– Да, Милочка, квартира хорошая, но придется менять, – устало вздохнула я. – У меня трудности, все не так радужно, как выглядит: вон, видишь, кровь до сих пор не могу до конца оттереть. Но давай об этом потом.

Мила, повеселевшая при слове «трудности», поцеловала меня в щеку.

– Ладно, беги, Настюша, беги, а то мужики обидятся, мы же после работы, голодные. У метро от сосисок в тесте отказались, берегли животы для застолья.

Я надела плащ на халат. В сбербанке поменяла сто евро и впервые прошлась по супермаркету, ни в чем себе не отказывая. Конечно, я не стала покупать икру и французское шампанское, но нарезанную колбасу двух сортов, французский сыр и киевских котлет прикупила. Еще набрала пива на опохмелье, пяток различных соусов, конфет и фруктов.

Из прихожей я сразу, не раздеваясь, прошла в гостиную. Как я и ожидала, Мила приготовила картофельное пюре и нарезала овощей для салата, а два приятеля сидели за столом, смотрели телевизор и активно потребляли мартини с водкой. Поставив тяжелые пакеты у ног ребят, я постучала вилкой по хрустальному бокалу.

– Господа! Приказываю строем и рысью направиться на кухню и подготовить закуски. О спиртном, пока мы все не сядем за стол, забыть. Приказ понят?

Шура среагировал первым, вскочил и вытянулся во фрунт:

– Есть, таарищ енерал.

Леонид тоже выбрался из-за стола, но не так молодцевато. Подхватив пакеты, ребята промаршировали на кухню.

Мила, удивленная моим громким голосом (я повышаю голос крайне редко), проводила ошарашенным взглядом марширующих Леонида и Шуру. Мила потянулась идти за ними, но я зашипела: «Они сами», – и поманила ее за собой.

Стерва, вышедшая из спальни, неспешно направилась в сторону кухни. Новые люди в квартире, по ее личным наблюдениям, на первых порах заигрывали с ней. Наивная собака! Давно замечено, что мужчины отдают вкусные куски домашним животным только в присутствии женщин.

Мы прошли через большую комнату, и я открыла дверь лоджии. Мила начала и здесь охать от восхищения, рассматривая стены, отделанные резным деревом, но я ее охолонила:

– Мы здесь не за этим.

Я подняла в углу лоджии крышку в полу и кивнула в открывшийся прямоугольник с автоматически зажегшейся подсветкой:

– Лезь, там подпол. Выбери огурчики, варенье и еще что-нибудь. Не хочу туда ребят посылать, там стоят две бочки с вином.

Мила радостно ойкнула и быстро исчезла в погребе. Через несколько минут, в которые я прослушала громкие вскрики восхищения из-под земли, на полу лоджии стояли нужные банки.

– Да, с таким погребом, – Мила легко вылезла из подпола, – можно запросто пережить пару-тройку экономических кризисов.

Я гордо согласилась, и мы пошли к ребятам на кухню.

Два увальня разложили закуску по тарелкам с неожиданным изяществом, не забыв украсить зеленью и подровнять неровно лежащий хлеб, нарезанный Милой. Заодно они заправили майонезом салат и соорудили сверху его мухомор из помидора.

Первый тост выпили, не чокаясь, за Катю. Мила знала ее хорошо, Леонид видел пару раз, Шурик слушал наши воспоминания с открытым ртом.

Через полчаса вино и водка взяли свое, и мы свернули на привычную программу. Пили за новую квартиру, друг за друга, за взаимопонимание и так далее. За месяц, что мы не виделись, накопилось много новостей.

Мила подыскала себе новую работу, но место освободится только к концу следующего месяца. Шурик похвалился повышением в должности. Леонид встрял с рассказом о случае на работе, когда один мужик сдуру купил билет «Русского лото» и выиграл почти штуку баксов.

Я, как и все, сделала удивленно-завистливое лицо. Найденные сегодня деньги лежали в сейфе Кати и оттуда грели мне душу.

Все стали вспоминать случаи крупных и мелких выигрышей, находки кошельков на улице или золотых украшений в общественных туалетах. Я слушала с интересом. Меня раздирало желание похвалиться, но я девушка начитанная, я знаю, что после первого шока радости последует огромная, искренняя Черная Зависть.

Постепенно мы перешли на более страшные случаи. Выключили верхний свет и зажгли свечи. Заговорили о вещих снах, о привидениях и убийствах. Мила с расширенными от любопытства и водки глазами спросила, не посещает ли меня Катя. Я замахала руками, сплевывая через левое плечо. Но не выдержала, заплакала.

– А вчера в это самое время вон там, у окна, лежал раненый парень, – сквозь слезы проговорила я. – Лет двадцати. Кровищи было… Жалко его. И меня.

Шура и Леонид замерли с рюмками в руках, Мила хлопнула ладонью по столу:

– Мужики, я же ей и позвонила с утра, как только услышала об этом.

Начались расспросы и комментирование случившегося.

Я рассказывала о вечере у дяди, о милиции, о «Скорой». А перед глазами был молодой парень с простреленной шеей и пятно на розовом ковре. Мне стало совсем плохо, и я разревелась в голос. Мила пересела ближе и утешала, размазывая слезы по моему лицу.

Шура с серьезным лицом изрек соломоновское «все проходит, и это пройдет» и предложил выпить. Мы молча выпили. Я оглянулась. Квартира показалась чужой. Надо продавать и не сомневаться.

Ночью Леонид не всегда забывал обо мне и даже не очень потел. Мы спали с ним в гостиной, на диване у стола, не задувая свеч. Мила и Шура проверяли на прочность кровать в другой комнате.

Стерва, из любопытства забравшаяся в комнату гостей, оттуда не уходила и подвывала при самых страстных вскриках Милы. Я при этом чуть не падала с дивана от хохота, Леонид просил меня не отвлекаться.

На следующее утро болела голова, пахло сгоревшими свечами и скулила Стерва. Я совершенно забыла, что собаку надо выгулять. Стерва села перед диваном и смотрела мне в глаза.

Пришлось вставать. Леонид спал или делал вид. Одеяло с него наполовину слезло, талия мягко переходила в живот, лежащий дополнительным полушаром на простыне. Мне кажется, что у женщин это выглядит эстетичнее.

Стерва, настойчиво взвизгнув, напомнила о себе. Я с полузакрытыми глазами натянула джинсы, носки, два теплых свитера и свою старую куртку. Получился толстый пузик на негнущейся ножке.

Погода на улице была что называется «займи, но выпей». Небо серое, дождь со снегом. Черные ветки деревьев, золотые листья поникли.

Стерва бодро сбежала с лестницы и потрусила к деревьям под окнами.

Холодный ветер метнул в лицо горсть мокрого снега, глаза на секунду закрылись. Сзади хлопнула подъездная дверь, и меня толкнула пронесшаяся мимо махина. Я упала.

Пролетевшее мимо существо вернулось, уселось на асфальте напротив меня и с интересом смотрело на мои попытки подняться.

Это была огромная темно-серая собака, мастиф. Ухоженная такая собачка, на фоне которой я выглядела бомжихой в гололед.

Пока я, согнувшись каракатицей с отставленной негнущейся ногой, пыталась встать, рука в тонкой перчатке поддержала меня под локоть. Я скосила глаза на помощника… и мне стало совсем стыдно. Передо мной стоял тот самый красавец.

Молодой человек не поздоровался и сочувственно не улыбался. По взгляду было понятно, что его больше заботит, не поранилась ли и не запачкалась ли его псина при столкновении с ненужным предметом, то есть со мной.

А я буквально карабкалась по парню для принятия вертикального положения. Он удовлетворился результатом моего выпрямления, отряхнул свои перчатки и, не оборачиваясь, вприпрыжку сбежал со ступенек. Грациозно, легко.

Из кустов ему под ноги выбежала Стерва. Парень постеснялся на нее наступить при свидетеле, споткнулся и упал. И этот недобитый собачник смотрел с осуждением не на Стерву, а на меня.

Стерва протявкала о своем отношении к падающим на нее людям и начала забираться по ступенькам. Сделав несколько шагов, я подхватила собаку. Парень уже поднялся и смотрел на мои ноги.

– Давно из гипса? – спросил он после долгого молчания.