– Смотри – я даже все телефоны выключила, и домашний – тоже. Пошли все к черту! Поедем в город вдвоем, без охраны, просто погуляем в парке, мы сто лет не делали этого, да и вообще…

– Детка, вот без охраны не выйдет у нас, я не хочу подвергать тебя риску, ты у меня слишком известная личность, – улыбнулся Егор.

Дело было даже не в охране – она слишком хорошо обучена, чтобы мешать, делала все незаметно. Просто Коваль вдруг подумала о том, что при всей своей крутизне, власти и деньгах она лишена главного – вот этой самой возможности просто пройтись вдвоем с мужем по городу без риска быть убитой, посидеть где-нибудь в кафе, не опасаясь, что ее «заказали», и в еде запросто может оказаться что-нибудь. Словом, нет в ее жизни простых человеческих радостей. А иногда их так хотелось…

Они провели чудесный день, прогуливаясь по городскому парку среди старых огромных деревьев и вдыхая пахнущий уже весной воздух. Телохранители следовали на почтительном расстоянии, но все равно их присутствие сегодня почему-то особенно сильно раздражало Марину.

– Детка, тебе нужно перестать носить черное, – сказал вдруг Егор, обнимая жену за плечи и глядя ей в глаза. – Ты слишком уж странно выглядишь, хотя, спору нет, эффектно.

– Я не могу, Егор, не проси. Когда нашли твою сгоревшую «Ауди», все краски для меня смешались в одну, и до сих пор я вижу все в черном цвете. Возможно, это пройдет, но пока…

– А ты слышала, как называют тебя теперь?

– Черная Вдова, я знаю, – улыбнулась она, доставая сигареты.

– Между прочим, раньше у тебя не было клички, дорогая, – заметил муж, щелкая ее по носу, и Марина, подняв голову и глядя в его улыбающееся лицо, сообщила:

– Ну как же не было? А Наковальня? Да мне нет до этого никакого дела, пусть говорят, что хотят.

Вернувшись, они, не откладывая, поднялись в спальню, и там Коваль, толкнув Егора на постель, принялась медленно раздеваться, глядя в его восхищенные глаза. Муж не выносил бездействия, хватая ее и врываясь властно, подчиняя своей силе и желанию. Он мучил ее всю ночь, не давая отдыхать, даже выкурить сигарету, оказывался то у губ, то сзади, не прерываясь, словно хотел продемонстрировать все, на что способно его мускулистое тело. Она даже стонать не могла, только тяжело дышала и облизывала пересохшие губы, и ухитрилась даже отключиться ненадолго…

– Егор, я устала…

– Потерпи немного, родная, я скоро, – прошептал он. – Мне мало тебя сегодня, хочу еще и еще…

Словно второй медовый месяц…

…Если бы знать все заранее, Коваль не выпускала бы его из постели сутки, умерла бы под ним… если бы только знать…

Егор уехал часов в одиннадцать, а в час к Марине ворвался Розан с бешеными глазами и замер на пороге, не говоря ни слова. Она, увидев эти глаза, громко и четко сказала:

– Я не хочу этого знать.

– Он в реанимации, Маринка…

Одевшись за пять минут, Коваль села в «Хаммер», и три машины рванули в город, к зданию больницы, где она работала когда-то. Охрана попыталась не пустить, но, оценив количество телохранителей, отошла. В коридорах от Марины шарахались – она летела черной вороной, ничего и никого не видя перед собой. Вошла в ординаторскую, открыв дверь ногой – не до церемоний было в тот момент. Заведующий узнал ее сразу – не так давно она сама умирала здесь.

– Коваль, – поднялся он ей навстречу. – Держись, дорогая, мы все сделаем, что можно…

– Коля, сделай все, что нельзя, я не пожалею ничего. Егор должен жить, иначе я сровняю эту богадельню с землей, я не шучу.

Он помнил все это еще со времен ее работы здесь, а люди редко меняются в лучшую сторону. Тем более такие, как она…

– Проводи меня к нему, – уже не глядя на Кольку, велела Марина.

Малыш лежал в отдельном боксе, опутанный проводами и датчиками, грудь, живот и левая рука – сплошные повязки. Он спал после наркоза, лицо было бледное, бескровное какое-то.

– Все – вон! – приказала Коваль, и ее мальчики мигом вытолкали из палаты врача и сестру, только Розан остался. Марина села возле кровати, неотрывно глядя на мужа.

– Кто тебя так, родной мой, за что? – и вдруг ее посетила мысль: «А если это Строгач?» – Вот это зря он затеял, я ж не остановлюсь, пока не рассчитаюсь! – пробормотала она и вскочила: – Розан, троих к двери, не пускать никого, кроме сестры и заведующего! Я вернусь через пару часов.

Макс с Лехой еле успевали за хозяйкой, она высадила водителя и завела мотор. «Хаммер» рванул, разгоняясь с места, Марина утопила педаль газа в пол и неслась не хуже Шумахера. До Серегиного особняка она долетела минут за двадцать, отпихнув охрану, ворвалась в дом и схватила ничего не понимающего Строгача за отвороты черного пиджака:

– Если это ты, сволочь, если только это ты…

– Коваль, ты что – сдурела там со своим Малышом?! А ну, руки убери! – приказал он, разозлив ее еще больше этим упоминанием о Егоре.

– Руки?! Руки убрать?! Да я не руки, я тебя уберу сейчас, понятно?! – Коваль уже не контролировала себя, ей было все равно, кто перед ней. Но тут сзади ее ударили чем-то по затылку, и она рухнула на пол, как подкошенная. Сквозь шум и звон в ушах услышала, как орет Строгач:

– Ты что, тварь?! Ты кого по башке отоварил, падла?! Кто просил вмешиваться, козел беспонтовый?

– Строгач, она ж тебе угрожала… – бормотал Хохол – это он ее так приласкал.

– Она?! Кому – мне?! У нее что-то случилось, иначе не приехала бы! Сволочь, голову разбил – кровит затылок! Что смотришь – лед неси, паскуда!

– Не надо, – простонала Марина, садясь и ощупывая горящую огнем голову. – Больно…

Строгач засуетился, усаживая ее на диван и снимая шубу.

– Прости, дорогая, Хохол не подумал. Но ты тоже хороша! Что происходит?

– Серега, честно скажи – ты имеешь отношение к этому? – морщась от боли и подкатившей тошноты, спросила Марина.

– Да к чему?! – заорал Строгач. – Толком говори, задолбала загадками!

– Малыш в реанимации, в него шесть пуль вогнали, кто бы это был, а?

– Ты за базаром-то следи, женщина! – снова рявкнул Строгач. – Даю тебе воровское слово, что не трогал твоего Малыша!

– Тогда – кто?

– Я тоже хочу это знать. А мочить правильного человека из-за бабы, даже из-за такой, как ты, Коваль, это – западло.

– Спасибо, успокоил. Ладно, мне ехать надо.

Она попыталась встать, но голова кружилась, и тошнило все сильнее. Строгач предложил:

– Останься здесь, отлежись, а я людей заряжу, поищут концы.

– Нет, я сама, – отрезала Марина, морщась от боли. – Скажи, пусть Макс мой меня заберет – идти не могу.

– Упрямая ты стерва, Наковальня! – вздохнул Серега.

– Какая есть, другой не буду.

Макс осторожно поднял хозяйку на руки и, донеся до джипа, уложил на заднее сиденье. Она опустила разбитую голову ему на колени и велела ехать в больницу. Но, едва машины тронулись, зазвонил телефон – это был Розан.

– Коваль, ты где? – заблажил он возбужденно. – Фартит нам – в ГУВД сидят киллеры наши!

От его ора зазвенело в ушах, Марина морщилась и не могла понять, о чем он.

– Не ори! Я не глухая. Дело говори.

– Прикинь, как повезло – этих двоих на посту гаишники за превышение тормознули, а у них в машине – три ствола, и один – недавно работавший!

– А с чего ты взял, что это они – Егора?

– Свидетель нашелся, номер тачки мне шепнул.

– Вынимай этих у ментов, я скоро подъеду! – распорядилась Коваль, мечтая только об одном – чтобы сейчас ее оставили в покое.

– Нет, подруга, это уж ты сама давай, Гордеенко – твой приятель, а не мой! – заржал Розан.

– Ладно, жди, подъеду сейчас. Юрка, в ГУВД, – сказала она, закрывая глаза и мучаясь от новой волны тошноты и боли.

Заметив ее побледневшее лицо, Макс вынул аптечку и дал пару таблеток обезболивающего, протянув бутылку минералки. Кое-как проглотив это, Марина опять закрыла глаза, пробормотав:

– Толкни меня, как приедем.

– Да, Марина Викторовна, вы лежите пока. И надо рану обработать.