Дверь за его спиной отворилась.

– Осу́жденная Кутузова прибыла по вашему приказанию, – проговорил певучий девичий голос, делая стандартное для мест заключения ударение на букву «у» в слове «осуждённая».

«Почему они все говорят так? И ведь не только осуждённые. Весь здешний персонал от нижних чинов до высших. Своего рода шик – шик уголовников, шик трагической неграмотности, шик переставленных местами ценностей, шик скотской клановости…»

Смеляков повернулся к вошедшей. Перед ним стояла девушка среднего роста, весьма миловидная, несмотря на всю неухоженность и усталость, характерную для всех женщин колонии. Её затравленные глаза лежали в глубоких тёмных кругах – несмываемой печати утомлённости.

– Здравствуйте, Наталья Сергеевна, присаживайтесь, – сказал Виктор доброжелательно.

– Спасибо, гражданин начальник. – Девушка послушно опустилась на стул и уставилась в дощатый пол.

– Курить хотите? – Смеляков подвинул к ней пачку «Столичных».

Она коротко взглянула на него и кивнула.

– Спасибо.

– Небось только «Беломор» тут садите?

– Это в лучшем случае…

– Устали здесь?

Она молча пожала плечами.

«А ведь и впрямь хороша. Могла бы настоящее счастье какому-нибудь мужику составить. Нет же, парится на зоне. И всё из-за чего? Красивой жизни захотелось? Лёгких денег? Так ведь не было у неё красивой жизни-то. Выпивка была дармовая и нескончаемая, пацаны всякие. Только это всё – дешёвка. Ничего хорошего и по-настоящему красивого она так и не получила, связавшись с ворами. Приучили её к анаше, привыкла она под кайфом ходить – вот и всё, чего добилась. А ведь мечтала актрисой стать, театр любила, по-своему, но всё-таки любила. Но оступилась, а сил подняться не хватило. Так и покатила вниз. Вряд ли теперь ей удастся вернуться к своей прежней мечте. Слабые люди не поднимаются…»

– Наталья Сергеевна, я к вам по делу, – сказал Смеляков.

Она кивнула и чиркнула спичкой, закуривая.

– Можно ещё взять? – Она выпустила дым, задула спичку и робко указала глазами на сигареты. – Впрок?

– Можно, – разрешил Виктор.

Щелчком она выбила из пачки ещё пару сигарет.

– Да вы всю пачку возьмите. – Смелякову стало грустно. – С подругами поделитесь.

– Спасибо, гражданин начальник.

– Есть подруги-то? Или все на воле остались?

Она неуверенно пожала плечами. Откуда возьмутся подруги в царстве одиночества и бесконечного унижения, где запросто могут убить за пачку чая? Мир, в который она попала, был ужасен.

– Да и на воле-то были небось не настоящие подруги, – предположил Виктор.

– А где они, настоящие-то? – отозвалась без энтузиазма девушка и мотнула головой, отбрасывая упавшую на глаза прядь сальных волос.

– Наверное, если бы вы в театральный всё-таки поступили, были бы хорошие друзья сейчас, а не эти… – Виктор указал глазами на окно.

– Теперь уж поезд ушёл, – с убийственным равнодушием сказала Наташа.

– Ну, зря вы так… Изменить жизнь к лучшему никогда не поздно.

– Это вам только так кажется. Я себя знаю. У меня нет будущего. – Она усмехнулась. – Чего не смогла прежде, того и теперь не смогу. Да вы, гражданин начальник, за меня не переживайте. У меня тут новая жизнь началась. Раньше об одном мечтала, нынче – о другом. Теперь для меня главное – жратва, тепло и чтобы не работать. – Она показала ему покрытые коричневыми мозолями руки.

– Не могу не переживать… Вы мне почти как родная, Наташа, – лукаво улыбнулся Смеляков.

– С чего вдруг такая честь? Я вас и в глаза-то никогда не видела.

– Я же о вас давно знаю.

– Ну?

– Ещё с тех пор, как вы с Груздиковым и всей его компанией знакомство водили.

Она присвистнула:

– Откуда вы про них знаете?

– Я же сказал, что давно интересуюсь вами. Стало быть, и окружение ваше мне известно.

– Забавно. – Наташа задумчиво посмотрела на тлеющий кончик сигареты.

– Было бы забавно, если бы наша беседа происходила где-нибудь на московском бульваре, где мирно щебечут птицы и пенсионеры играют в шахматы на скамейках, и мы бы вспоминали наших общих хороших знакомых. Но сейчас нас окружает колючая проволока, и ничего забавного в этом нет… Но ваши московские приятели меня всё-таки интересуют. Что вы можете поведать о них?

– Весёлые ребята, – хмуро проговорила она.

– Чего же в них весёлого? Это они вас к «травке» приучили?

Она подумала и уточнила.

– Не они, а Серёжа…

– Кучер?

– Он самый… Такой… – она сощурилась, пытаясь представить перед собой Кучеренкова, – классный мужик…

– Чем же он вас, Наташа, так очаровал? Обыкновенный ворюга.

Она пустила дым через ноздри.

– Обыкновенный? Нет, гражданин начальник. Обыкновенные сидят, а Кучер всегда на воле… Нет, он не из обыкновенных. И он очень… щедрый.

– Легко быть щедрым, когда даришь не своё, – мягко парировал Виктор.

Пристально посмотрев на Смелякова, девушка спросила:

– Вы ко мне по его душу пришли?

– А Груздь? – в свою очередь спросил Смеляков. – Если следовать вашей логике, то он тоже необыкновенный. Он тоже не сидит…

– У Груздя размаха нет…

– Ясно. – Виктор понимающе кивнул. – После возвращения в Орджоникидзе вы с кем-нибудь из них общались? Контакт поддерживали?

– Звонила иногда… Редко… Но не из дома, а с телеграфа, чтобы мать не знала… Я ведь хотела опять в Москву ехать, но попалась с анашой.

– А для чего в Москву собирались? Ещё разок в институт попытаться?

– Нет, про это я думать забыла. – Девушка досадливо отмахнулась. – Просто захотелось в Москву. Хотя бы ненадолго. У нас-то такая глухая тоска по сравнению со столицей… Впрочем, сидя здесь, начинаешь понимать, что самая скотская жизнь за этими стенами – уже рай…

– Значит, в Москву вы собирались, чтобы опять за воровство взяться?

– Я не воровала, гражданин начальник!

– Но в ресторане «Гавана» на широкую ногу с Груз-диковым, Кучеренковым и Сошниковым гуляли? И в интимных отношениях со всеми тремя состояли, ведь так?

– И что? Мало ли с кем я чего… – Она сделала равнодушное лицо, но в её глазах Смеляков заметил удивление.

– Наташа, послушайте меня внимательно.

– Да слушаю я. – Она зажгла очередную сигарету.

– Кучеренков, Груздиков и Сошников занимаются воровством. Вы об этом были осведомлены и хоть косвенно, но принимали участие в их делах. Вы понимаете, чем это может обернуться для вас?

– Я тут ни при чём! – воскликнула она. – Не надо мне чужого шить!

– Ни при чём? А откуда тогда у вас зажигалка «Рон-сон» взялась и часики? Откуда у Кучера часы «Сейко»? Вы же знали, что всё это и многое другое было украдено! Значит, вы состояли с ними в преступном сговоре.

– Нет! Клянусь, я ни при чём! – Её глаза широко раскрылись.

– Наташа, вы получили срок за наркотики. Но за соучастие в тех кражах вы получите ещё, причём гораздо больший. Дела ведь у них серьёзные. Лет на десять, если не больше потянут.

– Но я же никакого отношения не имела к их делам, гражданин начальник! – Девушка подалась вперёд всем корпусом и стукнула себя в грудь. – Я ни про что не знаю… Ну только про ателье по ремонту, что ли, радиоаппаратуры краем уха слышала.

– Про которое ателье? – Смеляков спросил спокойно, не подав вида, что этот предмет разговора остро заинтересовал его. И тут же бросил собеседнице наживку: – Это которое на проспекте Вернадского или которое на Ленинском?

Ни о каком ателье он и понятия не имел, вопрос задал на всякий случай, будто у него имелась информация о нескольких кражах. Но Кутузова «клюнула».

– На Ленинском, что ли, точно не помню. Сошка с Груздем тогда, кажется, в первый раз на такое дело пошли. Напились у меня дома, а на следующий день хвалились, что телевизор и что-то ещё умыкнули из ателье…

– Когда это случилось?

– Кажется, в восьмидесятом… Весной где-то… Давно это было, я уж почти забыла всё…

– Ну уж и не помните! Девушка с таким очаровательным личиком должна обладать не менее замечательной памятью.