Ицхак добавил газу, пытаясь обогнать очередную танковую колонну, идущую неспешным маршем – показалось, что впереди, по крайней мере, в пределах видимости, нет встречных машин – и уже миновал добрую треть танков, когда понял, что машин не было видно только потому, что впереди поворот дороги, а теперь прямо на него летело сразу с десяток, причем на большой скорости. Ицхак вдавил педаль тормоза до упора, и сам больно ударился грудью о рулевое колесо. Он никогда не любил пристегиваться ремнем безопасности, и от такого резкого торможения мог бы вообще сквозь стекло вылететь, будь скорость хоть чуть-чуть выше.

Впереди вереницы встречных машин на сей раз ехала вовсе не «Волга», а какой-то, судя по камуфлированной раскраске, военный внедорожник – Леви не знал, как называется эта российская машина. Внедорожник и задавал темп, брезгливо встряхиваясь на выбоинах давно не ремонтированной дороги. И приближался, не снижая скорости, словно стремился напугать водителя, выехавшего на встречную полосу.

Сориентировавшись в обстановке, полковник понял, что единственное, что ему остается – это оставаться там, куда его вынесла нелегкая, так он, вздохнув, и сделал.

Подъехав, внедорожник резко затормозил, отчего машину слегка развернуло и чуть не ударило о гусеницу встречного танка. Из машины вышел сначала водитель, потом два офицера, посмотрели, обменялись парой слов и шагнули в сторону старой «Лады». Лица военных не обещали ничего хорошего. И другие машины, идущие следом за внедорожником, тоже остановились. И оттуда люди вышли, спеша выяснить причину остановки. Желанием поговорить с Леви горело уже достаточно много людей. Сам Ицхак спокойно смотрел то просто перед собой, то через плечо, ожидая, когда появится хвост танковой колонны. Грузины не понимали ситуацию и не понимали его поведения. Они что-то говорили по-своему, размахивали перед поднятым стеклом руками, но Ицхак Леви сохранял невозмутимость и словно не видел их. Он предполагал, что ему предстоит выслушать множество слов в свой адрес, и слова эти будут не из самых лицеприятных, но если языка не знаешь и учить его не собираешься, то любые слова безразличны и не воспринимаются как оскорбления.

В очередной раз посмотрев через плечо, Леви увидел, что последний в колонне танк уже близко. Одновременно один из военных, видя, что его слова не производят никакого впечатления, вернулся машину и вновь объявился, только уже с автоматом в руках. Таких осложнений отставной подполковник израильского спецназа не предвидел и не желал, особенно зная горячность и то, что в нынешней обстановке им многое позволено. Однако реагировать на автомат значило показать свою слабость. И Ицхак продолжал невозмутимо смотреть в зеркало заднего вида. И только тогда, когда последний танк оказался уже рядом, Леви повернул ключ зажигания и завел двигатель. И даже не поленился сигнал поворота направо включить, чтобы его видела не только возмущенная толпа, но и водители машин, следующих за танковой колонной. Военный с автоматом от этого только сильнее озлобился и даже ударил прикладом в капот. Правда, не слишком сильно. Машина чужая, не жалко, и Леви удара словно не заметил. Танк как раз проехал мимо, и он плавно нажал на педаль газа, резко выворачивая руль. Люди, стоящие рядом с его машиной, посторонились, заставив идущую следом машину притормозить. Отставной подполковник спецназа воспользовался моментом и вклинился в небольшое пространство. Теперь предстояло ехать так же медленно, как танковая колонна, но попыток обогнать ее Ицхак решил больше не предпринимать...

Уже начало темнеть, когда Ицхак Леви, даже не ориентируясь по карте, включил сигнал поворота. Дорогу, на которую следовало свернуть, Ицхак не видел ни разу, но знал о ее существовании. И он оказался прав. За поворотом, он сразу добавил скорости, хотя бездорожье и не сделалось настоящей дорогой, но ехать стало можно все-таки побыстрее.

А еще через километр, уже в полной темноте, когда дорога нырнула в непроглядные и высокие кусты, с двух сторон вышли вдруг вооруженные люди и наставили на ветровое стекло «Лады» автоматы. Ицхак переключил дальний свет на ближний и мигнул фарами. И только после этого вышел из машины. О его приезде бойцы «командос» были предупреждены, но подстраховывались, как он их и учил. Такая страховка обязательна при проведении операции, в которой не должно остаться свидетелей...

Свет сильного фонарика ударил по глазам, как кулак. Вот об этом не позаботился снабженец группы. Фонарики не должны быть такими сильными, чтобы не ослеплять своих же в ответственный момент. Сильный фонарь должен быть только у командира и у передового поста. Впрочем, Ицхака и встретил передовой пост...

– Как устроились? – спросил отставной подполковник на английском.

– Терпимо... – ответили ему тоже на английском. – Хорошо бы в здешние кусты поставить кровати... И провести водопровод...

– Не учитесь у американцев плохому, – усмехнулся Ицхак. – У них есть и хорошее, чему стоит поучиться... Где Бесо?

– Я здесь... – ответил грубый голос из темноты...

Пышноусый немолодой, довольно пузатый ополченец Ахсар встретил Ведьмина с офицерами приветливой уважительной улыбкой, двумя руками пожал протянутую руку подполковника, потом точно так же поздоровался с Локматовым и Мавриным. По возрасту Ахсару дома бы в такое сложное время сидеть, но он так просился в батальон, что Казбек Фриев не мог отказать уважаемому им лично человеку, однако взял его к себе только для исполнения хозяйственных обязанностей. Но Ахсар был доволен этому.

– Рад видеть тебя, Отважный! – сказал Ведьмин. – Казбек обещал нам твое гостеприимство... Как? Сможешь нас разместить на несколько часов?

– Всегда готов принять таких дорогих гостей... – Ахсар говорил почти без акцента. – Сейчас придумаю что-нибудь насчет ужина, потом и кровати найдутся...

– Об ужине можете не беспокоиться, уважаемый, – сказал капитан Локматов. – Мы успели поужинать в машине. А вот выспаться бы...

– Пока время нам позволяет... – добавил старший лейтенант Маврин. – А позволяет оно нам не всегда. Вот потому...

– Как скажете... – сразу согласился Отважный и повел гостей в одну из казарменных комнат, полностью свободную, потому что бойцы батальона были уже на позициях определенных им полковником Фриевым. – Вон те три кровати у стены вообще свободны, но можете выбрать любую. Наши парни будут только рады уступить вам свою лежанку. Устраивайтесь, я попрошу не беспокоить вас, если кто-то не вовремя вернется...

Едва дверь за Ахсаром закрылась, спецназовцы начали устраиваться.

– Приказ всем – выспаться по мере сил. Выступаем до рассвета... – сказал Ведьмин.

– Куда? – поинтересовался Локматов.

– Почти туда же, где были. В темноте надо границу перейти, а дальше уже по кустам и перелескам, потому что грузинских войск там будет, надо полагать, втрое против сегодняшнего. Все! Отбой до особого! Я подниму...

Василь Василич не сомневался, что он проснется тогда, когда приказал себе проснуться – то есть в половине четвертого. Внутренний будильник еще ни разу не подводил его...

Но выспаться так, как им хотелось, спецназовцам опять не позволили...

Они проснулись от первого же разрыва снаряда, упавшего неподалеку. Но еще и вскочить на ноги не успели, когда совсем рядом взорвалось еще несколько снарядов и с неслышимым за общим грохотом звоном вылетели стекла в окнах, а в стены в нескольких местах звучно ударили осколки. За окнами уже что-то горело, и пламя с каждой секундой становилось все ярче...

– Выспались... – сказал капитан Локматов.

– Проспали... – поправил его старший лейтенант Маврин. – Капитальнейшим образом все на свете проспали...

– Значит, пора работать... – хмуро сказал подполковник Ведьмин, молча соглашаясь с тем, что и они, и южноосетинская разведка проспали начало боевых действий после снотворного, которое им подсунул в своем вечернем выступлении президент Грузии Саакашвили. – Всерьез работать...