— А вы одна живете?

— Да.

— Что у вас за квартира?

— Четырехкомнатная, на первом этаже.

— Слушайте меня внимательно, — приказал я. — У нас есть веские основания считать, что Душитель собирается навестить вас. Через пять минут я с еще одним сотрудником приеду к вам. Убедитесь, что все двери заперты на задвижки и никого не впускайте до нашего прибытия.

— Хорошо, — отвечала она испуганно. Бросив трубку, я обернулся к патрульному.

— Пошли. Мне нужна форма, а то в штатском она еще примет меня за Душителя.

— Может, у моего напарника позаимствовать? — предложил тот.

— А-а, ладно, черт с ним! — махнул я рукой. — Рванули!

Мы примчались на место через четыре минуты. На этот раз перед нами был четырехквартирный дом с отдельным входом в каждую квартиру. Нам нужна была нижняя слева.

И только я потянулся к дверному звонку, из глубины дома раздался выстрел.

Я рванул дверь — заперто! Рукояткой пистолета я вышиб среднюю панель двери, сунул руку внутрь и отодвинул щеколду, а потом отпер предохранитель замка.

В квартире царила абсолютная темнота, но при нашем входе в дальней комнате зажегся свет.

— Это полиция? — раздался женский голос.

— Да! — крикнул я в ответ, двигаясь на голос. Освещенная комната оказалась кухней. Изящная миловидная шатенка лет двадцати пяти, едва прикрытая легкой ночной рубашкой, стояла в дверях на пороге столовой. В одной вытянутой руке она держала крохотный пистолет с отделанной перламутром ручкой, а в другой — карманный фонарик.

Сразу же за распахнутой дверью черного хода распростерлось тело Питера Хендрикса с небольшим квадратиком целлулоида в одном, судорожно сжатом кулаке и проволочной петлей — в другом. Кисти рук обтягивали толстые замшевые перчатки.

— Как только вы повесили трубку, я услышала какую-то возню у черного хода, — пояснила девушка, слегка срывающимся голосом. — У меня есть вот этот пистолет, вот я и выхватила его из туалетного столика, а еще — карманный фонарик, а в спальне свет погасила. В остальных комнатах он давно уже был выключен. Я стояла вот здесь и прислушивалась, пока дверь не отворилась. Тогда включила фонарик и увидела у него в руке петлю. Я выстрелила.

И, одарив нас блуждающей улыбкой, она рухнула в обморок.

К сожалению, пуля попала прямиком в сердце Питеру Хендриксу, так что на наши вопросы отвечать уже было некому. Когда мы подняли его прошлое, то обнаружили (как это обычно и бывает в подобных случаях), что он давно уже страдает припадками умственного расстройства.

Ах, если бы мне только удалось задать ему всего лишь один-единственный вопрос, до сих пор не дающий мне покоя!

Ну, почему он всегда выбирал ночь с четверга на пятницу?

Перевод А.Гуляевой.

Было два часа ночи, но Оуэн Кендрик, лежа как обычно в постели рядом с женой, не спал. Он прислушивался к звукам, доносившимся из соседней квартиры, расположенной за тонкими перегородками их спальни. Услышав мужской вопль, он вдруг вскочил и потянулся к одежде. Прежде чем покинуть спальню, он взял Элейн за плечи и сильно встряхнул, потому что ее нельзя было разбудить никаким другим способом.

— Думаю, что-то случилось с нашей соседкой за стеной, — выпалил он. — Только что я услышал звук, напоминающий выстрел, а потом мужской вопль. Я схожу туда.

Сев в постели, Элейн сказала:

— Может быть, тебе просто показалось? Но, так или иначе, не стоит вмешиваться, Оуэн, и уж во всяком случае ходить туда.

— Я пойду, — последовал ответ.

Она, хрупкая, коротко стриженная блондинка с мелкими и острыми чертами лица, в своем бледно-голубом пеньюаре полетела вслед за мужем к двери и взволнованно прошептала:

— Будь осторожнее!

Оуэн, с легкостью прыгая по ступеням, спустился по лестнице и выскочил на улицу. Дом был большой, трехэтажный, из красного кирпича, входящий в единый комплекс из старых квадратных коробок, таких же некрасивых, но практичных, как казарма. Квартира, нарушившая тишину зловещими звуками, находилась в соседнем блоке, примыкавшем к жилищу Кендриков. Тонкие стены, разделявшие их, невольно позволяли отчетливо различать любые звуки, выходившие за тональность нормальной беседы.

Оуэн вошел в соседний подъезд и стал на цыпочках подниматься по лестнице. Он остановился у двери квартиры 401, прислушивался с минуту, однако из-за двери ничего больше не было слышно. Уже подняв руку, чтобы постучать, он неожиданно заколебался. Что-то сдерживало его. Стоя в абсолютной тишине, он раздумывал. Затем решив, что уж если пришел сюда, то должен войти, он все же постучал и, не получив ответа, нажал на дверь. Она открылась, и Оуэн оказался на пороге гостиной, как две капли воды напоминающей его собственную.

Первое, что бросилось в глаза, — направляющийся к окну мужчина, который тут же остановился и, повернувшись через плечо, взглянул в сторону двери. Пристальный взгляд горящих глаз свидетельствовал о его шоковом состоянии.

— Кто вы? — спросил он бесцветным голосом.

— Некоторое время назад, — ответил Оуэн, — мне показалось, что здесь раздался выстрел.

— Не было никакого выстрела, — парировал незнакомец и добавил: — Во всяком случае в этой квартире.

Теперь он развернулся и сделал несколько шагов по направлению к Оуэну.

— Но перед выстрелом, — продолжал Оуэн, — я слышал истерический плач женщины.

— Какой женщины? — воскликнул незнакомец. — Я здесь один. Собеседник был крепкого телосложения, с массивной грудной клеткой. Его волнистые темно-каштановые волосы местами тронула седина. У него было волевое лицо с резко выпирающим подбородком. Одет он был в дорогой темно-синий костюм.

— Я к тому же слышал мужской вопль, — добавил Оуэн. — Что здесь произошло? — Сказав это, он вошел в квартиру и закрыл за собой дверь.

— Вы, должно быть, ошиблись, — прозвучал голос незнакомца.

— Я не ошибся. Наша спальня как раз за стеной этой квартиры, а перегородки здесь не спасают от шума.

— Вам нечего тут делать, — сухо промолвил незнакомец — Уходите.

— А где молодая женщина, которая живет в этой квартире? — не сдавался Оуэн. — Я не знаю ее имени, но часто встречаю ее у дома.

— Мисс Дикарло, — последовал ответ незнакомца. — Но ее нет сейчас в городе. Мы с ней старые друзья, и она часто разрешает мне пользоваться ее квартирой. А теперь проваливайте, я не намерен повторять это вам еще раз.

— Хорошо, — заметил Оуэн. — Предоставим это дело полиции. Я позвоню им.

Он повернулся к двери и в это время услышал сзади:

— Садитесь, обсудим этот вопрос.

— А разве нам есть что обсуждать?

— Да, я хочу, чтобы вы поняли ситуацию. Если сочтете необходимым вызвать полицию, то сделаете это минутой позже. Какая вам разница?

Оуэн пожал плечами и сел на стул рядом с дверью. Незнакомец тяжело опустился на диван и, склонив голову, некоторое время сидел молча, потом заговорил:

— Поверьте мне, я не убивал ее. Она была уже мертва, когда несколько минут назад я вошел сюда. Однако по причинам, которые я намерен объяснить, я не могу ввязываться в это дело.

Оуэн сидел неподвижно с непроницаемым лицом.

— Где, — спросил он, — где она?

— В спальне, — ответил незнакомец.

— Покажите мне, — попросил Оуэн.

— Нет! Я не смогу войти туда еще раз.

— У вас нет выбора, я не оставлю вас одного, чтобы не дать вам возможность сбежать.

— Если бы я хотел сделать это, — сказал незнакомец, вы не смогли бы остановить меня. Я буду ждать вас здесь.

Оуэн встал и через небольшой коридор пошел к спальне, откуда через приоткрытую дверь просачивался слабый свет. У порога он глубоко вздохнул и вошел.

Она лежала обнаженной на кровати. Одна ее рука находилась на груди, а другая, вытянутая вдоль тела, была плотно сжата в кулак. На вид она была моложе тридцати лет, с черными как смоль волосами до плеч, прикрывающими приятное лицо, однако слегка выпирающие зубы и сложенные в гримасу губы как-то особенно подчеркивали наступившую смерть. Природа одарила ее прекрасными небесно-голубыми глазами. Один из них, левый, был широко открыт. В нем застыли изумление и ужас. Другой же зловеще зиял пустотой, выбитый выстрелом в упор.