В третьесортной пивнушке, окна которой были наполовину заделаны гофрированным пластиком нелепого жёлтого цвета, уже горел свет. Две длинные синеватые лампы, облепленные паутиной и прошлогодней мошкарой, громко гудели и помаргивали время от времени, словно намереваясь погаснуть. За мокрыми столами, усыпанными хлебными крошками и рыбьей чешуёй, тесно толпились раскрасневшиеся посетители; одни пили из кружек, другие – из пол-литровых стеклянных банок, третьи наполняли для себя сразу трёхлитровую банку, чтобы не стоять в очереди дважды, и отхлёбывали пенное пиво, наслаждаясь собственной сообразительностью. В воздухе терпко пахло чем-то нестерпимо кислым, сквозь плотный гул голосов слышалось чьё-то хриплое возмущение: «Пусти! Я тебе не пацан, чтобы со мной так… Налей, мать твою! Имею право! Я за вас, сосунков, кровь проливал!»
Егор сразу увидел Степана за столиком в дальнем углу. Вернее, сначала он увидел стоявшего рядом с Васильком человека. «Бурый», – понял он и застыл на месте, объятый животным ужасом, будучи не в силах оторвать взгляд от тяжёлого лица мужчины. Над левой бровью Бурого виднелся глубокий шрам, вторая бугристая борозда тянулась от верхней губы до середины щеки. Мощные челюсти лениво перемалывали что-то. Глаза почти не виднелись под низко нависшими бровями, только изредка в глубине глазниц угрюмо вспыхивал мутный огонь зрачков. Издали Егору почудилось, что руки Бурого были в синеватых сетчатых перчатках, но, приглядевшись, он понял, что никаких перчаток Бурый не носил, а причиной густого синюшного узора на руках была татуировка, сплошь покрывавшая кожу.
Соседний стол пустовал: пространство было почтительно освобождено, пьянчуги отступили подальше от Бурого, чувствуя в нём грозную и мрачную силу уголовного авторитета.
Василёк взмахнул рукой, подзывая Егора. Рядом с Бурым он выглядел так же смешно и жалко, как вертлявый шакал возле могучего Шерхана из мультфильма «Маугли».
– Топай к нам! – позвал Василёк.
– Привет, – неуверенно поздоровался Егор.
– Это Бурый, – представил Василёк своего угрюмого собутыльника. – Знакомься.
– Егор, – назвался Фомин.
Уголовник промычал в ответ что-то невнятное и ощупал Егора давящим взглядом.
– Сколько тебе лет, пацан? – спросил он, закончив жевать воблу и вытащив синей ручищей изо рта обглоданные рёбрышки рыбы.
– Двадцать.
– Видишь… – Бурый надолго замолчал и принялся неторопливо пить пиво. – Я отсидел больше, чем ты живёшь.
Фомин не нашёлся, что ответить на эти слова. К их столику юрко вильнул тощий мужичонка с блестящей лысиной.
– Позволите угостить беленькой? – сладко предложил он и услужливо согнулся, вперившись в Бурого.
– Поставь! – Бурый указал глазами на стол, и мужичонка проворно вытащил из внутреннего кармана пиджака бутылку водки. Едва заметным движением головы Бурый велел ему скрыться, и тот, чуть ли не сияя блаженной улыбкой, мгновенно исчез в толчее пивнушки.
– Ну вот, – произнёс Василёк, откупоривая водку, – обмоем встречу.
– А ты пока пива ещё притарань, – буркнул ему Бурый и словно уснул на несколько мгновений, застыв без движений и закрыв глаза. На его опущенных веках Егор увидел татуировку «ЗЛО». Почему-то эти криво написанные буквы произвели на него жуткое впечатление.
– Я мигом, – сказал Василёк, подхватил пивные кружки и ринулся к прилавку.
– Ювелирный хочешь тряхнуть… – заговорил Бурый, когда они остались вдвоём. – Дружок твой растолковал мне твою задумку.
– И как… как вам кажется?..
– Ну для начала я тебе скажу вот что. Возьмут тебя на второй же день.
– Почему это? – опешил Фомин.
– Если я правильно въехал в тему, то ты работаешь на троллейбусе, проезжаешь мимо магазина каждый день.
Так?
– Так…
– Самым мозговитым себя считаешь? – Бурый мрачно ухмыльнулся. – Салага ты незрелая. Ментов держишь за безмозглых козлов, а они в первую очередь начнут шерстить, кто мог глаз положить на этот ювелирный. И всех водил троллейбусных, автобусных и прочих, которые мимо витрин шпарят, в первую очередь проверят. Таксистов тоже. Всех, кто работает по соседству, и всё такое…
Фомин прикусил губу.
Гремя полными кружками, с которых стекала густая пена, вернулся Василёк.
– Ну как вы тут?
– Объясняю твоему корешу, что дурак он, – проговорил Бурый, повернувшись к Васильку. – И ты дурак, раз сразу не объяснил, что вас за жопу возьмут при таком раскладе… – Он зыркнул на Егора, отхлебнул пива и равнодушно сказал: – Заруби на носу, что после твоего магазина к тебе нагрянут очень скоро… Где живут, там не гадят, пацан. Разве ж можно идти на такое глупое дело? Возьмут фотографии всех водителей, предъявят свидетелям, и – гуляй, Вася! На третий день тебя вычислят, это уж как пить дать…
– Как же быть? – подавленно спросил Фомин.
– Нужно покумекать. Да и узнать надо, чей это магазин…
– А чей он может быть? – удивлённо встрял Василёк. – Государственный.
– Это ты так думаешь, паря. Сейчас так не делается… Через многие государственные магазины идут товары очень солидных людей. Деловых людей. Понимаешь?.. Ладно, пацаны, я выясню, что к чему, а дня через три сойдёмся, обтрясём это дело ещё разок. Но ты, – Бурый ткнул татуированным кулаком Василька в плечо, – попомни, что я с тебя за услугу спрошу, когда время придёт…
Он кивнул на водку, и Василёк торопливо разлил её содержимое по кружкам с пивом.
– Ну, что ли, дрогнем? – бесцветно спросил Бурый и, не дожидаясь ответа, медленно влил в себя всю кружку.
– Опа! – прокомментировал Василёк.
– Всё! – Уголовник со стуком поставил кружку, промокнул рукавом губы и, не проронив больше ни звука, двинулся к выходу.
– О каких деловых людях он говорил? – повернулся Фомин к Васильку.
– О теневиках.
– Не понимаю.
– Теневая экономика. Слышал такое выражение? Цеховики и прочие…
– Слышал что-то, – неуверенно ответил Фомин.
– «Что-то»! – передразнил Василёк и добавил презрительно: – Люди миллионами ворочают. Знать надо… А ещё воровством хочешь заниматься!
– Я не хочу этим заниматься, – огрызнулся Фомин, – только один раз.
– Все занимаются «только один раз». А потом ещё «только один раз». И ещё. А затем на зону «один раз», а там ещё и ещё… Ради одного раза и начинать не для чего…
– Ребятки! – возле них вынырнул невесть откуда лысый мужичок, угощавший Бурого водкой. – Вижу, с уважаемым человеком ручкаетесь. Ежели что, уж не побрезгуйте моей компанией. Вдруг помощь моя для чего-нибудь потребуется, ась? Могу любой замок откупорить с полплевка. Поспрашивайте здесь, когда потребуюсь, Мыша-ка… – Он погладил себя по вспотевшей лысине и заискивающе улыбнулся. – Понимаю, у вас свои дела, я и не напрашиваюсь, ребятки. Но в случае чего спрашивайте Мышака. Тут меня многие знают… А с таким человеком, – он кивнул на дверь, где скрылся Бурый, – я завсегда готов работать…
– Я поговорю, – холодно ответил Василёк, и мужичок, поблёскивая лысиной и понимающе кивая, скрылся в толпе.
Во второй раз Угрюмый-Бурый пригласил Василька и Фомина в пивную недалеко от станции метро «Сокольники», наотрез отказавшись появляться на месте их предыдущей встречи.
– Не по нутру мне тамошняя тошниловка, – пояснил он. – Здесь мне спокойнее.
– А там что? – спросил Фомин.
– Любопытных много, ушей оттопыренных тоже, – неопределённо объяснил уголовник. – Но не в том суть… Разговор у нас будет короткий… Сматывайте вашу затею, пацаны.
– Чего так? – чуть ли не обиженно произнёс Василёк.
– Тухлое дело. Если не менты повяжут вас, то придавят с другой стороны.
– Кто придавит? – шёпотом спросил Фомин. От близости Угрюмого его начало мутить. Тигриные глаза уголовника выворачивали его наизнанку, от вида жутких шрамов на лице в животе Егора всё сжималось в холодный комок.
– Это магазин одного очень серьёзного человека, – тихо сказал Угрюмый. – Никому нельзя туда соваться. Если не схлопочете перо в бок, то будете всю оставшуюся жизнь горбатиться на него, на зоне и на воле.