Тони очень горевал, когда четыре года назад узнал о смерти Майкла. Какая потеря! Майкл был вундеркиндом, гениальнейшим музыкантом. Может, именно поэтому они с Тони так и сблизились? Для остальных Майкл был просто чудаком. Тони же любил его как брата и был просто оглушен его внезапной кончиной. Умереть в двадцать четыре года от рака крови! Тони взглянул на свое отражение в зеркале. Странно, что именно Майкл, с его потрясающим музыкальным талантом, должен был умереть, тогда как он – совершенный плебей – здоров как бык.

Тони взял с кровати пиджак и попытался отогнать неприятные воспоминания. Даже теперь он не мог отделаться от чувства неравенства, которое преследовало его с детства. Благодаря многолетним обдуманным капиталовложениям он теперь был не беднее Мак-Кормиков или Спенсеров, но стоило ему вернуться в Санта-Барбару, и он вновь почувствовал себя сыном экономки Мак-Кормиков.

Тони вышел из номера и прошел к лифту. Он так и не понял, почему вообще согласился на этот обед. Во взгляде мальчика было что-то такое… Словом, он не мог ему отказать. Сегодня вечером он сделает последнюю свою прогулку в прошлое. И хватит. Впредь он не станет больше ни о чем вспоминать.

Сьюзен Мак-Кормик не были свойственны душевные метания. Спокойная и уверенная в себе, она всегда принимала решение, все тщательно взвесив, но, уж приняв его, не тратила ни минуты на сомнения в правильности своего выбора. Вот почему она страшно смутилась, когда поняла, что не может решить, как одеться к обеду. Сначала она сказала себе, что оденется как для деловой встречи – в конце концов, этот обед только ради Стивена. Она выбрала строгий серый костюм и уже затягивала волосы в узел на затылке, когда Стив подошел к двери спальни.

– Мам, ну зачем ты оделась к обеду так, будто все еще сидишь у себя в консультации? – Он стоял в дверях, руки в карманах, на лице написано полнейшее отвращение. – Почему бы тебе не переодеться во что-нибудь нарядное?

Огорчение сына убедило Сьюзен.

И все же, облачившись в легкое розовое платье с пышной юбкой, Сьюзен совсем не была уверена в правильности своего выбора. А вдруг Тони решит, что это специально ради него она так вырядилась? С другой стороны, что тут дурного, если хочется выглядеть женственной и привлекательной? Она в нерешительности подошла к зеркалу. Может, все-таки лучше подобрать волосы, как она и собиралась вначале?

Раздался звонок. Сьюзен поняла, что не успеет переделать прическу. Тони уже здесь. Сьюзен поспешно сунула ноги в розовые лодочки на высоких каблуках. Она была невысокого роста, а сегодня вечером ей очень хотелось казаться высокой и стройной. Что касается последнего, то с этим, правда, нет проблем, вздохнула Сьюзен. Оторвавшись от зеркала, она спустилась в холл.

Тони с трудом узнал ее. Куда подевалась девчушка с блестящими глазами и легким загаром? Эта женщина была слишком бледна, слишком бестелесна. Может, она больна? От одного предположения у Тони сжалось сердце, и он сразу понял, как смешны все его благие намерения. Его чувства к Сьюзен всегда были слишком сильны, чтобы с ними бороться. И в этом смысле ничего не изменилось.

Он протянул руку.

– Рад тебя видеть, Сьюзен.

Сьюзен растерянно уставилась на него. Это не тот Тони Антонелли, каким она его представляла – в джинсах, кедах и тенниске. Не походил он и на того бейсболиста, чьи фотографии ей попадались в газетах. Сейчас Тони напоминал ей бизнесменов, с которыми она ежедневно сталкивалась по работе. И еще – он стал как-то больше и шире, чем ей помнилось. От мальчика, жившего в ее мечтах, и следа не осталось. Да, пожалуй, она не сможет окатить этого мужчину ледяной вежливостью, как собиралась. Пока она стояла, силясь примирить свои ожидания с реальностью, сердце бешено колотилось в груди.

Сьюзен взяла протянутую руку и тут же поняла, что ошибалась. Прикосновение этой горячей жесткой ладони словно током ее ударило. Приходилось признать, что Тони будет всегда пробуждать в ней чувства, над которыми она не властна.

– Я тоже рада видеть тебя, Тони, – ответила Сьюзен. – Принести что-нибудь выпить?

– Пожалуй. Виски с содовой, если можно. Обрадовавшись этой минутной передышке, Сьюзен повернулась к нему спиной и торопливо пошла к бару. Изо всех сил старалась она успокоить дрожащие руки. Тони не должен заметить, насколько она взволнованна.

В разговор вступил Стив, ничего не подозревающий о сложности их отношений.

– Я видел вас на прошлом чемпионате страны. Это было потрясающее зрелище.

Тони с улыбкой повернулся к мальчику.

– Спасибо, Стив.

Мальчик опустил голову, но через секунду с лукавой улыбкой вновь поднял глаза на Тони.

– Вам, наверное, так часто приходится это выслушивать, что уже надоело?

– Да, частенько, – признался Тони, – но ничего, это слышать всегда приятно.

Сьюзен вернулась с виски и указала Тони на один из диванов перед камином. Тони опустился на диван, Сьюзен села напротив, а Стив был так возбужден, что, не в силах усидеть на месте, расхаживал взад-вперед по гостиной.

Тони заметил большое фото, стоящее на каминной полке.

– Когда это вы снимались?

Сьюзен взглянула на фотокарточку: она, Майкл и Стив.

– Пять лет назад, – упавшим голосом ответила она.

Собственно, и не глядя, Сьюзен знала, что увидел Тони: Майкл улыбается в объектив, мягкие каштановые волосы зачесаны на косой пробор, в серых глазах – добродушная улыбка, он обнимает Сьюзен за плечи. Глаза у Сьюзен блестят, будто она с интересом слушает, что говорит фотограф. А Стив, пятилетний Стив, смотрит в камеру с лукавой улыбкой, и черные курчавые волосы спадают ему на лоб. Сьюзен выбрала это фото именно из-за выражения лица Стива. Его лукавые глазенки поблескивали, будто он видел что-то, скрытое ото всех остальных.

В действительности так оно и было. Как только щелкнул аппарат, фотограф сделал шаг назад, и раздался страшный визг: он наступил на кошку. Один Стив заметил, как кошка проснулась, соскочила со своего излюбленного местечка на кресле и стала вылизывать лапки прямо за спиной у фотографа.

Сьюзен нравилась эта карточка. Она выдавала неуемное жизнелюбие Стива.

– Я был страшно огорчен, узнав о Майкле. Но, когда эта грустная весть дошла до меня, было уже не успеть на похороны.

– Да, для всех нас это было страшным ударом. Мы и понятия не имели, что он так болен. – Сьюзен поднесла стакан к губам. – Он в течение двух последних лет играл в Лос-Анджелесском симфоническом оркестре, и все вроде было в порядке. А еще он работал над своими собственными сочинениями.

Ханна, грузная матрона неопределенного возраста, появилась в арке, отделявшей гостиную от столовой.

– Можно идти обедать, Сьюзен, – объявила она.

– Спасибо, Ханна. Я хочу познакомить вас с Тони. – Сьюзен подошла к экономке, стоявшей на пороге столовой. Обернувшись к Тони, она сказала: – Ханна Стиллинг. Тони Антонелли.

– Я уже слышала о вас, – улыбнулась Ханна. – С тех пор как Стив вернулся из школы, он ни о чем другом не говорит.

Ханна так и лучилась благожелательностью. Тони с удивлением отметил, что Сьюзен обращается с ней как с членом семьи, а не как с наемной прислугой. Что бы сказала на это ее матушка?

– Очень рад познакомиться с вами, Ханна. Вы давно тут, у Сьюзен?

– Да с тех пор, как родился Стив. Меня наняли присматривать за ним, пока Сьюзен была на занятиях.

Тони взглянул на Сьюзен. Почему она так напряженно наблюдает за ним? Боится, что он каким-нибудь неловким словом обидит Ханну? Смешно, если учесть его собственное происхождение.

– Ханна, здесь всего три прибора. Кто из нас останется сегодня без обеда? – улыбнулась Сьюзен.

– Я, – сказала Ханна, – я уже поела и хотела бы посмотреть одну телевизионную программу, которая начнется через несколько минут. Полагаю, вы сможете на этот раз без меня обойтись?

– Попробуем, хоть это и будет нелегко, – рассмеялась Сьюзен.

Тони никак не мог потом вспомнить, что они ели в тот вечер. Он много говорил. Рассказывал Стиву о всяческих проделках, в которых в детстве принимали участие и он, и родители Стива, а Сьюзен смеялась, возмущалась – чему он учит ребенка, тот и так страшный шалун.