– Почему?
– Потом поймешь.
Пречистенка
На Пречистенке из ателье «Мадам Люси – Парижский шик» вышла холеная красивая блондинка.
Рядом затормозила машина.
Из нее вышел человек в кожаной куртке.
Предъявил удостоверение, затолкал даму в кабину.
Машина сорвалась с места.
Квартира Бартеньева
В комнате, задрапированной тяжелыми бархатными гардинами, было темно.
Ирина спала, по-детски положив кулачок под щеку.
Бартеньев зажег ночник и любовался красивым сильным телом своей любовницы.
Потом он накинул халат и встал.
Подошел к секретеру красного дерева, нажал на потайную клавишу и отодвинул стенку.
Из тайника вынул четыре пачки червонцев.
Взвесил их на руке.
Добавил пятую.
Подошел к постели и положил деньги на тумбочку рядом с Ириной.
Кафе «Домино»
А в «Домино» веселились от души.
По столам ходила непошедшая полоса «Рабочей газеты».
В ней в рамочке с виньетками был изображен усатый красавец, держащий в руках бутылочку с надписью «Пилюли "Эвма" – слабит мягко и нежно, не лишая сна».
Охочие до скандалов, журналисты с хохотом поздравляли Леонидова с замечательной шуткой.
– Олег! А если бы прошла? – спросил репортер из «Гудка».
– Исключено, я с выпускающим договорился.
– Ты очень рисковал, Олег, – сказал Мариенгоф, – очень.
– Чем, Толя?
– Во-первых, такие шутки проходили в Бершовке, а при нынешнем режиме такие шутки сродни контрреволюции. Запомни, ты пошутил, и это скоро аукнется.
– Не паникуй, Толя.
– Я не паникую, просто напоминаю, в какое время мы живем.
– Милый Толя, спасибо тебе. Я все понимаю, только иногда как накатит, ну и делаю веселые глупости.
– Что со сценарием, Олег?
– Пишу.
– А может быть, ты уйдешь из газеты? Будешь штатным сценаристом.
– Ой, нет, – Леонидов оглядел веселые лица коллег. – Не могу я без газетной лихорадки, не могу. Это, к сожалению, моя жизнь.
В зал вошла Татьяна.
Огляделась.
Пошла к столику, где сидели друзья.
– Вот она, твоя жизнь, – улыбнулся Мариенгоф. – И я тебе завидую.
– Олег, к нам в театр приволокли газетную страничку с рекламой слабительного.
Татьяна прыснула, закрыла рот ладошкой.
– Михаил Романович просил тебя поцеловать и передать, что если бы ты писал репризы для Хенкина, заработал бы куда больше.
– А тебе не хватает?
– Нет, милый, мне хватает всего.
ОГПУ
В кабинете Мартынова сидела роскошная блондинка, шикарно одетая и увешанная бриллиантами, как новогодняя елка игрушками.
– Лариса Васильевна, хочу Вам сообщить, что анализы Ваши нормальные, никакой венерологии нет.
– И на том спасибо, Федор Яковлевич. Не возражаете?
Дама достала золотой портсигар, извлекла из него длинную тонкую папиросу, закурила.
– Лариса Васильевна, – нас интересует все, что с Вами произошло, любые детали.
– Ну что же, – Лариса Васильевна затянулась глубоко, – ну что же… Первое, когда они меня в машину засунули, то могу сказать – авто «Русс-Балт», покрыто черным лаком, внутри обивка из черного шевро.
– Это Вы здорово приметили, – удивился Мартынов.
– Записываешь? – спросил он у сотрудника.
– Так точно.
– Пиши, только детали не потеряй. И что дальше?
– А дальше они на меня шлем летный надели, задом наперед, чтобы глаза закрыть. Так шлем этот вонял поддельным одеколоном «Коти». Приехали. Провели меня в дом и сняли шлем. Комната как в собственном доме, стол вязаной скатертью покрыт. Кровать полутороспальная с блестящими шишкам. Над кроватью портрет Ленина.
– А как они себя называли?
– Ричард и Альфред. Только морды у них больше для Ванек сделаны. Рассказывать, как было?
– Конечно.
– А молодой человек не смутится?
– Ему по должности не положено.
– Хорошо, – Лариса Васильевна закурила новую папиросу.
– Я, Федор Яковлевич, не такое видела. Две недели в семнадцатом с Кавказского фронта в Москву добиралась. Натерпелась, насмотрелась. Ну ладно. Привел он меня в комнату с Лениным и говорит: «Ваш муж арестован». А я ему: «Чего несешь, нет у меня мужа». А он в ответ: «Ложись, сука, иначе пристрелю». Покувыркались мы с ним часок. Потом второй пришел. Но слабенький, его минут на пять хватило. А потом оба пришли. Когда меня выводили, спьяну, поди, шлем-то не натянули. Так Альфред печку растапливал денежными бандеролями.
– Чем, чем? – удивился Мартынов.
– Бумажками, которыми пачки денег опечатывают.
– И много их было?
– Прилично. Потом во дворе они на меня шлем напялили, но я вторую машину увидела «Рено». Потом меня выкинули на окраине. Ничего не взяли, кроме денег. Но я добралась.
– Спасибо Вам, Лариса Васильевна. Ох, какое спасибо!
Манцев читал какое-то старое дело.
В дверь постучали, и сразу же вошел Мартынов.
– Василий Николаевич, прочтите протокол допроса потерпевшей Соболевской.
– Певица из кабаре «Не рыдай»?
– Именно.
Манцев взял, начал читать.
– Федор ну прямо Мопассан.
Мартынов деликатно промолчал.
– А вот это интересно, печку растапливал денежными бандеролями. Уж не эти молодцы в Старо-Ваганьковском на машину с деньгами напали?
– Возможно, и похоже очень.
– Бросай все, Федор, и ищи эту сволочь, пока они все деньги не пропили.
– Трудновато, три с гаком миллиона.
Кафе «Домино»
Татьяна и Леонидов начали прощаться с друзьями.
– Пора, у Танечки репетиция серьезная…
– «Чайка», – засмеялся Мариенгоф, – Таня – Нина Заречная.
– Откуда известно? – прищурилась Таня.
– Тайные источники.
К столу подошел незнакомый человек.
– Добрый вечер.
– И Вам того же, – ответил Мариенгоф.
– Олег Алексеевич, меня зовут Игорь Федорович Дерзибалев, я редактор питерского журнала «Суд идет». Мне бы хотелось с Вами поговорить.
– Рад с Вами познакомится, Игорь Федорович, но мы сейчас уходим.
– Я не на долго Вас задержу. Приходите завтра на Мясницкую 6, в нашу московскую контору. Я хочу, чтобы Вы стали нашим московским корреспондентом. Гонорар у нас хороший, да и оклад мы Вам неплохой положим.
– Но я уже работаю в «Рабочей газете».
– Одно другому не помешает. Договорились.
– Договорились.
– Жду Вас в два по полудню.
Переулки у Сухоревки
Орест Андрианов шел проходными дворами у Сухоревской площади.
Темноватым и жутким местом были эти переулки, дворы, тупички.
Он свернул в сторону Сретенки.
– Эй, господин богатый, – услышал он за спиной, – поделиться надо.
– Это ты, Лом, здесь бесчинствуешь, да с оглядкой.
– Ой, виноват, Ваше Благородие. Да и В тоже хороши, как фраер сюда поперлись. Закурить угостите?
– А как же.
Свет спички вырвал из темноты лица налетчиков.
– Все знакомые, – засмеялся Андрианов.
– Вы за марафетом или в картишки рискнуть, а может, двушку?
– Да нет, Савелий нужен. Очень. Дело у меня к нему.
– Мы Вас проводим, а не то, не дай Бог, молодые налетят.
«Рабочая газета»
Весна неслась, как локомотив под парами. Снег начал таять еще в конце февраля, а солнечный март высушил тротуары, пустил во дворах журчащие ручьи.
Олег Леонидов открыл окно в своем редакционном кабинете.
Посыпалась на пол замазка, затрещали и уныло повисли наклейки из газеты, закрывающие щели.
