– Всё придумали, – решительно заявил азербайджанец. – Ни в чём я не виноват.

– Придумали? – переспросила Вера. – Вы хотите сказать, что не имеете отношения ни к каким наркотикам? Я вас правильно поняла?

– Да.

– Но вот заключение экспертизы, которую вы проходили в 7-й наркологической клинике. Тут сказано, что в вашей крови и моче обнаружены остатки гашиша. Вот… – Вера показала Нариманову медицинский бланк с печатями.

– Не знаю. Это ошибка. Ничего у меня в организме нет.

– Вы знаете, для чего я пришла?

– Нет.

– Следователь требует санкцию на ваш арест.

– Не понимаю, почему хотят уничтожить уважаемого человека, – угрюмо покачал головой азербайджанец. – Ничего плохого я не сделал.

– А как же анаша? Откуда у вас анаша?

– Это не моё, мне подбросили! Это опер мне в карман анашу подсунул.

– Вы понимаете, в чём вы обвиняете сотрудника милиции? У вас есть доказательства, гражданин Нариманов?

– Зачем мне доказательства? Он подбросил, и всё тут! Этот опер, Смеляков его фамилия, он просто невзлюбил меня за что-то. Я как увидел его, сразу понял, что будут неприятности. Может, он азербайджанцев не любит?

– Как, вы сказали, его фамилия?

– Смеляков. Он так представился, когда документы спрашивал, будто фамилией своей хотел напугать меня. Тоже мне смельчак…

– Ладно, – задумалась Вера, – со Смеляковым я поговорю.

– Ты поговори, дорогая, поговори с ним как следует. Зачем невиновных за решётку сажать? Я тебя отблагодарю, ты будешь довольна. Тофик Нариманов знает, что такое благодарность.

– Что?

– Я буду очень щедрый. Накажи этого Смелякова. Плохих людей надо наказывать, а хороших благодарить. Сколько хочешь за это?

Вера резко встала и отступила от стола, не сводя глаз с азербайджанца.

– Что вы сказали?.. Повторите ещё раз. Деньги предлагаете?

– Предлагаю, – кивнул Нариманов и оскалился. – Деньги каждому нужны. А я хорошему человеку за его работу всегда готов платить.

– Ах вот как… Что ж…

Вера сжала губы и вышла из кабинета.

В дальнем конце коридора она увидела следователя.

– Товарищ Леонидов!

– Слушаю вас, Вера Анатольевна.

Она подошла вплотную к нему и взволнованно проговорила:

– Это что за тип?

– Вы же читали материалы, Вера Анатольевна. Нариманов задержан за хранение и сбыт наркотиков. Вы ведь в курсе.

– Я не об этом!.. Он предлагает мне взятку! Открыто! Не стесняясь! Вы представляете?!

– Успокойтесь…

– Да ну его к дьяволу! – Она нервно постучала костяшками пальцев о стену, осмысливая что-то. – Кстати, вы знаете инспектора, который его задержал? Его фамилия Смеляков?

– Да.

– А как зовут?

– Виктор Андреевич.

– Виктор Смеляков. Любопытно… А не продиктуете ли мне его телефон? Он сейчас в отделении?

– Думаю, что да. Записывайте…

Через десять минут они вышли из здания изолятора временного содержания.

– В прокуратуру? – спросил следователь.

– Да. Поедем вместе. Я доложу Петру Никитичу, что надо арестовывать Нариманова. Думаю, что от нас вы уедете с ордером…

Полчаса спустя она была в кабинете прокурора.

– Пётр Никитич, Нариманова надо сажать. Он, конечно, отпирается, но он виноват. Он мне взятку предлагал, чтобы я отмазала его. Открыто предлагал, не стесняясь. Надо сажать.

– Вы уверены, Вера Анатольевна?

– Абсолютно.

– Значит, выписывать санкцию на арест?

– Леонидов ждёт за дверью. Пригласить его?

– Пусть войдёт…

Вернувшись в свой кабинет, Вера сразу направилась к телефонному аппарату. На другом конце провода послышался голос Смелякова.

– Алло, Витя? Это ты? Здравствуй, это Вера Шилова. Узнал?

– Вера? Привет! – В его голосе слышалась радость, смешанная с удивлением. – Вот уж по-настоящему приятная неожиданность… Ты откуда? Как ты мой служебный телефон откопала? Что-нибудь стряслось?

– Как тебе сказать… Вообще-то я тебе по работе звоню.

– По работе?

– Видишь ли, я занимаюсь делом Нариманова. Да, того самого Нариманова, которого ты задержал. Мне нужно с тобой встретиться.

– Не понимаю. А ты-то какое отношение к этому имеешь?

– Я помощник прокурора, Витя…

– Вот уж не ожидал, что судьба сведёт нас на служебной тропинке, – сказал Смеляков, встречая Веру на автобусной остановке и пожимая ей руку.

– Пройдёмся? Погода хорошая.

Решив побеседовать с Виктором, Вера сразу отказалась от мысли вести официальный разговор за служебным столом. Она не хотела, чтобы им что-либо мешало, сковывало их строгими рамками.

– Значит, ты теперь сыщик? – Она стряхнула с его груди невесомые снежинки. – И как давно?

– С ноября.

– А почему из ООДП ушёл? Надоело?

– Ну дорос бы я до капитана на той службе. И что? Крупный специалист узкого профиля… Нет, Верочка, надо двигаться, надо познавать мир, иначе не будет развития.

Она засмеялась.

– Ты всегда отличался неугомонностью. Я это ещё в первую нашу встречу заметила. Помнишь, как мы у Марины познакомились?

– Ну тогда я не мог быть неугомонным. Это ты брось. Я только-только знакомился с работой, только-только из армии пришёл. Я жуть как боялся моей работы… И если честно, то тебя тоже боялся.

Вера взяла его под руку и спросила строго:

– Меня-то почему?

– Ты из другого мира была. Из семьи дипломатов. И подруги у тебя такие… изысканные. А я – из простой семьи, никакими талантами не награждён, достоинствами никакими не выделяюсь.

– Это ты брось. Ты ещё себя не знаешь.

– Может, и не знаю… Я в розыск пришёл и растерялся. Поверишь ли, столько сразу обрушилось, что просто невмоготу сделалось. Бюрократия, очковтирательство… У меня почти сразу возникло желание бросить всё и порвать с милицией навсегда…

– Но потом ведь что-то изменилось? Ты же продолжаешь работать.

– Увидел я однажды мёртвого мальчика, лет десять ему, не больше. Отчим до смерти запорол его ремнём. И вот тогда что-то перевернулось. Решил: буду работать хотя бы ради того, чтобы извести всех подонков, которые на детей руку поднимают… Сейчас-то я уже успокоился, не смогу передать всех обуявших меня в тот день чувств…

– Понимаю. Служить в милиции – ноша не из лёгких… Кстати, раз уж мы коснулись служебных вопросов, скажи мне вот что… Нариманов утверждает, что у него не было при себе анаши и что ты подбросил её ему.

– Я? – Виктор очень умело изобразил удивление, а затем и возмущение. – Да какого рожна я должен что-то подбрасывать ему?

– А почему ты решил, что у него что-то должно быть? Почему задержал его?

– Не знаю… – Смеляков пожал плечами. – У меня уже в ООДП глаз острый сделался, всякую мелочь подмечаю: кто как смотрит, как руки держит и всякое такое. Да и тут тоже какой-никакой, а профессиональный нюх начал вырабатываться. Увидел, как этот азер разговаривает с молодыми грузинами, как глазами шныряет… А у парнишки, который тёрся возле него, лицо было болезненное, словно ломка у него началась…

– Ты легко угадываешь наркоманов?

– Мы на Черёмушкинском рынке уже сколько раз хватали за руку торговцев анашой и их клиентов.

– Значит, у Нариманова и впрямь была анаша?

– Разумеется.

– И он её не успел выбросить?

– Если он что-то и выбросил, то я этого не видел. Так или иначе, один шарик с травкой у него был…

Вера вздохнула.

– Этот мерзавец хотел взятку дать мне. Я знаю, что он сволочь, просто мне хотелось выяснить. Я же понимаю, что он вполне мог избавиться от своего товара, а ты вполне мог увидеть это и подсунуть ему обратно, чтобы улика не пропала…

– Эта анаша принадлежит ему, – решительно сказал Виктор.

– Работая в прокуратуре, я поняла, что такие факты встречаются сплошь и рядом… – Вера говорила медленно и мягко, стараясь не выглядеть напористой, и искоса поглядывала на Виктора. – И если тебе интересно моё мнение, то лично я не считаю, что опер поступает неправильно, возвращая в карман преступника улику, которую тот успел выбросить. Но есть закон. К сожалению, многие милиционеры втягиваются в это и сами не замечают, как однажды превращаются в преступников, перейдя грань дозволенного. А грань тут очень тонкая.