Я опустила глаза, ощущая, как меня охватывает паника. Меня оставили в живых, но мое будущее неизвестно, и, судя по словам этого Егора, меня отсюда живой не выпустят. Меня охватило такое сильное отчаяние, что захотелось упасть на пол и кричать от беспомощности.

– Я хочу домой, – только и смогла выдавить я из себя.

– А где твой дом?

– Я живу в Подмосковье. Добираться до института слишком долго. Поэтому я снимаю со своей однокурсницей квартиру на самой окраине Москвы.

– А ты хочешь вернуться домой?

– Да, – кивнула я.

– А ведь совсем недавно ты хотела жить, и тебе было безразлично, что с тобой будет дальше, если ты останешься в живых. Послушай, Наташа, а может, тебя действительно лучше шлепнуть, чтобы ты не мучилась?

– Что значит шлепнуть?

– Помочь уйти в мир иной.

– Нет! – крикнула я и в ужасе посмотрела на Егора.

– Значит, ты хочешь остаться в живых?

– Хочу, – спешно ответила я и закусила нижнюю губу.

– Тогда тебе придется жить по моим правилам. Я подарил тебе жизнь, и я буду ей распоряжаться. Будешь работать на меня и исполнять все, что я тебе скажу. И не вздумай сбежать.

Говоря это, Егор так смотрел на меня, что по моему телу пробежали мурашки.

– У меня есть запись, на которой ты признаешься в убийстве Игоря. Она сразу попадет по месту назначения, и даже страшно представить, какой срок тебе дадут. Ты в тюрьму хочешь?

– Нет.

– Умирать ты не хочешь, в тюрьму не хочешь! Тогда слушайся меня.

Ночью я задремала с огромным трудом. Я лежала в комнате с одним крохотным зарешеченным окном, смотрела в темный потолок и смахивала слезы. Если бы я знала, что случайная связь обернется для меня таким диким кошмаром, я бы никогда в жизни не поехала с Игорем на дачу… Я несколько раз прокручивала в голове кошмарные события минувшего дня. Мне было очень жалко Игоря, а еще больше жалко себя, ведь Игорю уже ничем не поможешь. Правда, я не знала, смогу ли я помочь самой себе, ведь даже если мне удастся убежать из этого дома, меня тут же возьмут наши правоохранительные органы и мне будет достаточно сложно доказать, что я не являюсь убийцей Игоря.

А еще я не могла представить себе, как я должна работать на этого Егора. Чем должна заниматься? В голове роилась масса мыслей, и каждая из них была хуже другой. От этих горьких раздумий я уже не понимала, повезло мне, что я осталась жива, или мне бы лучше умереть.

В памяти всплыл мой институт, моя группа и парнишка со старшего курса, который постоянно пожирал меня глазами, но так ни разу и не подошел. Игра в гляделки длилась почти год. Если я не видела его в институтских стенах, то мое настроение тут же ухудшалось, все вокруг становилось каким-то серым, будничным и неинтересным. Как только он появлялся, я расправляла плечи, оживала, расцветала на глазах, старалась выглядеть как можно лучше и ждала того момента, когда он пройдет мимо и мы встретимся взглядом. Я сотню раз злилась на него за то, что он не подходит ко мне, но моя однокурсница Валя убеждала меня, что сейчас такая тенденция и самое большее, что парни могут сделать в отношении девушек, так это только на них смотреть. Такие вот «смотрящие» молодые люди.

Я уже давно пришла к мысли, что должна сделать шаг навстречу сама, но не могла. Не пойму, что меня останавливало? Нас приучили, что инициатива должна исходить от мужчины… И вот теперь я жалею, что не сделала этот шаг. Сильно жалею. По крайней мере, было бы что вспомнить. Какая разница, кто сделает шаг навстречу друг другу первым, главное, чтобы двое встретились и были счастливы. Господи, а я ведь совершенно ничего о нем не знаю. Ничего… И наверно, уже никогда и не узнаю.

По щекам вновь потекли слезы. И откуда у человека может быть столько слез? Кажется, что ты их уже все выплакал, а они все текут и текут. Кто бы мог подумать, что со мной может произойти подобное? Отдаться первому попавшемуся мужчине, к которому воспылала страстью, и попасть в страшный переплет…

Открыв глаза, я увидела сквозь крохотное окошко пробивающийся дневной свет и, приподняв голову, попыталась припомнить все, что произошло со мной этой ночью. Чем больше я вспоминала, тем больше и больше приходила в состояние дикого ужаса и полнейшей безнадежности. Выход был только один – бежать. Бежать при первой появившейся на горизонте возможности.

Я встала на кровать и дотянулась на цыпочках до крохотного окошечка с железными прутьями. Я не увидела ничего, кроме лужайки и двухметрового забора с видеокамерами. Я плюхнулась обратно на кровать, обняла подушку и, поджав под себя ноги, закрыла глаза, чтобы не видеть мерзкую комнату. Мне было больно, страшно и одиноко…

Где-то там, далеко, остался мой поселок со старой избой, в которой жили мама и три младшие сестренки. Отец мой давно сгорел от водки, и вместо скорби мы после его смерти почувствовали только облегчение. С этой минуты наша жизнь стала более спокойной, размеренной и даже дружной.

Я с детства тянулась к языкам. Покупала различные учебники, учила английский, занимаясь дополнительно со школьной учительницей. Мало кто верил, что я смогу поступить на бесплатное отделение довольно престижного института, так как конкурс был просто сумасшедший, но я смогла. Без связей, спонсоров и денег.

Прожив год в общежитии, мы вместе со моей однокурсницей сняли крошечную двухкомнатную квартирку. После занятий подрабатывали репетиторами английского языка, жили без выходных, праздников и свободного времени. Я стоила дешевле, чем старшекурсники или преподаватели институтов с какими-нибудь научными званиями, но от учеников у меня отбоя не было.

Одного мальчика мне пришлось покинуть по собственному желанию, несмотря на то, что он был достаточно умным ребенком и делал значительные успехи. Дело в том, что его отец положил на меня глаз и постоянно оказывал мне недвусмысленные знаки внимания. Я делала вид, что ничего не замечаю, и особую неловкость чувствовала именно в те моменты, когда мама мальчика находилась дома. Это была красивая, интересная и душевная женщина, которая относилась ко мне с теплотой и интересовалась моими делами. Мне было очень стыдно, когда ее муж незаметно пытался ущипнуть меня за попку или, выбрав момент, пока жена была на кухне, а ребенок учил новые слова, пытался залезть мне под юбку. А в последний раз и вовсе его поведение не укладывалось ни в какие рамки. В этот день мамы мальчика не было дома, и, когда мы с ребенком читали текст, он позвал меня на кухню. Стоило мне зайти туда, как мужчина закрыл дверь, задрал на мне платье, завалил на стол, стал стягивать с меня трусики. Я была в шоке. Закричишь – прибежит перепуганный ребенок, расскажет все матери, и тогда попробуй докажи, что ее муж сам начал ко мне приставать. Никто не поверит. Молчать и отдаться этому хаму – значит, себя не уважать и стать безмолвной шлюхой, удовлетворяющей похотливые желания абсолютно чужого мужика. Я попыталась вырваться, но этот идиот схватил меня за волосы и чуть слышно сказал:

– Молчи, сучка. Не дай бог, мой пацан услышит, убью. Расслабься, я тебе приплачу. Только молчи. Будешь мне давать – твоя ставка повысится.

Я не помню, как смогла вырваться без лишнего шума, ударила чересчур настойчивого папашу в пах и бросилась прочь. Выбежав в коридор, я быстро обулась и, не обращая внимания на крик ребенка: «Тетя Наташа, вы куда?», рванула со всех ног вниз по лестнице.

Мать мальчика мне неоднократно звонила, спрашивала, почему я так неожиданно ушла и больше не объявляюсь. Ребенок очень переживает и не хочет другого преподавателя. Пришлось врать, что в тот день мне по семейным обстоятельствам пришлось срочно уехать из города. Она звонила мне еще несколько раз, и, разговаривая с нею, я ощущала совершенно непонятную перед ней вину.

– Ну что, проснулась?

Я еще сильнее прижала к себе подушку и посмотрела на зашедшего в комнату Егора.

– Как дела?