— Но… Но как же… Ведь ты…
— Я не могу умереть, Князь мира. Если бессмертна душа, то как может умереть Душа Мира? Я — Изида.
— Изида! — простонал я, проводя рукой по окаменевшему лицу, — Душа Мира. Богиня Любви… Я ведь почти узнал тебя… Я чувствовал!..
— Я знаю. Но ты не верил в меня. Как не верил и в то, что все в этом мире устроено правильно. Он не оставил тебя, когда тебе стало невыносимо. Он послал меня к тебе.
Потому что только я могла спасти тебя… Признаюсь, поначалу я тоже не верила в это и не хотела встречаться с тобой… Мы ведь слишком разные, Воитель. Но Он уговорил меня просто встретиться и поговорить с тобой… А потом я полюбила тебя. Но я молчала. Молчала, потому что любила. Потому что только молчанием, даже пытая и сжигая в стыде за эту ложь саму себя, я могла помочь тебе. Я знаю, что ты думаешь сейчас обо мне… И знаю, что ты не сможешь простить меня и принять… И ты будешь прав. Но я люблю тебя, мой наивный, поспешный и обманутый Князь. И я хочу повторить — верь! Ты должен верить, что все всегда будет правильно. Каждый получает то, что заслужил. Так или иначе. А меня прости… Я знаю, что после всего этого ты не сможешь видеть меня, любить и желать, как прежде, но сохрани хотя бы память обо мне… Мне это очень нужно. Я буду знать, что в этом мире есть кто-то, кто хранит обо мне память… Кто любил меня когда-то больше, чем самого себя… Так же, как я люблю тебя… Прости и прощай.
— Стой! — крикнул я, удерживая ее руку. — Стой! Не уходи никуда! У меня сейчас нет времени, чтобы сказать тебе все, что я хочу сказать… Я должен сперва все исправить. А потом я скажу тебе обо всем. О тебе, о Нем, о том, что я думаю обо всех ваших шутках надо мной… У-у, как я это буду говорить! Я умею ругаться, поверь… А потом мы пойдем с тобой… Просто пойдем. Я должен сказать тебе очень многое. Я буду жаловаться и ругаться, просить прощения и злиться, угрожать и стоять на коленях… Но это потом. Сперва я буду долго ругаться, а перед этим попытаюсь исправить все, что натворил…
— Но ведь исправлять нечего, — пожала она плечами.
Я огляделся. По залитым солнцем улицам спешили по своим делам люди. С карнизов домов и дворцов весело свистели птицы. Закованная в гранит Нева несла свои тяжелые воды под арками украшенных фонарями мостов. Город был величествен и прекрасен.
— Это была иллюзия, — сказала она. — Ты не успел натворить беды. Он знал, что ты придешь к Нему и знал, зачем придешь. Он не мог позволить тебе взять это на совесть… В конце концов, мы сами добивались того, чтоб все самое плохое покинуло тебя… И хоть это был единственный шанс… Прости.
— Так, — грустно сказал я. — Меня опять обманули… Меня все время обманывают, Слишком Много Знающий и одна злая девчонка, которую когда-то называли Изидой и Афродитой, обманывают и издеваются над милым и хорошим парнем…
— Ради справедливости надо заметить, что ты тоже далеко не ангел, — невольно улыбнулась она. — Ты бы лучше извинился перед Ним. Ты наговорил достаточно гадостей, чтобы искренне просить у Него прощения.
— Зачем? — удивился я. — Он все знает, все предвидит… Он продумал все это наперед, знал, как и что произойдет, значит, вполне может представить и мои извинения. А заодно и то, что я думаю по этому поводу.
— Ах, ты, паршивец, — донесся до меня задумчивый голос. — Ах, ты, неблагодарный, неверящий, сквернословящий, препирающийся, докучающий, обманывающий, хамящий, угрожающий, недальновидный, не…
— Прости его, — попросила она. — Он упрямый и глупый. Ему очень стыдно, но из упрямства и чувства ложной гордости он не хочет в этом признаваться… Ему предстоит еще многому научиться. Я сама возьмусь за него. Я попытаюсь исправить его.
Я многозначительно хмыкнул, но получил от нее подзатыльник и насупился.
— Уведи его с глаз Моих! Видеть его не хочу… лет девятьсот! А лучше — до скончания мира!
— А мне кажется, — нахально заявил я, — что разгадка-то проста. Раз Ты — Создатель, то будешь творить и дальше. Еще один мир. И еще один. И еще… Эволюция — ничего не попишешь. Все делится и размножается… Я к чему веду? Раз будет новый мир, то потребуется кто-то очень умный, очень сильный и очень вредный, чтоб заниматься тем, чем заниматься никто не хочет. Чертовски неблагодарной работой. И сдается мне, я знаю этого парня… Так что работать нам еще до-олго…
Я едва успел отпрыгнуть с того места, в которое средь бела дня ударила молния.
— Я тебе сейчас устрою Апокалипсис, мальчишка! Я сейчас тебе такой Апокалипсис устрою!.. Нет, Я все видел, но такого нахала…
— Не сердись, — улыбаясь, попросил я. — И прости меня. Я ведь только творение Твое…
— Неудачное!
— Пусть неудачное, — легко согласился я. — Но я буду стараться. Честно. Я очень благодарен Тебе за все. За меня. За нее. За Тебя, За этот мир. За то, что Ты есть и все это создал… А то, что я тут натворил и наговорил… Я буду стараться. Я ошибаюсь и грешу, оступаюсь, строю и снова ломаю. Но я очень хочу, чтоб стало хоть чуточку лучше. Я очень хочу поверить в то, что все будет правильно… Я буду верить и стараться приблизить это…
— Что-то Мне подсказывает, что не стоит так уж доверять всему, что ты тут наговорил… И подсказывает Мне это одно пакостно-ехидное выражение на одной пакостно-ехидной физиономии со шкодливыми и блудливыми глазами… Ты присматривай за ним, девочка. Он бабник и врун, болтун и хулиган, авантюрист и разгильдяй… В общем, он слишком долго жил среди людей… Но он очень неплохой парень. Будьте счастливы.
Я схватил ее за руку, и, смеясь, мы побежали к набережной. Туда, где резвились блики на волнах познакомившей нас реки. К берегам, на которых я узнал, что значит — Верить и Любить…
