В конце концов молчание нарушил картежник А. Еле шевеля прорезью, служившей ему ртом, он словно бы с усилием выдавливал из себя слова.
— Ну, — произнес он, — вы решили задачу.
— Вы удивляете нас, — ответила Мэри. — Мы и не подозревали, что задача решена.
— Мы могли бы прийти к решению скорее, — вступил в разговор Лэнсинг, — если бы знали, в чем состоит задача Или хотя бы, что она существует. Теперь, раз вы говорите, что задача решена, что дальше? Мы вернемся домой?
— Никто никогда не решает ее с первой попытки, — сказал В. — Всегда приходится возвращаться.
— Вы не ответили на мой вопрос, — настаивал Лэнсинг. — Что дальше? Вы вернете нас домой?
— О Боже мой! Нет! — ответил D. — Нет, вы не возвратитесь домой. Мы не можем вас отпустить.
— Вы должны понять, — вступил в разговор С, — что удается отобрать очень немногих. Редко в группе попадается один, почти никогда — двое, как в вашем случае. Чаще всего — никого.
— Они разбредаются во все стороны, — снова заговорил А, — обращаются в бегство, ищут убежища за дверью в яблоневый сад, или прибегают к помощи переместителя, или…
— Переместителем, как я понимаю, вы называете поющие машины? — спросила Мэри.
— Да, так мы их называем, — ответил В. — Может быть, вы могли бы придумать лучшее название.
— И пытаться не буду, — отрезала Мэри.
— И есть еще Хаос, — сказал Лэнсинг. — Должно быть, там гибнут многие. И все же вы бросили мне веревку…
— Мы бросили вам веревку, — объяснил А, — потому что вы пытались спасти робота. Рискуя собственной жизнью, без колебания вы пытались спасти робота.
— Полагаю, он того заслуживал. Он был моим другом.
— Может быть, и заслуживал, — сказал А, — но он принял неверное решение. Здесь не место для тех, кто принимает неверные решения.
— Не знаю, о чем вы, черт возьми, — гневно ответил Лэнсинг. — И мне не нравится, что вы тут выносите приговоры. Да и вообще вы, четверо, мне не особенно нравитесь.
— Вы можете сколько угодно испытывать к нам неприязнь, — вмешался D, — но нельзя позволить мелкому препирательству отвлечь нас от необходимости говорить друг с другом.
— И вот еще что, — сказал Лэнсинг. — Если разговор имеет шанс затянуться, мы не собираемся стоять перед вами, как просители перед троном. Вы по крайней мере могли бы иметь совесть и предложить нам сесть.
— Конечно, за чем же дело стало, — ответил А. — Берите стулья и располагайтесь поудобнее.
Лэнсинг взял два стула и поставил их перед картежниками. Они с Мэри уселись.
Животное, спавшее в корзинке у двери, с сопением приблизилось к ним. Оно любовно потерлось о ноги Мэри и улеглось рядышком, ласково глядя на нее снизу вверх.
— Это, случайно, не Вынюхивающий? — спросила Мэри. — Он имел привычку бродить вокруг нашего лагеря, но мы так и не увидели его.
— Это ваш личный Вынюхивающий, — ответил С. — Их несколько, а этот закреплен за вашей группой.
— Он наблюдал за нами?
— Да, наблюдал за вами.
— И докладывал?
— Конечно.
— Вы все время за нами наблюдали, — сказал Лэнсинг. — Вам известно все, что мы делали. Будто читали в открытой книге. Может, вы наконец объясните нам, чего ради все это?
— Охотно, — ответил А. — Вы заслужили право знать. Тем, что вы пришли сюда, вы заработали это право.
— Если вы готовы слушать, — заговорил В, — мы готовы все объяснить.
— Мы слушаем, — сказала Мэри.
— Вы знаете, конечно, — начал А, — о множественности миров. Миров, разветвляющихся в кризисных точках, чтобы потом разделиться опять. Как я понимаю, вам известно, что такое эволюционный процесс.
— Мы знаем об эволюции, — ответила Мэри, — о системе отбора наиболее приспособленных.
— Совершенно верно. Если вы подумаете хорошенько, то поймете, что разделение альтернативных миров — тоже эволюционный процесс.
— Вы хотите сказать, что происходит отбор лучших миров? А не возникает ли у вас затруднений с тем, чтобы определить, какой мир лучший?
— Конечно, возникают. В этом-то как раз и заключается причина того, почему вы здесь. Так же как и многие другие. Эволюция не происходит сама по себе. Ее действие основывается на развитии доминирующей формы жизни. Во многих случаях факторы выживания, обеспечивающие доминирование, дефектны. Все они имеют недостатки, а многие несут в себе семена собственного разрушения.
— Это правда, — сказал Лэнсинг. — В моем мире созданы механизмы, способные, если мы того захотим или по причине несчастного случая, уничтожить нашу расу.
— Человеческая раса с ее интеллектом, — сказал В, — слишком ценная форма жизни, чтобы позволить ей растратить себя — совершить самоубийство. Несомненно, что, когда — и если — разумная раса угасает, на смену ей приходит другая форма жизни с более сильным фактором выживания. Каков окажется этот фактор, трудно предугадать. Совсем не обязательно, что он будет в чем-то превосходить разум. Беда человеческой расы в том, что она никогда не давала имеющемуся в ее распоряжении интеллекту развиться в полной мере.
— Вы полагаете, что у вас есть средство осуществить полное развитие? — спросила Мэри.
— По крайней мере, мы надеемся на это, — ответил D.
— Вы же видели тот мир, в который попали, — сказал А. — Вы имели возможность оценить некоторые из его достижений, понять, в каком направлении развивалась его технология.
— Да, конечно, — ответил Лэнсинг. — Двери, открывающиеся в другие миры. Это лучшее решение проблемы, чем то, которое было найдено в моем мире, мечтающем о межзвездных кораблях. Еще не известно, удастся ли реализовать эту мечту. Хотя, если вспомнить, в мире Юргенса Земля опустела после того, как люди отправились к звездам.
— Вы уверены, что они туда добрались? — спросил С.
— Так говорил Юргенс, — ответил Лэнсинг, — но, разумеется, я не могу быть в этом уверен.
— Далее. Существует нечто, что вы называете переместителем, — сказала Мэри. — Это другой способ путешествовать — путешествовать и учиться. Мне кажется, с его помощью можно изучить всю Вселенную, почерпнуть идеи и представления, до которых человечество могло не додуматься. Эдвард и я прикоснулись только к краешку. Генерал кинулся очертя голову и погиб. Что с ним произошло?
— Этого мы не знаем, — ответил А. — Если неумело пользоваться переместителем, последствия могут быть фатальными.
— Тем не менее вы, бесчувственно и безответственно, оставляете вход открытым, — обвиняюще произнес Лэнсинг, — и не препятствуете ничего не подозревающим посетителям попадать в ловушку.
— Тут вы попали в точку, — сказал D. — Неосторожные исключаются из дальнейшего рассмотрения. В нашем плане нет места для глупцов.
— Поэтому вы избавились и от Сандры у поющей башни, и от Юргенса в Хаосе?
— Я чувствую враждебность с вашей стороны, — сказал D.
— В этом, черт бы вас побрал, вы правы. Я испытываю к вам враждебность. Вы «исключили из рассмотрения» четверых из нас.
— Вам еще повезло, — сказал А. — Чаще всего погибает весь отряд. Но мы не прикладываем к этому руку. К гибели их приводят собственные пороки.
— А люди из лагеря? Те, кто живет неподалеку от поющей башни?
— Они неудачники. Они сдались, и их движение закончилось. Вы двое не сдались. Вот почему вы здесь.
— Мы здесь потому, что Мэри всегда считала: ответ заключен в кубе.
— И благодаря ее убежденности вы смогли разгадать загадку, — сказал А.
— Верно, — согласился Лэнсинг. — Но если это так, почему я здесь? Потому, что не отстал от Мэри?
— Вы здесь потому, что принимали правильные решения.
— Но у Хаоса я принял неправильное решение.
— Мы так не считаем, — возразил С. — Способность выжить, как бы она ни была важна, не всегда является правильным решением. Иногда следует пренебречь выживанием.
Вынюхивающий, прижавшись к ногам Мэри, крепко спал.
— Вы выносите моральные оценки, — гневно сказал Лэнсинг, — вы, великие мастера по принятию решений. И с какой уверенностью! Скажите мне, кто вы такие? Последние представители цивилизации, существовавшей в этом мире?