— Уж не придется больше мне с моим милым королем-птичкой беседовать! — говорила она. — Помогал он мне горе переносить, а я ему горе облегчала, и жили мы нашей нежностью. Что-то он теперь будет делать? Что-то я сама буду делать? И она проливала ручьи слез.

Она уж теперь не решалась подходить к окну, хоть и слышала, как он кругом порхает; до смерти хотелось ей окно отворить, но она боялась подвергнуть его жизнь опасности. Так целый месяц не появлялась она у окна. Король Голубая Птица был в полном отчаянии. Каким только жалобам он не предавался! Как ему жить без своей принцессы? Никогда еще он так не чувствовал горя от ее отсутствия и от своего превращения. Тщетно искал он средств и от того и от другого, сколько он ни ломал себе голову, так ничего придумать не мог.

Принцесса-шпионка, которая целый месяц за ней днем и ночью смотрела, глаз не смыкая, так измучилась наконец бессонницей, что однажды уснула глубоким сном. Флорина, заметив это, отворила окошко и сказала:

Птичка моя, ты — небес синее,

Милая птичка, лети поскорее.

Так она и сказала слово в слово. А король-птица так это внятно услышал, что через миг уже был на окне. Сколько счастья они испытали! Сколько новостей надо было им друг другу рассказать! Уверения в нежности и верности возобновлялись тысячу и тысячу раз. Принцесса не могла удержаться от слез, а возлюбленный ее был растроган и утешал ее как только мог. Наконец пришло время расстаться, и раньше чем тюремщица успела проснуться, распрощались они самым нежным образом. На другой день шпионка снова заснула, а принцесса проворно подошла к окну и сказала, как и в прошлый раз:

Птичка моя, ты — небес синее,

Милая птичка, лети поскорее.

Сейчас же птичка прилетела, и ночь прошла, как и первая, без шума и помехи, чем наши любовники были очень довольны, надеясь, что надзирательница так любила поспать, что ничего другого по ночам делать не будет. Действительно, и третья ночь прошла очень счастливо, но на следующую ночь шпионка сквозь сон услыхала шум и стала прислушиваться, не подавая вида. Потом пригляделась она хорошенько и увидала в лунном луче, как самая красивая птица на белом свете разговаривает с принцессой, ласкает ее своей маленькой лапкой и тихонько клювом поет. Наконец услышала она многое из их разговора и тем была очень удивлена, потому что король Голубая Птица говорил, как влюбленный, а прекрасная Флорина с нежностью ему отвечала.

Настал день, они распростились, и, словно предчувствуя свои будущие невзгоды, расстались они с великой печалью. Вся в слезах бросилась принцесса на постель, а король вернулся к себе в дупло. Тюремщица побежала к королеве и рассказала ей все, что видела и слышала. Королева сейчас же послала за Пеструшкой и своими наперсницами. Долго они рассуждали, и наконец все на том согласились, что Голубая Птица есть не кто иной, как сам король Очарователь.

— Какое оскорбление! — воскликнула королева. — Какой позор, Пеструшка ты моя! Дерзкая эта принцесса, которая, думала я, так скорбит, развлекается себе преспокойно приятными разговорами с нашим неблагодарным изменником! Ну, уж так кроваво я им отомщу, что долго о той казни говорить будут.

Пеструшка умоляла ее ни единого часа не терять, и так как она, по ее мнению, еще более в том деле была заинтересована, нежели королева, то умирала от радости, размышляя обо всем, что могло бы наших любовников разогорчить.

Королева отослала свою шпионку в башню и велела ей не выказывать ни подозрения, ни любопытства, а сделать вид, что она еще крепче спит, чем обычно. Улеглась та спать спозаранку, захрапела как можно громче, а бедняжка принцесса, отворив окошко, прокричала:

Птичка моя, ты — небес синее,

Милая птичка, лети поскорее.

Но целую ночь тщетно она звала, ибо злая королева навесила на кипарис шпаги, ножи, бритвы, кинжалы, и когда он хотел вылететь, смертоносные оружия эти поранили ему ногу, он упал да на другие попал, которыми крылья себе поранил. Наконец весь израненный, кое-как добрался он до своего дерева, оставляя за собой длинный кровавый след.

Где были вы, прекрасная принцесса, что не могли королю, вашей птичке, помочь? Но, наверное, умерла бы принцесса, если бы его увидала в таком плачевном виде. А он не хотел о своей жизни заботиться, уверенный, что это сама Флорина с ним так жестоко обошлась.

— Ах, коварная, — восклицал он горестно,  — так-то ты платишь за страсть, самую чистую и самую нежную, какая когда-либо была? Если ты моей смерти хотела, почему ты сама мне про то не сказала? Я с радостью принял бы смерть от твоей руки. А я-то к тебе летел с такой любовью, с таким доверием! страдал я за тебя и страдал, не жалуясь! Как! Ты меня предала самой жестокой из женщин? Она была общим врагом, а ты с ней заключила мир за мое горе. Это ты, Флорина, ты меня изъязвила кинжалами. Руку позаимствовала ты у Пеструшки и направила в мою грудь!

Мрачные эти мысли так его огорчили, что он решил умереть. Но его друг волшебник, который увидал, что крылатые лягушки к нему вернулись, а король и глаз не показывает, так тем огорчился, что восемь раз всю землю кругом облетел, а все найти его не мог. Облетал он теперь землю в девятый раз и как раз пролетал над лесом, где скрывался король. Следуя тем правилам, о которых они с ним уговорились, затрубил он протяжно в свой рог, а потом прокричал подряд что есть силы:

— Король Очарователь, король Очарователь, где вы?

Король узнал голос своего лучшего друга.

— Приблизьтесь, — сказал он,  — к этому дереву и посмотрите на несчастного короля, который тонет в своей крови. Вне себя от удивления, волшебник смотрит по всем сторонам и ничего не замечает.

— Я — Голубая Птица, — сказал тогда король слабым, умирающим голосом.

При этих словах волшебник без труда отыскал его в маленьком гнездышке. Другой на его месте очень бы удивился, но ему были ведомы тайны некромании. Стоило ему несколько слов выговорить, и кровь, сочившаяся еще из ран, сразу остановилась. Потом сорвал он некоторые травы, которые нашел тут же в лесу, пошептал над ними свою тарабарщину и тотчас короля так исцелил, как будто тот и ввек ранен не был. Тогда волшебник попросил его рассказать, как это он стал птицей, и кто его так жестоко изранил. Король удовлетворил его любопытство и рассказал ему, что это Флорина выдала тайну любовных его посещений и, чтобы с королевой примириться, согласилась увешать кипарис кинжалами да бритвами, которыми и был он почти что искромсан; тысячу раз кричал он о неверности своей принцессы и говорил, что уж лучше бы пораньше ему умереть, не узнав ее злого сердца. С бешенством стал волшебник говорить о ней да и о всех женщинах и посоветовал королю забыть ее.

— Какое было бы несчастье, — сказал он, — если бы вам пришлось и далее любить эту неблагодарную! После того, что она вам сделала, всего можно от нее опасаться.

Король Голубая Птица не мог с ним согласиться: он все еще слишком любил Флорину; и тогда волшебник, поняв его чувства, как тот ни пытался их скрыть, сказал ему нежно:

Зачем без толку утешать?

Когда страданье нас тревожит,

Другого нам нельзя понять,

Одна печаль нам сердце гложет.

Пусть время тихо пролетит

В своем целительном теченье.

А без него и утешенье

Нас только хуже раздражит.

Король-птица согласился с ним и просил своего друга отнести его к себе и посадить в клетку, где бы ему не грозила лапа кота или иные смертоносные орудия.

— Ну, — сказал ему чародей,  — неужели вы еще пять лет будете оставаться в таком плачевном положении, столь не подходящем для ваших дел и вашего достоинства? Потому что ведь, в конце концов, есть у вас и враги, которые утверждают, что вы умерли; они хотят поработить ваше королевство, и боюсь, как бы вам его раньше не потерять, чем вы снова свой образ получите.