Качки двигались быстро. Пройдя весь средний коридор, они спустились по пандусу вниз и отворили сегментный люк в подвал.

Там было светло от пламени в большом камине и тепло. Все подвальное помещение было заставлено хитроумными приспособлениями для допросов, а на столах были разложены ужасные инструменты – орудия пыток. Остролицый типчик в одном кожаном фартуке, мокрый, меченный жирной сажей, сутулился в уголке, накаляя кончики щипцов в огне камина. Надо полагать, специалист по причинению страданий.

– Привели? – скучно спросил он. – Укладывайте.

«Ну ладно, хватит с меня», – подумал Давид и ударил левого качка каблуком по стопе. Тот взвыл, отпуская руку Виштальского, и заработал удар под ухо, после чего растянулся на полу.

Качок справа не растерялся, живо взял шею Давида в захват, и галактист от души саданул гуманоида локтем по печени, после чего поджал ноги. Качок не удержал его, а Виштальский упал на колени и провел классический бросок. Гуманоид, дрыгнув ногами, перекувырнулся через младшего командора и выстелился на полу.

Но победу Виштальскому не засчитали – маленький острый диск прилетел из глубины подвала и чиркнул галактиста по щеке. Вошел неглубоко, только кожу рассек. Давид даже боли не почувствовал, однако в следующую секунду и без того тусклый свет померк для него. «Отравленный…» – мелькнула мысль. Мелькнула и пропала.

Когда Давид очнулся, светлее не стало. Но появилась боль в запястьях. И еще холодило спину.

Виштальский проморгался – и ощутил, что висит на цепях, прикованный к кольцам, вмурованным в стену. Со стоном он распрямил колени и встал, стараясь не касаться голой спиной вогнутой стены. Наверное, Волхвам и в голову прийти не могло, что в нижнем отсеке их станции заведут пыточную камеру. Или что у них там вместо головы? Волхвы вроде не были гуманоидами. Давид потрогал языком щеку изнутри. Онемела будто.

– Ты поосторожнее, – внезапно раздался скучный голос, – а то швы разойдутся.

Прищурившись, Давид разглядел своего визави – это был мужчина средних лет, крепкий, налитой здоровьем, но все тело его покрывали синяки и кровоподтеки, а лицо выглядело бесконечно усталым.

– Ты кто? – выдавил Виштальский.

– А ты?

– Я первым спросил!

Мужчина улыбнулся, звякнув цепями, и представился:

– Меня зовут Зесс, я траппер.

– Охотник? – вяло поинтересовался Давид.

– При чем тут охота? – удивился Зесс. – Ты что, парень, с неба свалился?

Забывшись, Виштальский утвердительно кивнул.

– Ну и дурак, – буркнул Зесс, отворачиваясь.

– Дурак что попался! – выкрутился Давид. – Меня зовут Тавита Вишту, не местный я. Мой корабль… причалил к берегам Заморья, а тут эти. Огненосцы хватают, обзывают колдуном.

– Меня тоже! – усмехнулся Зесс. – Для Большого Жреца все трапперы – колдуны и ведьмаки.

– Да объясни ты мне, кто такие трапперы! – взмолился Давид. – Я и вправду не знаю ничего! Пришелец я, из такого далека, что. Понимаешь, у нас трапперами зовут охотников, которые на зверя ловушки ставят и западни разные.

Зесс недоверчиво покачал головой.

– Ладно… – измолвил он. – Всё равно у палачей перерыв на обед. Ты Крепости Творцов видел когда-нибудь?

– Я жил в такой! Там, за морем, в землях фнатов.

– Ну вот, уже легче. А вещи Творцов видел? Ну, там, кольца волшебные, шипперы, отнималки, хливки, сушники?

– Да уж навидался.

– Ну так что тебе еще непонятно? Мы-то их и разыскиваем, эти вещи, а почему трапперами называемся. Так пока до той вещи доберешься, столько ловушек одолеешь… Куда тому зверю! Дошло?

– Дошло. А почему тогда – колдуны?

– А это Большого Жреца надо спросить, – процедил Зесс. – Лет десять назад все было тихо и спокойно. Мы искали вещи Творцов, за что нам было большое уважение и почет. Мы их дарили тем, кому надо. Скажем, врачам отдавали нутренники. Видал, нет? Ну, они на круглые зеркальца похожи, только через них человека насквозь видать, все кости, печенки-селезенки. Понял?

– Ага!

– Ну вот. Все ж знают, что Творцы покинули эту планету и оставили ее нам. Сотворили нас, чтоб добро зря не пропадало, и ушли.

– А фнаты верят, что Творцы вернутся.

– Так и мы тоже! Помню, каждый десятый день все собирались, кто у Обителей, кто у Крепостей, а кто и в Города захаживал, и возносили общий зов… И расходились, просветленные и успокоенные. А потом пришел Большой Жрец – и все накрылось! Он заставлял нас верить в единого Творца. Вот, дескать, был такой Господь, и сотворил он небо и землю, и заселил ее зверями, засеял растениями, и человеков пустил гулять по травке. И дал тем человекам десять заповедей, чтобы они их чтили, а прежде всего слушались пастырей, то есть Большого Жреца и слуг его. Понял? Мы, значит, стадо, а они пасут нас! Ну, люди поначалу смеялись над такими глупостями, так Большой Жрец силой принудил верить во всю эту чепуху! Его ночные каратели хватали противников новой веры и уводили неизвестно куда. Много людей поисчезало… И пришел страх. Одни стали притворяться, что верят в Господа… этого… как его. Бога, притом некоторые – до того рьяно и истово, что Большой Жрец к себе на службу брал таких, милостями одарял и большими деньгами. Многие смекнули, что к чему, и перекинулись в «божников». Теперь они все на хорошем счету у властей и посты занимают высокие, кое-кто даже в комиты выбился. Но есть и другие, они не хотят предавать Творцов, им противно притворяться. Жрецы их ведунцами зовут и преследуют, травят, ссылают… Мы, трапперы, с ними заодно, ведунцы и прятали нас от карателей, и помогали по-всякому… – Голос разговорившегося Зесса угас. – Что дальше будет, не знаю… – признался он. – Как быть? Что делать?

– Бежать надо! – сказал Давид.

– Ага! – усмехнулся Зесс. – Ты как, цепи в тесто превратишь? Или птичкой обернешься? А, не местный? Давай, я посмотрю, как ты отсюда поскачешь!

Тут из коридора донеслись шаги и голоса.

– Возвращаются, работнички… – сказал траппер с тоской. – Готовься, пришелец.

Первым в подвал просунулся давешний остролицый типчик. Он сосредоточенно жевал и говорил с кем-то невидимым:

– А я так и сказал его благодаянию: «Не прокормить мне семью за такие-то гроши!» Пытаешь тут, пытаешь с утра до вечера, а тебе за это полкольца в месяц! А цены-то растут. Вон как водоросли подорожали с зимы – почти вдвое! Я теперь мясо раз в декаду ем. Дожил.

– Ох, и не говори… – вздохнул невидимый собеседник и вошел следом за остролицым.

В трепещущем свете камина Давид разглядел тощего костлявого человека в сиреневом балахоне и с письменными принадлежностями в руках. Это был инквизитор. Общая худоба отражалась и на его лице. Запавшие щеки, хрящеватый нос, настороженные глазки, забившиеся в глазницы, как пугливые зверьки, делали инквизитора похожим на Кощея Бессмертного. Гладко выбритый череп с веснушками на блестящей желтой коже только усиливал впечатление.

– Ну, начнем, помолясь, – бодро сказал он, потирая сухие ладошки, и уселся за маленький столик в углу с большим развесистым канделябром.

Палач, дожевывая, поджег лучину и запалил свечи.

– Благодарю, Гесс, – чопорно сказал инквизитор и раскатал чистый свиток. – Та-ак. Зесс у нас все упорствует. Ага.

– Может, пятки ему подпалить? – спросил Гесс деловито.

– Потом. Сначала мы новеньким займемся. Приступай!

Палач побрякал своими «инструментами» и выбрал орудие, смахивающее на маленькую кочергу. Ее Г-образный наконечник малиново светился.

Сердце Давидово забилось как сумасшедшее.

– А вот, говорят, Гесс, – подал голос инквизитор, – что в степи за Солнечными горами зерно подешевле будет.

– Слыхал я, – кивнул палач. – Так это ж надо с кем-то сговариваться, чтоб караваном идти. Одному-то как?

– Ну да, ну да…

Гесс пощупал грудь Давида, перехватил кочережку поудобней – и прижал к коже раскаленную загогулину. Виштальский закричал от дикой боли и с ужасом втянул в себя запах паленого мяса. Своего мяса.