Целую минуту я пыталась восстановить дыхание и унять бешено колотящееся сердце, а потом позвонила Ромке.

– Ром, я сейчас еду на Чистые пруды, буду там ждать Архипова. Сообщаю тебе, чтобы ты был в курсе, где я нахожусь.

– Ты нашла Архипова?

– Не уверена, но кажется, нашла. Мы встретимся на Чистых прудах, и я попытаюсь все из него вытянуть. Если Шурку похитили из-за него, я хочу, чтобы он тоже подключился к поискам.

– Где ты его нашла? С ним все в порядке? Он общался с тобой?

– Ром, я с ним не говорила. Надеюсь, что мне удалось все правильно вычислить... У тебя никаких новостей?

– Нет, Стась, пока ничего. Будь на связи!

На Чистых прудах все было как всегда. Молодежь с пивом, оккупировавшая скамейки; парочки, смех и гомон, щемящий осенний запах холодной воды. По пруду плавали лодки, люди сидели даже на берегу, прямо на траве, пили пиво и наслаждались вечерне-субботним бездельем.

Я бросила машину где-то на бульваре – с парковкой здесь всегда были проблемы – и пешком дошла до пруда. Вот и наша лавочка... Знаменательное место! Мы любили сидеть здесь, смотреть на лебедей и лодки, пить пиво из горла и целоваться, не обращая внимания на окружающий мир. Тогда еще мы были молодыми, глупыми и беспредельно счастливыми. Здесь же, на этой самой скамеечке, Архипов сделал мне предложение. Я помню его страдальческое выражение лица: он страшно боялся моей беременности, родов, ребенка и связанной с ним гигантской ответственности. Предложение это я приняла стиснув зубы, ибо меня мутило не по-детски. Пиво отменялось, прогулочки и поцелуйчики тоже, начались суровые будни. Для Архипова, разумеется, я-то Шурке была рада с той самой секунды, когда узнала о его существовании.

Теперь на этой же лавочке вновь решалась Шуркина судьба. Я без лишних церемоний растолкала молодняк и уселась на самый краешек. Воображаю, как я выглядела, поскольку на меня смотрели с нескрываемым удивлением. Кто-то сочувственно взглянул мне в лицо и предложил сигарету, но я лишь молча покачала головой и приготовилась терпеливо ждать сколько потребуется. В телефонном разговоре я ничуть не преувеличила: сидеть здесь я буду, пока не увижу Архипова, даже если он появится завтра.

Через полчаса мне позвонила Антонина, и я с замиранием сердца приготовилась выслушать неприятные новости.

– Он нашелся! – завопила в трубку Тошка. – Жив-здоров, Стасенька! Какое чудо!

– Нашелся?! Где он?

– Вот, рядышком со мной, сейчас дам ему трубочку.

Я благодарно посмотрела на небо: спасибо, Господи, что не оставил меня! Спасибо!

– Мам, ты сильно испугалась? – послышался у меня в ухе Шуркин голос.

– Ребенок, родной мой, где ты пропадал? – сквозь слезы выкрикнула я. – Что с тобой случилось?

– Меня цыганки украли, представляешь! – Чувствовалось, что сын до сих пор напуган и в то же время лопается от возбуждения. Еще бы, такое приключение! – Налетели, юбками своими затрясли, я ничего и не понял... Потом куда-то потащили, в какой-то подвал...

– Как же ты дома-то очутился?

– А меня Денис спас.

– Денис?!

– Ага, мам, он сейчас здесь. Антонина в его честь печет наполеон и плачет. Мам, скажи ей, пусть не ревет, я ведь уже нашелся!

Происходило нечто невероятное, какой-то сюр, по телефону и не понять. Мои мозги напрочь отказывались соображать, и я решила поехать домой, там во всем разобраться. После пережитого потрясения ноги меня не держали. Пока была впереди цель, я могла действовать на автомате, как робот, невзирая на усталость, но теперь напряжение дало о себе знать, и я ощущала себя шариком, из которого вышел воздух. Этакая сморщенная маленькая тряпочка, совершенно ни на что не годная. За рулем я сейчас представляла бы нешуточную опасность, а потому на бульваре я поймала такси.

– На Липецкую улицу. И умоляю вас, побыстрее, я очень-очень тороплюсь.

С физиономией, залитой слезами, и одновременно лучащаяся счастливой улыбкой, я, наверное, представляла собой незабываемое зрелище, так что таксист, покосившись на меня, потребовал деньги вперед. В кошельке лежала только пятидесятидолларовая бумажка, и я не раздумывая протянула ее таксисту. После чего доехала домой с ветерком, и мне даже из машины помогли выйти, словно какой знаменитости.

Едва я вошла в коридор, ко мне метнулся какой-то вихрь и повис у меня на шее. Ребенок был цел и невредим, только бледное, осунувшееся личико и лихорадочно блестящие глаза выдавали Шуркино волнение. Я прижала сына к себе и заревела, орошая слезами его макушку. Он терпеливо ждал, пока я выплачусь, и по-взрослому утешал меня:

– Мам, ну ладно, успокойся, уже все хорошо, не плачь...

– Как же, не плачь, – всхлипывала я, обнимая его.

– А вот так, мешки под глазами будут и нос картошкой.

Мой ребенок умел утешить женщину! Я рассмеялась и поднялась на ноги, не решаясь отпустить от себя Шурку даже на миг. Так и шла, обняв его за плечи.

В кухне Антонина и вправду пекла торт, не переставая плакать, и время от времени прикладываясь к пузырьку с валерьянкой. Руки у нее дрожали еще почище моих. За столом восседал взволнованный, но страшно довольный Денис.

– Стаська! – При виде меня он встал и смущенно улыбнулся. – Извини, что я без приглашения.

– Ты, как я понимаю, моего ребенка спас? О каком приглашении может идти речь! Денис, не знаю, как тебя и благодарить...

Сейчас я, пожалуй, даже любила этого парня и была готова простить ему все прошлые грехи. Денис подошел, заглянул мне в глаза, а потом нерешительно и робко обнял меня. Я не сопротивлялась. Сейчас весь мир казался мне сплошным комком непередаваемого счастья.

– Послушай, откуда ты узнал, что Шурка пропал? Как тебе удалось его найти?

– Чистая случайность, – ответил он, пожимая плечами. – Я понятия не имел о Шурке, просто ехал по своим делам. Смотрю, толпа цыганок тащит какого-то пацаненка, явно не своего. Джинсики, рюкзачок, ботинки модные... Цыганские дети на улице все грязные, в пестром рванье, а тут одежда приличная. Я машину на всякий случай остановил, пригляделся, смотрю: пацан как будто в шоке, еле ногами перебирает. А цыганки кричат, его подталкивают, за руки тащат. Я подумал, что как-то некрасиво все это смотрится, и вышел из машины.

– Где это было? – перебила я его.

– На Михневской, недалеко от станции Бирюлево-Пассажирская. Тут рядышком.

Я знала это место – несколько минут на машине от нашего дома. Железнодорожная станция, рынок, рядом гаражи – не слишком уютное местечко. А цыгане успели довольно далеко утащить Шурку от нашего супермаркета, и как это ни одна сволочь не сообразила позвонить в милицию? Денис абсолютно прав: ситуация, когда толпа цыган волочет русского мальчишку в хорошей одежде, дурно пахнет, и надо быть черствой скотиной, чтобы не попытаться ему помочь.

– Я вижу: его втащили в какой-то дом, обычную пятиэтажку. Точнее, в полуподвальное помещение, там у народа что-то вроде кладовок устроено. И тут я как раз Шурку узнал и побежал за ним. Стал кричать, грозить милицией, выхватил корочки – пропуск на работу, но выглядит солидно, с золотым тиснением. Заорал, что я из ФСБ, вооружен, стреляю без предупреждения... – Денис засмеялся, поглядывая на ребенка. – Сам не знаю, откуда что взялось. Эти тетки со своими детьми мигом разбежались, как крысы, только их и видели. А я в подвал вломился, смотрю: Шурка там в углу стоит, какую-то палку схватил, готовится обороняться.

– Настоящий мужчина! – растрогалась я и еще крепче прижала его к себе.

– Да ладно, – смутился ребенок.

– Я его – в охапку и к тебе повез.

– Да, надо же Ромке позвонить! – запоздало вспомнила я. – Он же ничего не знает, так и мотается тут по окрестностям...

– Не волнуйтесь, я уже позвонила, – успокоила меня Антонина. – На торт пригласила, отметить Шуркино возвращение, но он сказал, что ему надо в больницу, что ли...

– Точно, он ведь сбежал прямо в пижаме, ему нужно вернуться в палату. У человека все-таки ножевое ранение, это вам не шуточки!