— Ты замечал, какая здесь тишина? — Капитан издал нервный смешок. — Молиться хочется, а не стрелять.
Гуль передернул плечом, с пугливым интересом прищурился на свой автомат.
Если на стене висит ружье, значит, дело пахнет керосином. Что-нибудь да жахнет, кто-нибудь да рухнет, цепляясь пальцами за скатерть, за стены и за мебель. А насчет тишины капитан прав. Тишина, что называется, настоящая, без примесей и добавок. Этакая гигантская сурдокамера. Ни ветра, ни дождей, ни птиц. Последние, впрочем, тоже могли здесь рано или поздно объявиться. А почему нет? Чем, скажите, пернатые лучше людей?.. Только вот будут ли они тут петь? Или потеряют голос, как люди теряют нюх?
Споткнувшись, Гуль чуть было не растянулся, но Володя вовремя поддержал его. С тех пор как они попали сюда, Гуль не раз задавался вопросом, что же такое стряслось с их обонянием? Оно попросту пропало. Дыша через нос, они абсолютно ничего не чувствовали. Воздух, если это был воздух, стал стерилен и безвкусен. А было бы интересно принюхаться к здешней атмосфере. Чем могла пахнуть эта живая, сама собой передвигающаяся сурдокамера? Расплавленным золотом? Ртутью?.. А может, это и хорошо, что они ничего не ощущают? Не всякие миазмы приятны…
Впереди произошла какая-то заминка. По колонне — от головы к хвосту полетел тревожный шепоток, люди вдруг побежали. Рядом с капитаном возник Пол Монти — как всегда, легкий и быстрый, сияющий белозубой улыбкой.
— Вперед, парни! Через двести шагов котловина. Там они, субчики, и сидят!
Смотрите, вовремя жмите курки.
И снова заработал принцип стадного послушания. Ни Гуль, ни Володя и не пытались возражать. Разворачиваясь в неровную цепь, отряд стремительно скатывался к цели. Пупырчатый рельеф временами дробил их, разводя в стороны, и снова смыкал в единую группу. Капитан куда-то пропал. Теперь рядом с Гулем бежали Фергюсон и Сван. Виляя между валунами, перепрыгивая через встречные трещины, они добрались наконец до края котловины.
Земля обрывалась гладко и круто. О том, чтобы по-человечески спуститься в этом месте, нечего было и думать. Гуль прикинул на глаз и ахнул: высота шестиэтажного дома, не меньше. Впрочем, времени на раздумья не оставалось.
Вернее, им его не дали. Хлопнул заполошный выстрел, и далеко внизу забегали, засуетились фигурки людей. Наступающих колонистов заметили.
Вскинув к плечу автоматическую винтовку. Сван дал несколько прицельных очередей и, плюхнувшись спиной на кромку обрыва, лихо соскользнул вниз. За ним последовал Фергюсон. Кругом вовсю громыхала стрельба, и только Гуль оставался выключенным. Но пересилив себя, он с опаской перевалился через край и с отчаянием обреченного толкнулся руками.
Скольжение получилось совершенно безопасным. Задохнувшись от скорости, он вспомнил на миг детство и ледяные зимние горки. Все повторялось… Через пару секунд он уже стоял внизу, с сомнением взирая на головокружительный склон, с которого только что скатился. Притопнув и убедившись, что все цело, Гуль, с автоматом наперевес, бросился мимо высокой, смахивающей на бочку скалу и увидел чье-то тело. Вспомнил: землистое лицо, шепелявая речь — Чен! Несомненно он!..
Еще одно тело. На этот раз Трап. Чужой Трап… В спешке Гуль не заметил, с какой легкостью, почти не задумываясь, записал лежащего в «чужие».
Вероятно, было все-таки некое скрытое отличие тех от этих и этих от тех. И мозг интуитивно вычленил главное, поторопившись успокоить: чужой.
Навстречу из-за камней выскочил улыбающийся Пол.
— Все! Четверых положили, остальные ушли. Главное, Чена зацепили, он у них — первая голова. Вроде нашего профа, — Монти кивнул в сторону неподвижного тела. — Вспоминаешь? Это ведь он меня тогда…
Ведомый Сваном, из-за скал показался хромающий Ригги.
— Только вот его в ногу шкрябнуло, — жизнерадостно сообщил Пол. — И Хадсону по каске ковырнуло. Зато сколько у них тут добра всякого! В пещерах. Бочки с мазутом, ящики с консервами… Жрать это, понятно, уже нельзя, но ведь интересно! Палатку, кстати, нашли меховую! Уж не с вашего ли северного полигона?
— Как там Володя? — Гуля совершенно не интересовали трофеи.
— В порядке твой капитан! Тоже одного положил.
— Одного?
— А сколько ты хотел?
Обойдя сияющего лейтенанта. Гуль миновал черные провалы пещер и свернута за поворот. Котловина здесь резко сужалась, образуя подобие фьорда; света здесь было значительно меньше.
Володя стоял на каменных ступенях и, опустив голову, рассматривал скрючившегося на земле человека. Гуль медленно приблизился. Глядя на убитого, не сразу признал Свана. Чужого Свана. На груди двойника расплывалось багровое пятно. Пуля угодила прямо в сердце.
Ноги у Гуля подломились, и, чтобы не упасть, он поспешил сделать шаг.
Пробормотал:
— Видишь, ты оказался прав. У них такая же кровь, как у нас.
— Такая же… — эхом отозвался капитан.
— Ничего, оживет. — Гулю мучительно захотелось присесть, и он опустился на ближайший валун. — Как все получилось?
— Просто… Он выскочил и поднял пистолет. Я тоже поднял, но выстрелил раньше. Он упал.
— Ты не виноват, — пробормотал Гуль.
— Разумеется. — Володя поднял глаза. — Послушай, Гуль, а что ты будешь делать, если увидишь среди них себя?
— Как это себя? — Гуль растерялся.
— Ты считаешь это невозможным?
— Нет, но…
— Словом, ты об этом не думал.
— Нет, — признался Гуль.
— Жаль. А я вот думал. Оживет он или нет, это не столь важно. Я выстрелил, он упал. В мыслях своих я убил.
— Что за вздор!..
— Это не вздор. Может, я излагаю скверно, но… Понимаешь, я вдруг понял, что, покажись из этой пещеры не Сван, а мой или твой двойник, я снова бы выстрелил. Испугался бы, но выстрелил.
— Правильно, потому что мы оба знаем, что они двойники.
— Разве от этого легче? — В глазах Володи мелькнуло злое отчаяние. — Разве они — не такие же, как мы?
— Но два «я» — разве это возможно?
— Откуда я знаю? — Капитан покосился на убитого. — Ты только представь себе: еще один Гуль! Он — это ты, и наоборот. До молекулы, до атома. И Бог с ней, с внешностью, я не о ней. — Володя вздохнул. — Неужели ты не понимаешь? Это же чудо!.. Еще один Гуль. Это даже ближе, чем брат. Потому что это полностью ТЫ!
Гуль поежился. Дымчатая кутерьма окутала их. Горы пропали, словно кто-то раскинул над головами шатер. Крохотная площадка — все, что осталось на их долю. За пределами этой площадки воздух становился плотным и непроницаемым.
Гуль, пугаясь, расслышал удары собственного сердца. Пульс замедлялся, а вместе с ним, казалось, останавливалось и время.
Тяжелым, задыхающимся поездом оно стремительно сбрасывало скорость, разгадав на входном светофоре комбинацию огней, лишающую права на движение.
Эти фокусы давно уже не забавляли Гуля. Привстав, он ощутил, что ноги его дрожат, и снова присел. Володя же погружался в себя, не замечая ничего вокруг.
— Ты знаешь, я, пожалуй, мог бы дружить с самим собой, — признался он. — И был бы счастлив такой дружбой…
Пальцами помассировав шею. Гуль хрипло спросил:
— А может, тебе стало бы скучно? С самим собой? Как ни крути, ничего нового: одни и те же мысли, одно и то же настроение.
— Да нет же! — с жаром воскликнул Володя. — Я задавал себе этот вопрос.
Нет, Гуль! Мы ведь никогда не знали себя толком. А в каждом из нас — бездна, бесконечность, на познание которой уходит жкзнь. Это не может быть скучным. Все, что напридумывало человечество, так или иначе крутится вокруг личности. Философия, искусство, политика… Нам и космос, вероятно, нужен только для того, чтэбы взглянуть на самих себя. Тысячелетия мы раскручивали один и тот же волчок, а он то и дело заваливался. Это не от простого. Гуль.
Все наши нескладности оттого, что слишком много в нас понапичкано дряни, и, возможно, двойники — тот самый шанс, что позволит кому-то излечиться при жизни. Понимаешь?.. Я чувствую здесь РАЗУМ, Гуль, чужой и невероятно мощный, бросающий нам даже не соломинку, а целый канат. Надо только увидеть и воспользоваться.