За обедом, когда я попыталась повязать ей фартучек — впав в детство, тетя баловалась за столом и все проливала, — она вдруг обеими руками вцепилась мне в горло и стала душить!

Лина уронила на пол миску с супом и с диким криком убежала. Доктор Ренар подскочил к нам и пытался освободить меня. Но тетя вцепилась мне в горло мертвой хваткой, глаза ее горели ненавистью. О нет, теперь она уже не была шаловливым ребенком! Руки у нее стали словно железными…

Я уже начала задыхаться, пока доктор Ренар с помощью прибежавшего Антонио не вырвали меня из рук тети, оттащили ее и с немалым трудом увели в спальню.

А я бросилась к телефону и стала звонить Жакобу. Подошла матушка Мари и, услышав мои рыдания, ничего не стала расспрашивать, побежала за доктором. Через мгновение Жакоб был у телефона.

— Она пыталась меня задушить. А еще утром притворялась семилетней девочкой. Я больше не могу!.. — простонала я. — Вам ничего, вы не видите этих ужасов. Ведь они окончательно сводят тетю с ума, эти «космические» бандиты. Или уже свели?

— Нет, этого они не сделают, — быстро ответил он.

— Почему? Откуда у вас такая уверенность?

— А зачем им нужна сумасшедшая жертва? Ведь она еще не отдала им все деньги, верно?

— Пока нет.

— А им только это от нее и нужно. Пока они лишь пугают главным образом вас, чтобы отступились, не противились им, не связывались со мной. Думаю, сегодняшний трюк с нападением на вас — последний их фокус. Они оставят ее в покое, будут только внушать во время сна, даже незаметно для нее самой, чтобы она поскорее подарила или завещала им все деньги.

— Почему вы так думаете?

— Для того, чтобы завещание признали законным, ваша тетя должна подписать его, выражаясь юридическим языком, «в здравом уме и твердой памяти». А в таком состоянии, как сейчас, никакой нотариус не признает ее нормальной.

— Мне кажется, вы ошибаетесь, а прав доктор Ренар. Она просто больна. Я перерыла всю спальню и никакого приемника не нашла…

— Значит, вы плохо искали. Он где-то запрятан тщательно. Хорошо бы перевести вашу тетю хоть на время в другую комнату. Придумайте что-нибудь — ремонт, скажем. Вы слушаете?

— Разве она мне поверит… — ответила я таким усталым и безнадежным тоном, что доктор Жакоб вдруг предложил:

— Слушайте, приезжайте сюда. Вам нужно отдохнуть.

— А тетя? Вы же сами говорили…

— Ничего с ней пока не случится. Даже лучше, если вы уедете из дому на какое-то время. Они подумают, будто их трюки вас доконали, вы напуганы окончательно, рассорились с тетей и решили оставить ее. А кроме того, вы не будете попадаться тете на глаза и раздражать ее. Так что со всех точек зрения вам лучше уехать. А рядом с тетей останется любознательный и дотошный старина Ренар. Он будет все аккуратно записывать и держать с нами постоянную связь.

— Подождите. Кажется, идет доктор Ренар, я с ним посоветуюсь и позвоню вам.

Положив трубку, я кинулась навстречу старику:

— Что с ней?

— Мы уложили ее в постель, и она уже крепко спит. О, какие ужасные синяки оставила она у вас на шее! Бедняжка, вам надо сделать примочку…

— Пустяки, пройдет, — отмахнулась я. — Доктор Жакоб советует мне уехать на несколько дней…

— Очень разумная мысль.

— А как же вы тут один?

— Если припадок повторится, я вызову санитаров, отвезем ее в психиатрическую лечебницу.

— Теперь вы опять думаете, что она психически больна?

— Не знаю, — сумрачно ответил Ренар и, вздохнув, добавил: — Посмотрим, какой она проснется.

— А я уверена, что это проклятый голос внушил ей кинуться на меня.

— Дорогая девочка, вам надо уехать, — настойчиво сказал доктор Ренар.

Он ушел к тете. А я снова позвонила Жакобу, который, видно, ждал у телефона, сказала, что приеду сейчас же, с первым поездом, и попросила заказать для меня номер в самой тихой и спокойной гостинице.

На вокзале меня встретили доктор Жакоб с матушкой Мари. Увидев меня, она сокрушенно запричитала, даже прослезилась, начала обнимать, расцеловала, и не успела я даже заговорить о гостинице, как потащила меня к машине, приговаривая:

— Скорее, скорее, жареная утка не может ждать. Она по-хозяйски заняла место за рулем, мы с доктором сели сзади.

— Что вы так на меня смотрите? — спросила я у него, когда мы тронулись. — Да, я постарела на десять лет. Видите, какие синяки на шее? Даже пудрой не скроешь. И всё вы виноваты.

— В чем?

— Почему вы ничего не предпринимаете? Чего ждете? Когда мы с тетей в самом деле сойдем с ума?

Насупившись, он помолчал, а потом ответил:

— Простого, вульгарного убийцу не так уж сложно поймать и посадить на скамью подсудимых. А вот таких уличить гораздо труднее, хотя они совершают преступление на глазах у всех. Да не одно, а сразу несколько преступлений — не только убивают свою жертву медленно и мучительно, но и калечат души окружающих. Даже поймав такого убийцу, нелегко доказать его вину, уличить. Бесплотный «глас небесный» в суд не потянешь. Один я его поймать не могу, нужна помощь моего друга Вилли. А он, как назло, загостился в Америке. Но скоро вернется, я уже говорил с ним по телефону.

— А кто этот Вилли? Фокусник?

— Нет, инженер.

— Такой же, каким вы представились тете?

— Нет, он в самом деле очень талантливый инженер. Изобретает для меня оригинальную аппаратуру вместо спившегося старика Анри. Кстати, я позавчера с ним беседовал. Стыдил его, уговаривал одуматься. Старик был, как всегда, пьян, но, по-моему, не настолько, чтобы пропустить мои слова мимо ушей. Отрицает, будто связался с Гораном. Но все-таки, кажется, я его заставил задуматься. Не беспокойтесь, даже если Анри нам не поможет, все равно их поймаем.

— Вы все об одном… — вздохнула я. — А я уже не верю, что ее преследуют космические жулики. Комнату ее обыскала, заглядывала в каждую щелочку. А она по-прежнему слышит голос, да теперь еще и второй — своего покойного мужа. Откуда он взялся?

— Я тоже, честно говоря, озадачен, но в загробные голоса не верю, — помрачнев, упрямо ответил Жакоб. — Разгадаем и эту загадку. Вы просто устали, измучились, упали духом, а тут еще фен. Он на всех действует. Опытные автомобилисты норовят ехать по левой стороне…

— Верно! — вставила матушка Мари, покачивая старомодной шляпкой. — Я это знаю.

— …У хирургов начинают дрожать руки, и они берутся оперировать во время фена лишь в неотложных случаях. Но он кончится, вы отдохнете, успокоитесь. Время у нас еще есть: они непременно должны оставить пока вашу тетю в покое.

Мне стало немножко стыдно за то, что я так на него напала. Морис прав: все фен виноват. Тут, к счастью, в разговор вступила милая матушка Мари, и мы стали болтать с ней о погоде, об ужасных ценах на рынке, об этой новой чудовищной моде носить такие короткие юбки…

— Хотя вам это очень идет, милочка. У вас красивая фигура…

Доктор Жакоб сидел рядом со мной и, похоже, ничего не слышал, погруженный в свои мысли. Вид у него был такой удрученный, что мне вдруг захотелось погладить его по голове, приласкать, как обиженного ребенка.

После ужина, которым нас накормила матушка Мари, мне уже не хотелось идти в гостиницу и сидеть там в тоскливом одиночестве. И милая матушка Мари, и доктор Жакоб были так внимательны и заботливы, что я не стала особенно возражать, когда они начали уговаривать меня пожить у них.

Ночью наконец прогремела гроза, принесенная феном. Сразу стало легче дышать. Утром я позвонила доктору Ренару, чтобы узнать, как себя чувствует тетя, и сказать, где меня искать. Вести были хорошие: тетя проспала всю ночь спокойно и проснулась нормальной, психиатра вызывать нет нужды.

— Я сказал, что вас срочно вызвал издатель и вы уехали на две недели в Париж. Она, по-моему, поверила. Отдыхайте и не волнуйтесь, дорогая. Передайте, пожалуйста, поклон коллеге Жакобу, — сказал доктор Ренар.