– Ну, на это не надейтесь! – Он резко наклонился и железной хваткой стиснул ее руки. – Не заставляйте меня делать вам больно.

– Убери от нее свои грязные лапы!

Пьер едва успел повернуть голову, как его поразил сильный удар, от которого он перелетел через комнату и приземлился у противоположной стены.

– Вставай! – На лицо Хока было страшно смотреть. – Я преподам тебе урок, который ты никогда не забудешь.

– Нет, Хок, нет. – Джоанна обхватила его за плечи и практически повисла на его спине, а Хок в это время пытался поднять Пьера с пола за пиджак. – Оставь его, пожалуйста, он этого не стоит.

– Я убью эту крысу.

Когда через несколько секунд прибыла полиция, которую вызвала находившаяся в состоянии истерики Антуанетта, Пьер дал себя увести. Он забыл о своих угрозах и, несмотря на то, что Хок приказал двум дюжим охранникам стеречь его до прихода полиции, сам поспешил покинуть кабинет, увлекая за собой своих конвоиров.

– Ты здорово его напугал. – Джоанна почувствовала, что ей срочно необходимо сесть, поскольку пол комнаты вдруг закачался и начал опускаться вниз.

– Я бы не то еще с ним сделал, если бы ты не вцепилась в меня. – Он сказал это очень мягко, странно глубоким голосом, что заставило Джоанну поднять голову и попытаться сфокусироваться на его лице. В следующую секунду сильные руки подняли ее в воздух, и она оказалась прижатой к его груди.

– Хок, что ты делаешь?

– То, что следовало сделать давным-давно. – Он вышел с Джоанной на руках из кабинета, миновал всхлипывающую Антуанетту и остальных служащих, застывших с разинутыми ртами, не проронил ни слова, пока они не оказались в лифте и не понеслись вниз.

– Хок, я вполне могу держаться на ногах…

– Молчи! – он сильнее прижал ее к себе, словно боялся потерять. Его сердце билось с такой силой, что Джоанна ощущала эти удары всем своим телом. В приемной они, не останавливаясь, миновали удивленных полицейских, державших поникшего Пьера.

– Но, месье Маллен, нам потребуется ваше заявление…

– К черту полицию.

Хок вышел из здания, донес Джоанну до автомобиля и так осторожно усадил на переднее сиденье, словно она была сделана из драгоценного мейсенского фарфора. Через несколько секунд он уже сидел с ней рядом.

– Хок…

– Подожди еще минутку, Джоанна.

Она бессильно подчинилась. Он стремительно доехал до какого-то пустынного переулка, граничившего с небольшим сквером, и, резко заскрежетав тормозами, остановил машину. Потом выключил мотор и, повернувшись к Джоанне, схватил ее в объятия и, не обращая внимания на ее сопротивление, припал к ее губам поцелуем, который едва не вытянул из нее душу.

– Нет, нет, Хок… – Едва она вернулась на землю из страны света и красок, в которую oн унес ее, как тут же заставила себя высвободиться из его рук.

– Да, да, Джоанна. – В голосе Хока не было насмешки, напротив – звучала какая-то болезненная искренность. Он обхватил ее лицо ладонями и устремил на нее гипнотический взгляд пронзительных синих глаз. – Пожалуйста, дорогая, не отталкивай меня.

Дорогая? Она уставилась на него в изумлении. Наверное, ей послышалось…

– Но… я не могу. Я объясняла тебе…

– Джоанна, я люблю тебя. Я полюбил тебя в тот миг, когда впервые увидел, и умру с любовью к тебе, – проговорил он хрипло. – Я не стою тебя, я не смею надеяться, что ты простишь меня за то, что я все портил с самого начала, но верь мне, когда я говорю, что люблю тебя.

– Нет… ты не можешь, – бормотала она, запинаясь, в ушах у нее зашумело, а голова снова начала кружиться.

– Да, я могу, – Кончиком пальца он поймал скатившуюся с ее ресницы слезу, и только тогда Джоанна поняла, что плачет. Он провел ладонями по ее щекам с такой нежностью, что у Джоанны перехватило дыхание. – Я очень упрямый, моя любимая, самонадеянный и глупый, но, когда я вчера вечером вернулся домой, чтобы убедить тебя стать моей женой, и увидел, что тебя нет, то вылетел во Францию следующим же рейсом.

– Ты ужинал с Викторией Сандерсон, – произнесла она дрожащим голосом, отказываясь верить в реальность происходящего.

– Нет. Я отклонил приглашение еще несколько дней назад, зная, что это будет твоя последняя ночь в моем доме, но Кончиту забыл предупредить, и когда я ушел в тот вечер, она решила, что я отправился туда, – спокойно объяснил он. – А я несколько часов колесил по улицам и пытался осмыслить то, что ты мне сказала, и справиться с призраками прошлого. Я понял, что обманывал себя все эти недели и месяцы со дня нашей встречи. Я не хотел банального романа, я хотел гораздо большего, но не мог убедить себя, что это любовь. Она делает меня слишком уязвимым, беззащитным, слишком таким, как все…

– Если это правда, что заставило тебя передумать? – прошептала она, не смея верить.

– Ты. – Одно только слово, но он вложил в него свое сердце.

– Ах, Хок… – Она обвила руками его шею, их губы слились, и они закружились в горячем вихре страсти, мир за окнами автомобиля померк, явью стали только прикосновения и ощущения.

– Ты простишь меня, Джоанна? – пробормотал он. – Я не имею права просить…

– Да, да, я тебя прощаю.

– И ты выйдешь за меня замуж? Как можно скорее? – спросил он, покрывая жадными поцелуями ее лицо и шею. – Я хочу заботиться о тебе, милая, защищать тебя, лелеять… Когда я увидел, как эта горилла тебя схватила, мне захотелось оторвать ему руки, ноги…

– Кажется, он это понял, – улыбнулась сквозь слезы Джоанна и спросила: – Но ты уверен, Хок? – Потянувшись, она обхватила его смуглое лицо своими изящными руками. – В самом деле уверен?

– За всю мою жизнь я ни в чем не был так уверен, – произнес он отрывисто. – Ты – это все, о чем я мечтал, что искал всю жизнь. Вся эта чушь, которую я наболтал о любви, – к черту ее, Джоанна. Я боролся с собой, разрывался на части. Когда ты рассказала о своем детстве, о том, что тебе пришлось вынести, в меня словно вонзили нож. И все-таки я продолжал сопротивляться…

– Молчи. Прошлое не имеет значения, Хок, важно только будущее.

– Я обещаю тебе, что оно будет чудесным. Всей моей жизни не хватит, чтобы успеть рассказать тебе, как я тебя люблю. Я не любил само невесту, Джоанна, ты была права, и я сразу понял, едва ты высказала это вслух. Моя любовь к ней не была настоящей. Скорее это было отчаянное желание иметь рядом близкого человека, потребность в утешении после всего случившегося со мной – все, вместе взятое, но только не крепкая привязанность двух людей, предназначенных друг другу. Между нами не было ничего похожего на это. Теперь я знаю, что никогда прежде не любил никакую другую женщину, даю слово, – закончил он очень серьезно.

– А всем известно, что ты всегда говоришь правду, – поддразнила его Джоанна и улыбнулась смущенно и радостно.

– Всем, кроме себя самого, – добавил он рассудительно и снова прижал ее к себе так крепко, что Джоанна едва могла дышать. – Когда ты в автомобиле говорила о своих чувствах, твое прелестное личико было таким бледным и страдальческим, а плечи согнулись под бременем, которого не должно было быть, и я почувствовал к себе непреодолимое отвращение. После такого несчастного детства, после боли, которую ты, обделенная любовью, терпела день за днем, ты все же нашла в себе силы простить и идти дальше. Я показался себе… презренным ничтожеством. У тебя было гораздо больше оснований избегать любви, бояться повторения неудачного опыта, но ты это сделала – мужественно и храбро. Тогда как я…

– Жизнь преподала каждому из нас полезный урок, нам есть что передать нашим детям и внукам…

– Но прежде ты должна принадлежать только мне одному, – воскликнул он страстно. – Я ужасно ревнив, любимая, я еще не готов делить тебя с другими, я люблю тебя и намерен повторять это всю твою жизнь… и дальше. Ты – моя, так же, как я – твой, полностью и безраздельно. Ты никогда не разочаруешься во мне. А наши дети вырастут в свете этой любви, которую пи когда не омрачит ни малейшее облако.

– А что случилось с твоей теорией – помнишь? Той, что женщины годятся только для одной вещи? – с озорной улыбкой спросила Джоанна, проведя пальцем по его подбородку.