– Я впредь не собираюсь этим заниматься. Седина мне больше к лицу.

– Седина, конечно, почтеннее, спору нет. Но когда напополам седые и темные – вид смешной.

– Какое это имеет значение!

Все, все утратило значение. Длинной унылой чередой тянулись друг за другом одинаковые, пустые дни. Денно и нощно ее снедала одна-единственная мысль: «Сэра никогда меня не простит. И будет права».

Зазвонил телефон. Энн встала, подняла трубку и немного удивилась, услышав решительный, как всегда, голос леди Лоры:

– Энн?

– Да.

– Я не люблю вмешиваться в чужие дела, но все же, мне кажется, тебе следует знать, что сегодня в восемь часов вечера Сэра и Джеральд Ллойд вылетают в Канаду.

– Что? – выдохнула Энн. – Я уже несколько недель не видела Сэру.

– Ты и не могла ее видеть. Она находилась за городом, в специальном лечебном заведении для наркоманов, куда отправилась по собственной воле.

– О Лора! Как она?

– Благополучно прошла курс лечения. Как ты понимаешь, это было вовсе не легко. Но я горжусь моей крестницей. Она проявила недюжинную силу воли.

– О Лора! – Слова полились из Энн неудержимым потоком. – Помнишь, ты как-то спросила меня, знаю ли я Энн Прентис? Сейчас я вижу ее насквозь. Обидевшись и рассердившись на Сэру, я испортила ей жизнь. Она никогда не простит меня!

– Какой вздор! В действительности никто не в состоянии испортить жизнь другому человеку. Не впадай в мелодраму и не ной.

– Но это правда. Я осознаю, что я собой представляю и что наделала.

– Ну что ж, это тебе во благо, но ведь не сию минуту ты сделала это открытие? А раз так, незачем его мусолить, поговорим о другом.

– Ты не понимаешь, Лора. Меня мучают угрызения совести, я раскаиваюсь невероятно…

– Послушай, Энн, с одной стороны, я не выношу, когда передо мной распинаются в благородстве и объясняют высокоморальные мотивы тех или иных действий, а с другой – терпеть не могу, когда мне в жилетку плачутся по поводу совершенных плохих поступков. В обоих случаях люди искренни в оценке своего поведения, но ведь, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. Часы не повернуть назад, сделанного не воротишь, так иди дальше, продолжай жить.

– Лора, как, по-твоему, мне быть с Сэрой?

Лора Уитстейбл фыркнула:

– Я могла бы, конечно, вмешаться, но, по моему глубокому убеждению, давать советы – низшая степень падения. – И в трубке раздались короткие гудки.

Энн, двигаясь как во сне, пересекла комнату и, глядя незрячими глазами перед собой, присела на край кушетки.

Сэра… Джерри… Наладится ли у них жизнь? Найдет ли наконец счастье ее дитя, ее горячо любимое дитя? Джерри по характеру человек слабый, а что, если на него снова посыплются неудачи? И он разочарует Сэру? И дочь, утратив последние иллюзии, станет несчастна? Но Джерри – тот мужчина, которого Сэра любит…

Время шло. Энн продолжала сидеть не двигаясь.

К Сэре она уже не имеет никакого отношения. Своими руками она порвала все связывавшие их узы. Между ними пролегла непреодолимая пропасть.

Эдит, на миг открыв дверь, бросила взгляд на свою хозяйку.

В это время позвонили в парадном, и Эдит удалилась.

– Мистер Моубрей, мэм, – вернувшись, доложила она.

– Что ты сказала?

– Мистер Моубрей. Ждет внизу.

Энн вскочила как ужаленная и посмотрела на часы. О чем она думает, сидя сложа руки, будто парализованная, – когда Сэра уезжает, вот сейчас, сегодня вечером, на другой конец света?

Энн схватила свою меховую накидку и выскочила из квартиры.

– Бэйзил! – еле выговорила она, запыхавшись. – Умоляю – отвезите меня в Хитроу. И как можно быстрее.

– Энн, дорогая, что стряслось?

– Сэра! Улетает сегодня в Канаду. А я не могла с ней попрощаться.

– Но не поздно ли вы об этом вспомнили, дорогая?

– Да, разумеется. Я сваляла дурака. Надеюсь все же, что еще не слишком поздно. Поезжайте, Бэйзил, быстрее.

Бэйзил Моубрей вздохнул и повернул ключ зажигания.

– Вы всегда производили впечатление такой уравновешенной женщины, Энн, – с упреком сказал он. – Благодарение небу, что у меня нет детей. Родители ведут себя так странно.

– Быстрее, Бэйзил, – быстрее.

Бэйзил вздохнул.

Миновав Кенсингтон, они достигли Хаммерсмита, по извилистым боковым улочкам обогнули этот район, известный своими пробками, вышли на очень оживленную Чизуик, а уже оттуда – на Грейт-Уэст-роуд и помчались мимо высоких заводских строений, зданий с неоновыми вывесками и выстроившихся рядами аккуратных домиков. В них живут люди: матери и дочери, отцы и сыновья, мужья и жены. И все – со своими проблемами, ссорами и примирениями. «В точности как я», – подумала Энн. И внезапно ощутила родство, любовь и взаимопонимание со всем человечеством. Она не одинока, не может быть одинока, ибо живет в мире, населенном ей подобными.

В зале регистрации в аэропорте Хитроу было полно пассажиров, ожидавших приглашения на посадку. Джерри спросил Сэру:

– Не жалеешь?

Сэра в ответ лишь сверкнула в его сторону радостными глазами.

Она похудела, на лице ее появились морщинки – свидетельство перенесенных страданий. По-прежнему очень красивая, она казалась намного старше прежнего и производила впечатление совершенно зрелой женщины.

В голове ее теснились беспокойные мысли.

«Джерри уговаривал меня пойти попрощаться с мамой.

Он не понимает… Если б только я могла исправить содеянное – но ведь это невозможно».

Ибо не в ее силах вернуть Ричарда Колдфилда…

Нет, мама никогда ее не простит.

Сэра была счастлива, что рядом с ней Джерри, что они улетают навстречу новой жизни, но что-то в ней жалобно стенало:

«Я улетаю, мама, я улетаю от тебя…»

Если бы только…

Хриплый голос из репродуктора прервал размышления Сэры, заставив ее вздрогнуть: «Пассажиров, направляющихся рейсом 00346 в Претуин, Гандер и Монреаль, просят проследовать в выход под зеленым сигналом для прохождения таможенного и паспортного контроля».

Пассажиры подхватили ручную кладь и направились к двери в конце зала. Сэра шла чуть позади Джерри.

– Сэра!

От главного входа к ней бежала Энн в сползшей с плеч меховой накидке. Сэра бросилась навстречу матери, уронив на пол свою маленькую дорожную сумку.

– Мама!

Обе широко распахнули руки, обнялись, начали бешено целоваться, но затем, откинувшись всем корпусом назад, внимательно вгляделись друг в друга.

Всю дорогу до аэропорта Энн твердила про себя, что она скажет дочери, но сейчас слова не шли с языка. Да в них и не было никакой нужды. И у Сэры тоже точно язык отнялся. Глупо ведь было бы сказать: «Прости меня, мама».

В этот момент Сэра избавилась от последних следов детскости. Она почувствовала себя женщиной, уверенной в себе и умеющей самостоятельно принимать решения.

Интуиция безошибочно подсказала ей, какие слова уместны в этой ситуации.

– Не волнуйся, мама, все будет хорошо, – воскликнула она не задумываясь.

А сияющий Джерри добавил:

– Я с нее глаз не спущу, миссис Прентис.

К ним приблизился дежурный с намерением подтолкнуть Джерри и Сэру к двери под зеленым сигналом.

Снова прибегнув к иносказанию. Сэра произнесла:

– Ты будешь следить за собой, мама, обещаешь?

– О да, дорогая, за меня не беспокойся. До свидания, и да благословит вас Бог.

Джерри и Сэра ушли через дверь таможенного контроля – в новую жизнь, а Энн возвратилась к машине, в которой ее ожидал Бэйзил.

– Ужас что за техника, – воскликнул он, когда по взлетно-посадочной полосе с ревом промчался рейсовый самолет. – Похож на огромное ядовитое насекомое! Я их до смерти боюсь!

Он вырулил на шоссе и повернул в сторону Лондона.

– Если вы не возражаете, – сказала Энн, – я на сегодня откажусь от вашего приглашения пообедать вместе.

Меня тянет провести спокойный вечерок дома.