Но молодой человек, который, вместо того чтобы заняться торговлей или какой-нибудь свободной профессией, затратит свой капитал в две или три тысячи фунтов на покупку и обработку небольшого участка земли, может, конечно, рассчитывать на вполне счастливую и вполне независимую жизнь, но должен распрощаться навсегда со всякой надеждой приобрести крупное состояние или большую известность, кото- рые — при затрате своего капитала иным образом — он имел бы такие же шансы приобрести, как и всякий другой. Такой человек, хотя он и не может претендовать сделаться крупным собственником, часто не захочет снизойти до положения фермера. Поступление на рынок незна чительного количества земли и высокая цена ее затрудняют затрату на обработку и улучшение земли многих капиталов, которые при других условиях были бы затрачены на это дело. В Северной Америке, напротив того, 50 или 60 ф. часто признаются достаточным капиталом для того, чтобы завести плантацию. Приобретение и улучшение невозделанной земли представляют собой там наиболее выгодное применение как самых небольших, так и самых крупных капиталов и ведут самым прямым путем к богатству и известности, которые только можно приобрести в этой стране. Такую землю в Северной Америке можно получить почти задаром или по цене, которая значительно меньше стоимости ее естественного продукта, — вещь, невозможная в Европе или в любой стране, где вся земля давно перешла в частную собственность. Но если бы поместья делились поровну между всеми детьми после смерти владельца, оставляющего многочисленную семью, они по общему правилу, поступали бы в продажу. На рынок выносилось бы так много земли, что она уже не могла бы продаваться по монопольной цене. Доход с земли легче покрывал бы проценты с затраченного на ее покупку капитала, и мелкие капиталы могли бы затрачиваться на приобретение земли с не меньшей выгодой, чем при затрате их иным путем.

Англия ввиду естественного плодородия почвы, большей протяженности ее морского побережья в сравнении с общей поверхностью всей страны и наличия многих судоходных рек, прорезывающих ее и доставляющих преимущества водного транспорта некоторым наиболее отдаленным от моря частям ее, не меньше всякой иной крупной европейской страны предназначена самой природой быть средоточием заморской торговли, мануфактур, работающих на отдаленный рынок, и всех тех достижений и улучшений, которые обусловливаются этими последними. К тому же с начала правления Елизаветы английское законодательство проявляло особое внимание к интересам торговли и мануфактур, и действительно, не существует в Европе страны, не исклю чая даже Голландии, где закон, в общем, более благоприятствовал бы этому роду деятельности и труда. В силу этого торговля и мануфактуры непрерывно развивались на протяжении всего этого периода. Земледелие, без сомнения, тоже постепенно развивалось, но оно, по-видимому, медленно и несколько отставая следовало за более быстрым прогрессом торговли и мануфактур. Большая часть страны обрабатывалась, должно быть, еще до правления Елизаветы, но очень значительная часть ее до сих пор еще остается невозделанной, а еще большая часть ее возделывается гораздо хуже, чем это могло бы быть. Впрочем, законы Англии поощряют земледелие не только косвенно, покровительствуя торговле, но и непосредственно, различными мерами. За исключением неурожайных лет, вывоз хлеба не только свобо- ден, но и поощряется особой премией. В годы среднего урожая ввоз иностранного хлеба облагается пошлинами, по своим размерам имеющими запретительный характер. Ввоз живого скота, кроме как из Ирландии, воспрещен всегда, и только в последнее время он разрешен из Ирландии. Поэтому те, кто занимается обработкой земли, имеют монополию в отношении к своим согражданам на два главнейших из сельскохозяйственных продуктов, а именно на хлеб и мясо. Такое поощрение, хотя, в сущности, оно может быть вполне иллюзорно, как я попытаюсь в дальнейшем показать, достаточно доказывает, по крайней мере, намерение законодательства содействовать развитию земледелия. Но гораздо важнее всего этого то, что йомены в Англии пользуются столь прочным положением, независимостью и уважением, которые только может обеспечить им закон. Ввиду этого ни одна страна, где существует право первородства, где уплачивается десятина и где неотчуждаемость владения, хотя и противоречащая духу закона, в некоторых случаях допускается, не может поощрять сельское хозяйство больше, чем это имеет место в Англии. А между тем уровень его невысок. И каков был бы он, если бы закон не оказывал прямого поощрения сельскому хозяйству помимо того, которое косвенно получается благодаря развитию торговли, и оставил бы йоменов в том положении, в каком они находятся в большинстве других европейских стран? Прошло уже более двухсот лет со времени начала правления Елизаветы — период, который обычно требуется для развития человеческого благосостояния.