– Но в армию берут только после двухлетнего пребывания в стране.

– Это не твоя забота, для тебя сделаем исключение.

И сделали. Оказался я в парашютно-десантных войсках и уже через несколько месяцев подготовки был послан в ливанскую зону безопасности. Меня решили окрестить боем. Служба, как и следовало ожидать, оказалась тяжелой. В этой прекрасной, когда-то цветущей стране, глаз теперь повсюду наталкивался на искореженные, расстрелянные такси, джипы и грузовики. Везде валялись мешки с песком. Сухая колкая пыль летела в лицо. На разделительной полосе посередине проезжей части торчали толстые обрубки – стволы пальм без макушек. Бесчисленные смерти… Земной рай, в котором творились эти жуткие вещи, еще долго будет напоминать о человеческом зле.

Отлавливать террористические группы, пытающиеся проникнуть через границу, – занятие хлопотное. Но это оказались только цветочки. Через год с небольшим, во время отпуска, меня опять вызвал Рафи. Видимо, пришла пора вновь поработать на него.

– Подпиши эту бумагу и оставь мне на память свои новые отпечатки пальцев. Вот тебе документы и кредитная карточка с неограниченным счетом.

Я с любопытством смотрел на шефа, который явно занимался не своим делом.

– С сегодняшнего дня работаешь на нашу организацию в рамках личного договора. Твое дело будет находиться у меня в сейфе, подальше от любопытных глаз. Если со мной что-то произойдет, есть только один человек, который знает о твоем существовании, – глава нашей фирмы. Ну что, уяснил?

– Вроде все понятно.

Но прошло совсем немного лет, и Рафи сам встал во главе Моссада. Обо мне знал только он. Я уверен – в этом и заключался его изначальный план.

Пришлось оставить службу и заняться другим заданием. Скажу только, что оно было связано с Хезболлой в Бейруте, и меня до сих пор мучают дурные воспоминания об этом времени. Ну, а потом покатилось… Операции в Европе, Африке, Азии… Всего хватило: и крови, и страха, и успехов, и поражений.

…Вот так и прошли мои двенадцать лет. Двенадцать лет без тебя, Мариша!..

*

Исповедь моя закончилась. Я сидел опустошенный, уставший, и хотел только одного – спать. Пусть Марина помолчит сейчас, я ничего не в силах слышать. Я впервые сам «перечитал» свою жизнь, и она мне не понравилась. В ней нет места для любви, и Марине лучше уйти. Прямо сейчас. Одно фальшивое слово, одна жалостливая или брезгливая интонация – и все кончено. Вдруг я любил не ее, а свои воспоминания о ней? Ведь теперь передо мной сидит милая, но незнакомая женщина. Пускай только ничего не говорит. И пусть ее не будет в моей жизни. Одному проще.

Но она ничего не сказала, а просто прижала мою голову к своему плечу и прошептала: «Поспи немного». Засыпая, я понял, что без нее мне теперь невмоготу.

А наутро меня ждал Рафи. Разговаривать с ним я больше не хотел. Выполнять его поручения, приказы и задания – тоже. Идя на встречу, я решил покончить со всеми своими секретными делами. Теперь у меня есть Марина, и ничего больше мне не нужно.

– Как идет подготовка? – после короткого приветствия вопрос прозвучал сухо, почти официально.

– Идет своим ходом, – ответил я в тон хозяину.

– Много осталось?

– По-моему, нет.

– А как чувствуешь себя?

– Нормально.

Я ожидал от него хоть какого-то намека, чтобы перевести беседу в нужное русло.

Рафи поднес зажженную спичку к толстенной сигаре и посмотрел мне прямо в глаза, видимо, почувствовав что-то неладное.

– Тебя не радует перспектива поработать? Если сомневаешься из-за недостаточной безопасности, можешь быть спокоен, прикрытие очень надежное. Есть, конечно, риск, но не думаю, что больший, чем в других операциях.

– Нет, дело не в этом… – я поежился, не решаясь произнести заранее заготовленную фразу.

– Что с тобой? – Рафи опять почувствовал неладное, но видимой причины моему вялому настроению не находил.

– Я должен кое в чем признаться.

– Надеюсь, не в предательстве? – Шутка прозвучала цинично.

– Близко к тому…

– Что?!

От желания говорить не осталось и следа, да и слова застряли в горле. Голос у Рафи вполне командирский, если нужно, может шарахнуть по ушам, словно кулак. Именно так прозвучала его последняя реплика. Я почувствовал, что напряжен, как струна, но не телом. Я весь сжался внутри в ожидании продолжения разговора. Но Рафи моего напряжения не заметил или сделал вид, что не заметил. А я решился и продолжил:

– Я встретил женщину, которая изменила всю мою жизнь.

Я чувствовал, что говорю бессвязно и невпопад.

– По нашим сведениям, она не шпионка. Во всяком случае, за ней никто не стоит, – отрезал Рафи, словно читая вслух отчет.

– Что значит – она? О ком идет речь?

– О твоей девушке. Ее, если не ошибаюсь, зовут Марина?

– Откуда вы… Ах, ну да, понятно. – Я замолчал, опустив голову.

– Да, неспроста я в свое время обратил внимание на твою излишнюю чувствительность. – Шеф смотрел на меня довольно строго. – Ладно, рассказывай!

Рафи в общем-то человек прямой, неясностей не терпит. С ним нужно говорить открыто, желательно в деталях. Но раскрываться полностью я не собирался. Предают, в конечном счете, только свои, а в данной ситуации я ожидал неприятностей именно от него.

– Мы знакомы очень давно, еще по Москве.

– Ты собирался жениться?

– Никаких планов я не строил, но мы были очень близки, очень… Получилось так, что перед моей командировкой в Израиль она с отцом уехала за границу, и в Союзе мы больше не встретились. А потом я оказался здесь… Дальше все известно…

– Да, можешь не пересказывать. – Рот Рафи брезгливо скривился. – Тебе известно, кто ее отец и почему она живет именно здесь?

– Нет, никогда не интересовался…

– Почему ты решил, что настала пора крутого поворота?

– Я очень многим обязан государству, которое меня приняло, службе, сделавшей из меня профессионала, и лично вам…

– Ты размазню словесную брось! Я тебя спрашиваю по делу и жду достойного ответа.

– Я о деле и говорю. За прошедшие годы я стал другим человеком, не столько внешне, сколько по отношению к жизни, к людям. Но переход этот дался слишком дорогой ценой: я стал человеком без прошлого. Может, это выглядит слабостью или слюнтяйством, но я не хочу врать и решил выложить все как есть. Эта женщина – единственная, кто связывает меня с жизнью, придает моему существованию вкус и цвет. Я не могу и не хочу жить без нее.

– Что ж, я рад твоей позиции. Принципиальность, если она не граничит с глупостью, качество положительное. Но только когда не граничит с глупостью. Понятно? А теперь ответь: твои витиеватые рулады должны убедить меня в том, что ты больше не способен работать на нас?

– Если вдали от нее, то да. Не могу.

Его взгляд немного потеплел, он сел в кресло поглубже, сильнее обычного затянулся сигарой и тут же закашлялся. Мне стало легче от того, что босс понял меня с полуслова.

– Не будь я профессиональным разведчиком, возможно, ты и удостоился бы должного понимания. Если бы… – Он затянулся снова. – Наши законы ты ведь знаешь, верно?

– Знаю…

– Значит, тебе должно быть известно, что еще при жизни агента мы считаем своей обязанностью приобрести для него место на кладбище.

Я вздрогнул, но промолчал. Да, я понимал, чем грозит мне добровольная отставка, но сейчас это было безразлично: продолжение карьеры нелегала исключало жизнь с Мариной. Я не мог и не хотел расставаться с ней, и любые, самые страшные угрозы подействовать уже не могли.

– При желании можешь посмотреть на заготовленное для тебя место, – продолжал Рафи холодно и спокойно. – Проблема лишь в том, что твое поведение обязывает нас заготовить еще одно. Не исключено, что по соседству…

– Как? – Его слова вызвали у меня неподдельный испуг. – Она ни при чем!

– Мы не можем знать, что именно ты наболтал ей в порыве откровенности. Ответственность слишком велика. Она уже под постоянным наблюдением.

– Но ведь только минуту назад ты сказал, что за ней никто не стоит!