– А, фигня – ссадина… – отмахнулась хозяйка, но педантичный телохранитель осмотрел рану и присвистнул:
– Да там полголовы снесено, ничего себе – ссадина! – и, зажав Маринины руки, Макс приложил к ране тампон с перекисью. Коваль зашипела от боли:
– Ты фашист! Сволочь!
– Потерпите, я хоть кровь сотру, а то смотреть страшно, – безапелляционно заявил он, ловко орудуя ватными тампонами.
В здание ГУВД она вошла, опираясь на Макса, иначе просто свалилась бы. Гордеенко встретил неласково:
– Чего тебе, Коваль?
– Макс, выйди, – велела Марина, и он, усадив ее на стул, ушел. Она подняла глаза на полковника:
– Игорь Иваныч, ты ж нормальный мент, давай договоримся.
– О чем?
– Отдай мне тех, кого тебе гаишники днем слили.
– С какой радости? – удивился он.
– Я тебя прошу, – тихо проговорила Коваль, глядя в хитрые зеленые глаза полковника. – В долгу не останусь, ты знаешь меня.
– Да знаю, Коваль, знаю, – отмахнулся тот. – Только в толк не возьму – зачем они тебе? Шпана залетная, к тебе никак не относящаяся. Ну, два «калаша» и «макар» в машине, так этого добра и у тебя полно в твоем «Хаммере» навороченном, вы ж без стволов спать не ложитесь, поди? Объясни, что к чему, иначе нет разговора.
– Они деньги мне должны, – произнесла она волшебное для Гордеенко слово.
– Много?
– Нормально – сто штук «зелени». Поделюсь пополам.
– Забирай. Но бабки – вперед, – предупредил он.
– Через час, – твердо пообещала Коваль, сжав зубы от боли в голове. – Но чтобы без вопросов – никаких следов, никаких протоколов о задержании, вообще ничего. Попробуешь надуть – пожалеешь.
– Не волнуйтесь, Марина Викторовна! – заулыбался Гордеенко. – А что-то бледная вы такая? Плохо чувствуете себя?
– Головой в машине ударилась, – пробормотала она, выходя из кабинета.
Макс бросился к хозяйке, подхватывая, чтобы не упала на затоптанный пол, она из последних сил прошептала:
– Пусть Розан через час привезет сюда полтинник баксов и грузит этих в подвал, мне к Егору нужно… – Это было последнее, что она успела сказать, теряя сознание.
Очнулась Коваль в больничной палате, не сразу сообразив, что здесь делает. Рядом с ней в кресле сидел Макс с журналом в руках, в вене правой руки торчала игла капельницы, затылок был заклеен повязкой. Решительно избавившись от капельницы, Марина встала, качаясь, и пошла к двери, но Макс догнал ее одним прыжком и, схватив в охапку, вернул на место.
– Нельзя вам, Марина Викторовна, врач запретил подниматься, у вас сильный ушиб.
– Не лечи нейрохирурга! – велела она, отбиваясь. – Нет у меня ничего, мне к Егору нужно.
– Я не пущу, даже если придется применить силу, – твердо сказал Макс.
– Я уволю тебя! – пообещала Марина, но он не сдался.
– Ваше право, но я все равно не пущу. Я за вас отвечаю.
– Черт, баран упертый, – пробормотала она. – Макс, ну, пожалуйста, будь человеком! Я только посмотрю, как он, и вернусь, обещаю!
Хозяйка смотрела умоляюще, и сердце телохранителя дрогнуло:
– Хорошо, только недолго.
Возле бокса, где лежал Егор, сидели розановские пацаны, вскочившие при виде Коваль. Она вяло отмахнулась и вошла внутрь. Егор по-прежнему был без сознания. Марину это обеспокоило, она присела рядом, взяв здоровую руку мужа в свои. Никакой реакции, даже пальцы не дрогнули.
– Егорушка, – зашептала она. – Это я, я с тобой, не волнуйся, родной мой. Я буду рядом, я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.
Коваль наклонилась к его лицу, ощутив теплое дыхание, коснулась губ. В коридоре тихо переговаривалась с медсестрой охрана, не пуская ее в палату.
– Постой здесь пока, – басил Дрозд. – Там жена, пусть еще минутку побудет, имей сочувствие!
– Мне уколы делать надо, – возмущалась девушка. – Какая жена еще?
– Детка, не груби, не надо, у него жена – женщина серьезная, лучше не злить, а то жалеть потом придется.
– Да мне-то все равно, кто у него жена, я на работе, пустите меня!
– И мы, золотая, на работе, и хозяйка нас не погладит, если мы ей помешаем! – убеждал Дрозд.
Марина со вздохом встала и открыла дверь, впуская медсестру в бокс:
– Я уже ухожу. Что вы ему колете?
– Это антибиотики и обезболивающее. Вы не переживайте, я ночевать здесь буду, заведующий велел, я прослежу, чтобы все было в порядке, – заверила она.
– Я надеюсь. Тебе заплатят за это отдельно. Макс, мне плохо, помоги…
Тот подбежал, не дав упасть, повел в палату. Беспокойной пациентки уже хватились – по коридору носился доктор Арбузов, весь в мыле и гневе:
– Где ты бродишь? Я ведь велел тебе лежать!
– Велел? – переспросила Коваль, надменно вздернув брови. – А кто ты такой, чтобы что-то велеть мне? Я ухожу отсюда завтра же, я вообще не понимаю, как и зачем здесь оказалась. У меня много дел, а больничный мне не нужен.
– Если вы уйдете, то я не несу ответственности за вас! – официально и сухо заявил Арбузов.
– Вот и хорошо, а то проотвечаешься ненароком.
В палате она легла на постель и сразу уснула, утомленная этим бесконечным, тяжеленным днем.
Из больницы Коваль уехала на следующий же день, наплевав на все предостережения врачей. Прежде чем поехать в «Рощу», зашла к Егору, там все оказалось без изменений, он по-прежнему не желал приходить в себя. Марина поговорила и с заведующим реанимацией, но он тоже не сказал ничего утешительного…
На крыльце больницы курил, поджидая ее, Розан.
– Хреново выглядишь, подруга дорогая! – обрадовал он своими наблюдениями, словно без него Коваль себя в зеркале не видела.
– Отвали, мне не до этого! Поехали.
– Ты мне скажи все-таки, кто тебя так отоварил? – не отставал он.
– Хохол, телохранитель строгачевский, – беря сигарету, ответила Марина.
– Бугай безмозглый! – посочувствовал Розан. – Очень плохо себя чувствуешь?
– Лучше, чем Егор! – отрезала она, прекращая разговоры на медицинскую тему.
Розан привез ее в «Рощу», и во дворе его коттеджа Коваль увидела разминающего огромные ручищи Вилли – злобного и жестокого изверга, при одном взгляде на которого мороз продирал по коже. В бригаде ему отводилась одна из самых малоприятных работ – Вилли был «штатным» палачом, его всегда задействовали на публичных разборках или когда нужно было быстро вытрясти из кого-то информацию.
– Здорово, Вилли! – процедила Марина, сунув в зубы очередную сигарету.
– Здрасьте, Марина Викторовна! – гаркнул монстр так оглушительно, что у нее в ушах зазвенело.
– Не базлай, придурок! – осек его Розан. – У нее голова разбита, плохо ей и так!
– Так это, может, руки подровнять кому, вы скажите, я мигом, – предложил добрый и душевный парень, но Коваль отказалась.
Розан вынес во двор кресло, усадил хозяйку, заботливо укрыв ее ноги пледом, Марина надела темные очки, чтобы мартовское солнце не слепило, и попросила чашку кофе с коньяком.
Пока Макс варил его, обратилась к монстру:
– Вилли, ты только давай осторожнее, сначала мне нужно имя заказчика вытрясти, понял? Грохнуть их мы успеем, торопиться некуда. Но имя, имя, Вилли!
– Да нет проблем! – заверил он.
Это точно – общение с ним редко кто выдерживал дольше получаса, этот зверь мог выбить глаз одним ударом, отбить печень и почки, не оставив следов, а уж если кто-то имел раны на теле… Об этом даже далеко не слабонервная Коваль не могла думать без озноба. Зрелище было ужасное, да и звуковое сопровождение – тоже, а потому пришлось ей подготовиться к предстоящей экзекуции, опрокинув почти полный стакан коньяка.
– Розан, давай! – махнула Марина заместителю, но он медлил. – Ну? В чем дело?
– Может, ты в дом все же пойдешь? Знаешь ведь, сейчас будет тут мясокомбинат на гастролях… – предложил он нерешительно.
– Так, что за базар, я не поняла? – заорала Коваль, вцепившись в подлокотники кресла. – Я не барышня кисейная, если надо, сама не хуже Вилли отработаю, я за Егора порву кого угодно! Сюда их, я сказала!
