Голова моя горела.
- Ответственности вам не хватает, - горько произнес Афанасий Андронович. - Вселенную готовы спалить...
Мама как-то объясняла мне, что такое слуховые галлюцинации. Я все еще сидел съежившись, сунув ледяшки ладоней под мышки. Потом выгреб из-под бревна пучок травы и веточки посуше, достал спички и серку, закрылся полой пиджака.
И тут во мне как молния взорвалась - так ясно вспомнилась МОЯ ГЛАВНАЯ ПОДЛОСТЬ. "Что ты хочешь со мной сделать? - закричал лес голосом Той Девчонки. - Не убивай меня!"
Теперь от меня, ОТ МЕНЯ ОДНОГО зависели судьбы горы, осинника, этой спиралевидной вселенной, похожей на улитку...
Страшная тяжесть придавила меня к земле. Спички выпали из рук и, наверное, сразу намокли. Я собирался с силами, чтобы подняться, вскочить, бежать вниз, к небольшому уютному костру, который робко краснел там, на берегу ручья.
- Ну где же, где же он? - услышал я голос Любочки и подумал, что это снова слуховые галлюцинации.
- Вот он, миленький, греется! - Андрей так двинул меня по шее, что сомневаться в его подлинности мог бы лишь тот, кто с этим кулаком не встречался ни разу.
- Прости, Любочка, - прошептал я.
Класс наш потихонечку меняется. Ангелина Ивановна не нарадуется, и голос ее убавился в громкости на сто децибел. Это уже не тепловозный гудок, а флейтадудочка: "Ах вы мои активные! Тьфу, чтоб не сглазить".
На литературе рвемся в ответы, как в атаки. Даже те, кто прочно залег в молчальный окоп, иной раз встают во весь рост. Руки вверх!
Иру Макешкину не узнаю. "Расцвет личности", как говорит Е. Е. Откуда что берется? Даже Роман признает, что она нашла "свой репертуар". А я считал, что она серая, с бесцветной совестью. Кретин.
Шейк прыгнул мне на колени и так приластился, что я даже засомневался: это он мурлычет или у меня в животе бурчит? Томка в своей комнате делала уроки, а мы с мамой сидели у телевизора, смотрели что-то такое про любовь.
- Ма, - неожиданно для себя спросил я, - а папа был на сколько старше тебя, когда вы поженились?
- Как и сейчас, на четыре года, - улыбнулась она.
Когда мама растеряна, она всегда улыбается. - А почему ты спросил?
На экране целовались.
- Не знаю. Просто так.
Я действительно не знал. Дурацкие вопросыэто "в моем репертуаре", как говорит Ира Макешкина.
Сердце колотилось, как секундная стрелка на часах перед программой "Время".
Сдавали домашние сочинения. Трех недосчитались.
А перед тем было сказано: кто не сдаст, получит двойку.
Среди трех - Анюта.
- Есть у вас уважительные причины? - спрашивает всех Е. Е. - Что ж, как это ни грустно...
Но никто и не думал грустить, кроме Е. Е. Мы-то знаем, что такое липа. Учителя в подобных случаях двоек в журнал не ставят, тем более отличникам. А если и ставят, то "1", чтобы попугать человека, а потом переправить на "4".
Держал пари с Романом, что и на этот раз двойки в журнале не окажется. И проиграл.
Я слышал, как на перемене, в коридоре, отозвав Е. Е. к окну, Ангелина Ивановна что-то возмущенно говорила, размахивая классным журналом. Уловил одну фразу: "Девочка идет на медаль, а вы..."
А вы, Евгений Евгеньевич? Неужели вы не переживаете? По вашему невозмутимому виду понять что-нибудь невозможно. Добрый вы или жестокий? Человек принципа или буквоед?
Бедная Анюта. Она поникла и пожухла, как цветок после пыльной бури. Так непривычно не слышать ее тихого голоса. А не подойдешь. После того "дурака" мы в ссоре.
Двойка всегда напоминала мне змею, напряженно изогнувшуюся перед броском. И вот она кинулась, ужалила. Хоть бы уж меня, что ли. Я-то всякие оценки коллекционирую.
И этот хорош! Раз - и сразу в журнал. Все-таки это Анюта. Она не такая.
Боря, Боря уже целовался! Кто этому поверит? Андрей - ладно, хотя и тот врет. Но Боря?!
Отстаю в развитии.
Минус подошел на улице. Жалкий, пришибленный.
В своей старой куртке. Просит, чтоб я его простил.
- С тобой все ясно, - говорю. - Медицинская практика не знает ни одного случая излечения от слабоумия. Говорю тебе как сын врача.
- Прости, - просит. - Давай забудем.
- Я бы тебя, гада, убил, - честно сказал я.
- Маму жалко. У нее гипертония...
Как же это получилось, что все мы начинали с КЮРа, были в одной "Группе АБЭР", а теперь...
Минус сам виноват!
Минус сам виноват...
Минус сам виноват?
Сегодня, после долгого перерыва, - "литературный четверг". Мы возвращались из школы вместе, и он сказал:
- Знаешь, чего тебе надобно, старче? Решить для себя - будешь ли ты учителем или вожатство не ступенька к профессии, а, как для многих, просто комсомольское поручение. Важное, захватывающее, но временное.
- Я давно решил: не хочу быть учителем.
- А школа хочет. А дети хотят. Кто же прав?
- Что же, я не могу сам распоряжаться своей судьбой?
- А если учительство и есть твоя судьба? Ты вот твердишь: "Что за дети пошли! Мы такими не были".
Понимаю, понимаю, шутишь. "Лишенных юмора - в дома для юморолишенных", как говорилось на вашем последнем сборе. Но в каждой шутке... Здесь же нет и доли правды. Дети пошли такие же, как вы несколько лет назад. Разве чуть-чуть, самую малость лучше. Кто же превратит это "малость лучше" в "гораздо лучше"?
- Да вы шутник, Евгений Евгеньевич!
- А ты нахал. Каким тоном с учителем разговариваешь! - Мы посмеялись. Я же вижу, как ты переменился за полгода. Разве не ты писал: "Вечный огонь - тот, что в нас горит". Я вижу в тебе педагогическую искорку. И дую на нее. Погаснет - значит, я ошибся. Разгорится - мне же теплее будет. Полюби эту идею - посвятить жизнь детям.
- А зачем вы Левской двойку в журнал поставили?
Он так и остановился посреди улицы.
- И ты, брат, стал инспектором!
Наверное, он был так ошеломлен моим нахальным вопросом, что слово "брат" у него как-то исказилось, вроде "брут". Почему он назвал меня братом?
Тетрадь кончается. Жалко страницу пропускать.
Да что поделаешь - традиция.
Ничегошеньки не пойму! Мысли пляшут "Камаринскую". Два часа ночи, а у меня сна ни в одном глазу.
Что это было?
- У нас свидание? - спросил я Анюту, когда мы прощались у ее дома.
- Не знаю...
Есть вопросы, на которые даже круглые отличницы не могут ответить.
Сейчас глухая ночь. Она спит. Что ей снится? Анюта, ты меня слышишь?
Не спится.
Разве так бывает?
Почему все перевернулось? Почему за весь минувший день я ни разу не подумал о Любочке? Нет, подумал. Подумал, что Андрей прав: я ее выдумал. Она прекрасный человек, славная вожатая, чудесная девушка, но... Во мне что-то перегорело после того незажженного костра.
А это с чего началось? С записки, которую я послал на биологии Макешкиной. "Ира, давай поменяемся дежурствами". Макешкина - самый лучший человек на Земле! Она сразу согласилась и ни о чем не спрашивала.
В этой четверти Ангелина Ивановна опять нас пересадила, и Макешкина оказалась за одной партой с Левской.
Вот так и получилось, что после уроков мы с Анютой остались в классе одни. Не успел прозвенеть звонок, как все разбежались по белу свету подальше от школы.
Весна! И денек выдался такой, словно в апрель заглянуло лето.
- Моя помощь не нужна? - небрежно спросил я, делая вид, что задержался случайно - дипломатка не застегивается. Я просил мира.
Она подошла ко мне с веником. У нее были такие сухие глаза, как будто она только что выплакала все слезы. Я никогда раньше не видел ее лица. Такого лица.
Я понял, что имела в виду мама, когда сказала: "Красивая девочка".
- Ты спрашивал, как я к тебе отношусь, - еле слышно проговорила красивая девочка с веником. - Я тебе повторю: дурак ты. Самый настоящий, если не понимаешь, что...
- Понимаю, - перебил я. - Теперь понимаю.
Я хочу открыть тебе одну тайну. Приходи в шесть к роще. Знаешь арку у входа? Я тебя познакомлю с одним человеком.
