Варягу приятна была образовавшаяся пауза.

– Что вы опять замолчали, мистер Монтиссори? Может быть, вы меня не расслышали?

Это был сильный и точный удар. Варяг представил, как тучное тело дона Монтиссори откинулось на спинку кресла.

– Слышу я вас хорошо, только не нужно трепать по телефону имена всеми уважаемых людей, – постарался смягчить тон Монтиссори.

Он понял, что его собеседник знает гораздо больше, иначе не имело смысла произносить имя конгрессмена. Возможно, это не единственный козырь русского мафиози.

– Вы молчите, дон Монтиссори?! Или это мне показалось? Хотя я вас понимаю.

Обладая абсолютным слухом, Монтиссори пытался уловить в голосе русского хотя бы малейшую фальшь. Но речь собеседника была точна и взвешенна. Так разговаривать мог только весьма уверенный в себе человек.

Конечно, он слышал о русской мафии, о кровавом беспределе в далекой, загадочной России. Но чтобы русские осмелились сунуться в Америку? И тем более в сердце его, Монтиссори, бизнеса? Это уже слишком.

– Мне нужно подумать, – сказал Монтиссори.

– Это нам тоже понятно, – ответил Варяг и добавил: – А чтобы вам лучше думалось, завтра я передам вам привет.

Монтиссори хотел было договориться о встрече, чтобы с глазу на глаз оценить, что представляет собой русский нахал, но услышал короткие и резкие гудки.

Иметь своих людей в конгрессе считала делом чести каждая мафиозная структура. На подкуп конгрессменов и на их продвижение крестные отцы денег не жалели.

Имел своих людей в конгрессе и Монтиссори. Это было одно из главных завоеваний сицилийского дона. Более других он ценил конгрессмена Корда, старейшего члена Палаты представителей. Корда имел огромнейшее влияние не только в своем штате. Острый на язык, он язвительно и с удовольствием поругивал нынешнюю администрацию, и многие газеты не без злорадства цитировали его. Никто не мог предположить, что красноречивые выступления конгрессмена не что иное, как продукт долгих размышлений мистера Монтиссори. Дон через послушного члена Палаты представителей протаскивал многие предложения, позволяющие крепнуть его полуподпольному бизнесу. Сеть игорных домов с тех пор, как Корда приобрел в конгрессе вес, увеличилась вдвое, а всякого рода притонов было куда больше, чем ресторанов и кафе. Со стороны могло показаться, что все мужское население Тихоокеанского побережья только тем и занималось, что просаживало деньги в рулетку и до утра пропадало в увеселительных заведениях.

Многие из клана Монтиссори знали о его слабости: прежде чем распахнуть перед страждущими утех двери очередного злачного заведения, он лично дегустировал едва ли не все напитки в баре, а потом вместе с приглянувшейся красоткой отправлялся опробовать роскошную кровать в шикарном люксе.

Многим был памятен случай, происшедший с Альберто Монтиссори во время открытия одного из престижнейших ночных клубов «Глаза Джоконды», над проектом которого трудились лучшие дизайнеры Калифорнии. Дон с интересом осмотрел комнаты, выдержанные в стиле эпохи Возрождения, и нашел, что лучше придумать невозможно. Особенно ему понравились кровати. По заверениям дизайнеров, они были точной копией кроватей итальянских королей. И конечно, дон Монтиссори устоять не мог. Он удалился в одну из комнат вместе с красивой танцовщицей Лили, а охрана, оставшись за дверями, не без усмешек прислушивалась к сладострастным стонам босса и его подружки. Через полчаса пышное ложе не выдержало нагрузки – ножки надломились. Услышав шум и крики, охрана решила, что на босса совершено покушение, и, выхватив оружие, ворвалась в комнату. Дон Монтиссори и красотка Лили валялись рядом со сломанной кроватью, как говорится, в чем мама родила. Дон Монтиссори пришел в ярость. Набросив халат, он помчался в кабинет администратора клуба. Отвесив оплеуху директору, он тут же уволил его, точнее – навсегда выбросил из бизнеса.

С тех пор администрация клубов с великой тщательностью лично проверяла прочность каждой новой партии мебели.

Дон Монтиссори дорожил конгрессменом Корда. За небольшой процент, отчисляемый от каждого выполненного дела, тот воплощал в жизнь самые сложные проекты. С его помощью дону удалось доставить в США больше тысячи русских девушек, которые за мизерную плату работали стриптизерками в дорогих клубах. Конгрессмен обладал даром находить союзников, а если партнер оказывался несговорчивым, в дело вступали бойцы дона Монтиссори. Они, не тратя лишних слов, доводили до сознания упрямца банальную истину, что здоровье и богатство куда лучше небытия.

На многих политиков и влиятельных лиц дон Монтиссори имел досье, где педантично отмечались не только их сильные стороны, но и человеческие слабости – страсть к выпивке, алчность, чревоугодие, любовь к женщинам, склонность к гомосексуализму, пристрастие к наркотикам. Он старался не упустить ни малейшего штриха в характере возможного оппонента, всегда помня о том, что когда-нибудь это может пригодиться. Порой Монтиссори не без гордости заявлял, что политики, подобно слепым щенкам, охотно кормятся из его рук, и нет для них большей радости, как получить к Рождеству объемистый конверт, туго набитый стодолларовыми купюрами.

Корда являлся проводником идей честолюбивого Монтиссори. А планы у Монтиссори были гигантскими. Требовалось потеснить китайскую общину, которая последнее время чрезмерно разрослась и настаивала на увеличении доли в совместных проектах. Китайские рестораны, разбросанные по всему побережью, начинали раздражать Монтиссори. Он стал подумывать о том, а не построить ли на их месте недорогие пиццерии. Тогда уж точно не придется делиться с китайцами возрастающими доходами. Без помощи всесильного Корда здесь не обойтись, а потому всякое ущемление интересов конгрессмена Монтиссори воспринимал как попытку залезть в собственный карман. И уж конечно, в его планы не входило делиться накопленным состоянием с кем-то еще.

После разговора с Монтиссори Варяг вызвал к себе Сивого. Моложавый мужчина лет тридцати пяти, невысокого роста, худощавый, юркий, он напоминал резвую борзую. Звали его Севастьянов Назар Петрович. В США он приехал пять лет назад в качестве мужа молоденькой студентки из Сан-Франциско. Девушка проходила стажировку в Москве, где и повстречала своего суженого. Севастьянов вызвал ее интерес к себе смелыми рассказами о советской действительности и несмелыми ухаживаниями, которые тем не менее порой перерастали в настойчивую атаку. Союз жиреющего Запада и нищей России оказался непродолжительным. Через полгода супруги освободили себя от обоюдных упреков, подав заявление на расторжение брака. Два года Сивый пытался найти приличную работу, но тщетно. Официант в дешевом ресторанчике – это было все, на что он мог рассчитывать.

Приходя куда-либо наниматься, он без стеснения рассказывал о том, что в Союзе служил в одном из секретнейших подразделений КГБ, аналогов которому не существовало во всей России, и что основная его специальность – пиротехника. Сивый пытался объяснить улыбчивым американцам, что таких профессионалов, как он, едва ли можно отыскать хотя бы с десяток на территории бывшего Советского Союза. Он пояснял, что умеет не только взрывать, но и обезвреживать мины с самыми сложными устройствами, с дьявольскими секретами и ловушками. Но чиновники американских спецслужб кривились и уверяли, что его знания для антитеррористических подразделений представляют такой же интерес, как для обывателя торнадо в соседнем штате. И когда Сивый уже не надеялся отыскать работу по специальности и готов был смириться и тянуть лямку в белом переднике посудомойщика, неожиданно в его судьбе вновь появился Варяг.

Господин Игнатов отыскал Сивого в тенистом парке с высокими и стройными кипарисами, напоминавшими солдат на карауле.

Подойдя к Сивому, присел рядом на скамеечку, а потом спросил по-русски:

– Закурить желаете?

За три года, проведенные в Америке, Сивый успел отвыкнуть от русской речи, и сейчас эти слова показались ему сладкоголосой песней.