— Моя дорогая подруга миссис Дервент обзвонила сегодня утром всех своих друзей. Даже меня. — Впервые за все время, что они ее знали, в карих глазах девушки заиграли шаловливые чертики. — Более того, мистер старший инспектор, вам больше меня не запугать. Я вас поймала. Я знаю все о том, как вы пытались вчера вечером насильственно принудить ее к любви в автомобиле…
— Честное слово, Мастерс, ты это делал? — поинтересовался Г. М., с интересом поворачивая к нему голову.
Но старший инспектор снова обрел железный самоконтроль.
— Нет, сэр, я этого не делал, — ответил он с оглушительным хладнокровием.
— Я и не думаю, что вы это делали на самом деле, — уступила девушка. — Миссис Дервент говорит такое обо всех, не важно, делали они это или нет. Даже о бедняжке Филиппе. Но все, что мне остается, — это представлять вас в этом автомобиле и что вы, предположительно, там делали и все такое… Ну, в общем, вам меня больше не запугать. Я знаю, что вы хотите знать. Вы хотите знать, не могут ли быть на портсигаре отпечатки моих пальцев? Да, я думаю, они там могут быть.
— Ха-ха! — отреагировал Мастерс. — Вы намерены сознаться в убийстве, мисс?
— Не говорите так, даже в шутку. — Она проницательно посмотрела на него. — В любом случае одна часть истории дорогой миссис Дервент — правда. Вэнс точно взял ее портсигар в понедельник вечером, после того как пил у них чай. Я знаю, потому что, когда после этого мы с ним виделись, я держала этот портсигар в руках.
— Это несколько странно, мисс. Мне кажется, я припоминаю, как читал в одной из газет, которые выписывает моя жена, — «Руководство христианской семьи» или что-то вроде того? — что вы — одна из лучших юных леди-атлеток, потому что не пьете и не курите.
Она снова посмотрела на него:
— Обычно я так и делаю. Хотя иногда пью вино. Но я брала портсигар не для того, чтобы закурить. Я обнаружила, что в моей компактной пудре разбилось зеркальце. А это к несчастью, как я сказала моему отцу. Я расстроилась из-за этого. Тогда Вэнс вручил мне этот полированный портсигар, который мог заменить зеркало, и сказал: «Возьми, используй это». Но когда я увидела, чей это портсигар, я решила, что он сделал это нарочно, и была готова бросить его ему в лицо. О, я была в ярости! Но Вэнс ничего такого не имел в виду. Вэнс был просто… просто таким.
При упоминании о портсигаре в таком качестве выражение любопытства на лице Г. М. сменилось морщинками на лбу. Он потянулся и взял портсигар у Мастерса. Изучил его. Но ничего не сказал.
— Итак, мисс. Давайте вернемся к этому, — продолжил старший инспектор. — Вчера я задал вам два вопроса, но вы решили отвертеться от них. Будьте так добры ответить на них теперь. Во-первых, вы все еще отрицаете, что проезжали вчера днем мимо Бервик-Террас в голубом «толботе» и смотрели на дом, где…
— Конечно, не отрицаю. И знаете почему? Поскольку вы говорили с дорогой миссис Дервент, я полагаю, вы теперь знаете все. Я шпионила, вот что я делала.
— Вы последовали за мистером Китингом на Бервик-Террас?
— Да. Это так. Правда, сначала я не собиралась этого делать. — Франсис Гейл выглядела несчастной, хотя Полларду казалось, что больше от горя, нежели от унижения. Ноготь ее пальца вонзился в ручку кресла. — Я объехала Линкольн-Мэншнз, где живет Вэнс, чтобы… чтобы увидеть его, и обнаружила, что что-то не так. Он как раз выезжал оттуда в такси. Когда я увидела, что он отправился в этот дом на Бервик-Террас, я не знала, что и подумать. Так что я проехала еще несколько улиц и вернулась. Какой-то другой мужчина, — она бросила взгляд на Полларда, — как раз поднимался по ступеням, и я не могла ничего понять.
— Вас удивило, что мистер Китинг вошел в пустой дом?
— Нет.
— Почему нет, мисс?
Она сосредоточенно провела пальцами по ручке кресла.
— У вас был еще один вопрос, мистер Мастерс. Вы спрашивали меня вчера, почему я брала ключи и осматривала дом три месяца назад. Я не хотела осматривать это противное место. Не хотела даже близко к нему подходить. Но мне сказали, что это единственный способ, которым я могу получить ключи — взять их у агентов. Так что мне пришлось это сделать. Потому что, разумеется, я не могла объяснить истинной причины…
— Какова она была?
— Это миссис Дервент меня послала, — ответила Франсис Гейл, выставив вперед нижнюю челюсть. — Говорю вам, я знаю ее только полгода, — продолжала она после паузы. — А тогда совсем еще не знала. Но я поняла, почему эта старая кошка послала меня туда сразу после того, как я там побывала. Понимаете ли, каждые три месяца или около того эта леди устраивает представления — у нее это что-то вроде душевной болезни. — Франсис скорчила гримасу. — Она ложится в постель, лежит там словно королева и пытается загипнотизировать себя, говоря о своих любовниках. Ну, однажды, когда я была у нее, она неожиданно села, словно вошла в транс, и начала говорить о каких-то письмах, о которых только что вспомнила. Сказала, что забыла их в тайнике дома, из которого они съехали. Стала причитать, что она не вынесет, если кто-то въедет в этот дом на Бервик-Террас и найдет письма. О, она говорила такие чудовищные вещи!
А потом стала просить меня пойти туда и забрать для нее эти письма. Сначала миссис Дервент думала, что у нее есть ключи от дома, которые она никому не отдавала, но потом обнаружила, что их нет. Так что она попросила меня отправиться к агентам по продаже недвижимости…
И вы знаете, почему она это сделала? Я достала письма, все как надо. А потому, что некоторые из них были от Вэнса. Конечно же эта старая кошка знала, что я их прочту.
Признание Франсис Гейл было ей в тягость, но, похоже, она испытывала облегчение, все в конце концов рассказав. Г. М. положил портсигар на стол.
— Ох-ох! Что за баба! Но это не та часть, которая вызывает у нас наибольшее любопытство. Вы сказали, что эти письма были спрятаны в каком-то тайнике. Случайно, этот тайник не был устроен где-то около коричневого дивана в мансарде?
— Да, это было ее любимое место. Она сказала мне, что обычно любила лежать на этом диване и мечтать. Говорила, что в этом диване что-то есть. — Девушка нахмурилась. — И письма были в диване. Понимаете ли, там было такое углубление…
— Углубление? — повторил Мастерс, медленно поднимаясь на ноги.
— Не совсем углубление. Но оно открывалось на петлях, а там внутри было пространство, где можно держать подушки или одеяла… Я сказала что-то не так?
— Погодите одну минутку, мисс, — настойчиво попросил Мастерс, помахав перед ней рукой, словно гипнотизер. — Вы хотите сказать, что это пространство в диване достаточно большое, чтобы кто-нибудь мог в нем спрятаться?
— Нет, я так не думаю. — Девушка выглядела испуганной. — Это невозможно, разве что человек очень маленький и тощий, как… как подушка. Нет, этого не могло быть. Кроме того, этот человек там задохнулся бы.
И тем не менее Мастерс, пробормотав проклятия, уже потянулся к телефону, чтобы позвонить инспектору Коттерилу. Г. М., ничуть не встревоженный, продолжал посасывать свою трубку из кукурузного початка.
— Не думаю, что все это так просто, сынок, — пробормотал он. — Я согласен с девушкой — вряд ли убийца мог ускользнуть таким образом. Но в этом может быть кое-что интересное… — Он пристально посмотрел на Франсис Гейл. — Вы ответили на множество вопросов, на которые отказывались отвечать вчера. А теперь, когда между нами все хорошо и гладко, вы не хотите взять какие-нибудь слова назад?
— Взять слова назад? Я не понимаю.
— Ну, например, — Г. М. сделал вялый жест рукой, — вы сообщили нам, что абсолютно уверены, что ваш друг Гарднер не брал и не мог взять револьвер «ремингтон» из дома Дервента в тот вечер, когда вы там играли в убийства.
— И что?
— Вы все еще на этом настаиваете?
— Настаиваю, абсолютно! — вскричала девушка, сжимая руки. — Я хотела бы, чтобы вы прекратили! Вы делаете из Рона нечто вроде дебила, или козла отпущения, или что-то вроде этого. Он не брал револьвера, говорю вам. Не брал, не брал! Почему бы вам не пойти и не спросить у него самого? Он сегодня утром в Линкольн-Мэншнз. Он… А кто сказал, что он его взял?
