— Иваныч, достань-ка драгоценность, хочу освежить память.
Невозмутимый Дмитрук полез в сейф. Я совершенно ничего не понимал. Леха, забрав колечко, с удовольствием рассматривал его, словно соскучился.
— Помнишь, Анискин, — наконец обратился он ко мне, — я тебе однажды говорил, что видел такое же изделие?
— Ну да! — мою память точно вспышкой озарило, — что-то про золото ты болтал. Кажется, когда мы были… — я замялся.
— У бабки Сенцовой! — торжественно объявил Чернышев. — Сегодня всю ночь не спал, вспоминал: этажерка, коробочка.
— Занятно, — вступил в разговор мой наставник, — цепочка закольцовывается. Сенцов, Еропеев, Клетчатый. Драки на почве раздела добычи. Гарно! Только вопрос, кого они раздели. Никаких ведь заявлений. И люди не пропадали…
— Может, в райцентре? — предположил я.
— Исключено, — безапелляционно заявил Черныш.
Мы затихли в раздумье. Стало слышно, как под потолком невидимый паук «оприходывал» муху.
— Ладно, — подвел черту Дмитрук, — надо произвести обыск у Еропеева и Сенцовой. Клетчатый — бомж, конечно.
— Конечно, — согласился Лешка, — и что характерно, молчит, гад. Про избиение Финика все признал, будто на «зону» торопится, а про кольцо и бригадира — ни гу-гу…
Все остальное проходило уже без меня. Утром я с пересадками добрался до железнодорожной станции и покатил в область. Настроение немножко поднялось, но страх перед ганинскими кознями не исчез. Провожая меня, Чернышев и Птица клялись довести дело до конца. Теперь они остались в поселке, а я остался один на один с недобрыми предчувствиями. Не буду утомлять подробностями моего путешествия. В УВД попал в час, когда секретарши начинают сматывать удочки, а форточки с шумом захлопываются. В дежурной части меня ждали, но собирались послать не в инспекцию по личному составу, а в отдел кадров. Но было не до размышлений, я, с вожделением глядя на телефон, стал умолять связать меня с Дмитруком. Чуть не заплакал, честное слово, чем разжалобил местного лейтенанта. Он моментально связал меня с отделением. В трубке раздался писклявый голос Леонтьича:
— Архангельский, Сережка, ты, что ли?
— Где начальство? — нетерпеливо спросил я.
— Дмитрук в райцентре, с Чернышевым и Чибисовым следственный эксперимент проводят.
— Какой эксперимент? — совсем обалдел я.
— Так у Сенцовой золотишко в огороде нашли, — затараторил Вечно Поддатый Винни-Пух, — покойничек тайно припрятал, она и не знала. Тут и Финик твой раскололся.
Втроем они золотишко то добыли. Финик, покойничек и…
— Знаю про это, — пришлось заорать в микрофон, — откуда кольца?!
— Откуда, откуда, — проворчал Леонтьич, — клад они разрыли на стройке…
К начальнику отдела кадров я шел с гордо поднятой головой. Разгадка оказалась простой, но такой важной. Впрочем, через полчаса я уже так не думал. И вот почему.
Полковник в зеленом мундире, с физиономией типичного чиновника, принял меня настороженно. Мою болтовню о кладах он сразу оборвал. Недовольно поморщившись, неожиданно спросил:
— Архангельский, у тебя в МВД и вправду родственник есть?
Мои вытаращенные глаза вроде бы не убедили его.
— Дело твое: хочешь — признавайся, хочешь — нет, — он поднял палец, и я с удовольствием обнаружил, что на кителе нет нарукавников, — но, думаю, о коллегах у тебя остались теплые воспоминания, и ты ни на кого не держишь зла, — почти по-отечески добавил хозяин кабинета.
Я раскрыл рот и молча внимал. Единственное, что было понятно — туча прошла стороной и впереди какие-то сюрпризы.
— В общем, в Москве поддерживай нашу марку.
— В Москве, — подтвердил кадровик. — И можешь не притворяться! Знаешь ведь, что вызывают тебя в редакцию журнала. А раз дело запросили… — он сделал многозначительную паузу и, сладенько улыбаясь, добавил:
— Большому кораблю — большое плаванье. Деньги на командировку получишь у финансистов, поторопись, а то уйдут…
Выбравшись из Управления, я начал соображать. Статья про ганинские художества! Вот что сыграло роль и, судя по всему, здорово перевернуло мою жизнь. Работать в центральном издании министерства — мог ли об этом мечтать бедный провинциальный лейтенант, к тому же ходивший под угрозой разжалования или суда? Как признаются писатели, перо бессильно передать мои чувства…
Вечером я сидел в пустом купе фирменного поезда и никак не мог угомониться. Что вытворяет судьба с людьми! Ну как было не пойти в вагон-ресторан! Вид в спортивном костюме у меня был непрезентабельный, зато победоносный. Уж и назаказывал я себе закуски и выпивки. Кутил и счастливо улыбался. Положив локти на драную салфетку, я глазел в ночное окно. Помещение постепенно заполнялось. Вот из-за буфета выплыла грациозная девушка, следом за ней прошествовал лысый кавалер. Они сели, а я, оторвавшись от зеркального отражения, покосился на парочку. Боже мой, в девице я мгновенно узнал Наташу! Сначала хотел встать и подойти к ней, но, к счастью, сдержался. Прикрывшись ладонью, стал прислушиваться. Банальная история. Плешивый плел ей что-то про киносъемки, она же томно улыбалась и изредка чмокала его в сухую, прорезанную морщинами щеку. Я убрал руку и принялся ловить ее взор. Наконец наши взгляды перекрестились. Хоть бы один мускул дрогнул на Наташи-ном лице — да, артистка из нее, наверное, получится изрядная. Каждый делает карьеру на свой вкус. Она отвернулась, взбешенный, я встал и пошел в свой вагон. В коридоре, у двери своего купе, опустил окно и высунул голову наружу. Холодный ветер дохнул навстречу. Боже, до чего все-таки прекрасна жизнь, которая втаптывает и возвышает, манит неизвестностью будущего…
Сунул в карман пальцы и неожиданно наткнулся на листок бумаги. Развернул его и обнаружил письмо от Татьяны. Ну конечно, когда она помогала матушке собирать меня в дорогу, то впихнула послание в надежный почтовый «ящик». Танька, Танька, какой же я дурак. Прости меня ты! Прощай, родимая сторонка! Нет, никогда я не смогу быть без вас!