Припахал Виштальский и милостивого Варру – суровый воин боязливо приволок натеков смолы с деревьев.

Кабинетные спецы из Института Внеземных Культур дружно грохнулись бы в обморок, увидев этот ремонт-лечение в полевых условиях. А что делать? Говорить бесхозным биосистемам: «Зайдите попозже, когда запчасти подвезут и приборы подкинут»? Так, во-первых, они не поймут, а во-вторых, это было бы просто жестоко по отношению к бедным машинкам-калекам.

Треснувшие псевдоживые сростки кристаллов и нервной ткани Давид заращивал разогретой смолой. Лопнувшие саморефлекторные соузлия заменял палочками, выструганными из дерева. Промывал «грибам» потроха, отпаривал радужным дискам иссохшие Л-перепонки, приделывал колышки-протезы к откушенным щупальцам.

К вечеру все пациенты были обслужены – и уковыляли в лес. А экспедиция в полном составе вернулась домой.

Охотники и воины так громко горланили песни, что всем фнатам стало понятно: вернулись с победой!

Вожди на радостях решили устроить праздник, но мудрый Хварр уговорил их быть попрактичней. И племя фнатов стало готовиться к исходу.

По всему стойбищу забегали женщины, собирая последние пожитки. Мужчины споро сворачивали шкуры, покрывавшие хижины, и нагружали танки-башни.

Первая партия переселенцев выступила в середине дня, ближе к вечеру. Повозка за повозкой, нещадно пыля, скрывалась за треугольными воротами.

А суета сборов не унималась – крики взрослых, визги детей, фырканье долгоногов, пронзительный скрип огромных, в рост человека, колес.

Стемнело. По всему стойбищу разгорелись костры, благо, дров было запасено изрядно. В красных и оранжевых отсветах шатались тени, из темноты доносились гортанные голоса:

– Хырр! Догружай быстрее!

– Не спеши, еще луны не взошли.

– Верно, куда по темноте ехать?

– Леа, отстань!

– Забери, сказала, шкуры!

– Да они дырявые, все пушами проедены!

– Ничего, ничего! Послужат еще!

– Вот пристала…

Виштальский загрузил полтанка дареного добра, жены устроились сверху, на сложенных мехах. Он запряг шестерых долгоногов цугом и уже собрался было полезать в конус-башню, как вдруг темноту прорезала ослепительная вспышка, и тут же прокатился грохочущий треск. Крики раненых показались негромкими оглушенному Давиду.

Еще пара взрывов подняла на воздух каркас хижины и опрокинула танк. В свете костров пролетела туша убитого долгонога, вспухло облако пара, прокатился раскат грома. Так это дезинтегратор стреляет! Шпарит мегавольтными разрядами!

– Курредаты идут! – заорал Давид. – Воины, ко мне! Прикрываем отступление!

Жены запричитали в голос, но Виштальский был непреклонен.

– Эллу пусть правит долгоногами, – приказал он, – потом смените ее! Уезжайте! Быстрее!

– А ты? – закричала Нэа.

– Мы вас догоним!

Эллу щелкнула бичом, и танк, грузно качаясь, скрылся в треугольных воротах.

– Мы здесь, Тавита! – крикнул Варру, появляясь из темноты.

– Много ли курредатов? – спросил Давид.

– Пять раз по две руки, но все с извергателями молний!

– Ясно. В атаку не лезть, обстреливайте с флангов! Надо дать время женщинам, чтобы они ушли подальше.

Воины растворились в ночи, а Давид, сжимая тесак, бросился в ту сторону, где крики ярости и боли слышались громче всего.

Яркий свет костров и горящих поленниц заливал все место прорыва. Курредаты в конусовидных шлемах лезли через стену, размахивая кривыми мечами, ярясь, топорща усики и бороденки. «Конкистадоры вшивые!» – разозлился Давид.

В эту минуту Проблема Бескровного Воздействия, которую с таким тщанием разрабатывали светила Мировой Академии Наук, показалась ему надуманной. Нельзя, значит, умерщвлять захватчиков и палачей? А кто же тогда ответит за пролитую кровь, за смерти невинных?! А как быть вдовам и сиротам – утешаться тем, что убийцы не пострадали?

Появились новые курредаты, они встали в ряд, торопливо воткнули в землю костыли с развилками и утвердили на них тяжелые керамические агрегаты с толстыми, ребристыми стволами. Даже в отблесках пожара Виштальский распознал фузионные излучатели типа «Перун». Откуда они у конкистадоров? Грабанули залетевший корабль?

– Ложись! – крикнул Давид, падая в траву.

Грохнул залп. Фнат с копьем, бежавший рядом с Виштальским, замешкался или не понял приказа Человека-с-неба, и цвиркнувшая струйка плазмы разворотила ему грудь.

Яростно рыча, Давид подхватил копье и метнул его во врага. И попал. Но не сразил – копье лишь сбило курредата с ног, оставив вмятину на стальной кирасе.

Тут же перед Давидом возникли сразу трое «Страшных-людей-с-моря», агрессивно помахивающих мечами. Они бросились к Виштальскому с явно недружественными намерениями, как вдруг между землянином и курредатами возникло что-то округлое и плоское. Это был давешний руум.

Биосистема вырастила толстый ус длиною метра в полтора, он уплощился в подобие клинка и описал дугу, бесшумно разрубая кривые мечи курредатов. Конкистадоры тупо глянули на чистые срезы, и лица их исказились страхом. Видать, представили в красках, как руум сбривает им головы.

– Спасибо, Шарик! – выдохнул Виштальский.

Но тут набежало сразу человек двадцать, грянул залп – и руума разрезало пополам лучом лазера. Передняя половинка медленно закружилась в грязи, загребая уцелевшим ножным выростом и выговаривая голосовой щелью:

– К-куо-о.

Давида резануло жалостью, а троица с обрубками мечей осмелела.

– Связать! – крикнул самый толстый из них, указывая на Виштальского. – Это ихний колдун!

Язык курредатов здорово походил на фнатское наречие, примерно как русский язык смахивает на «украиньску мову». Из него ушли напевность и мягкость, сменившись четкостью твердого произношения, а звонкие «энг», «донг», «ганг» будто склепывали речь. Но о лингвистике Виштальский задумался позже, а сейчас было не до размышлений, пришла пора действовать. Подпрыгнув, Давид с глубоким удовлетворением нанес удар ногой в обволошенную, испитую харю ближнего к нему конкистадора. Не повезло конкистадору – взмахнув руками, он упал на спину и загремел кирасой. На Давида кинулись сразу двое, отбросивших ломаные мечи и выхвативших из-за пояса длинные кривые кинжалы. Увернувшись от одного молодчика, длинного как жердь, Виштальский перехватил руку другого, усатенького, и, заломив ее, овладел холодным оружием. Пропорол ногу длинному, всадил кинжал усатенькому, попав между завязок кирасы. Усатенький истошно заорал, озвучивая попадание. Виштальский дернул нож к себе, но лезвие застряло в задубевшей коже завязок, а потом по рукояти потекла горячая, липкая, противная кровь, и Давид гадливо выпустил орудие убийства. Зря. Сразу пятеро или шестеро свирепых вонючих мужиков набросились на него и повалили, осыпая ударами, сдобренными витиеватыми проклятиями.

Из темноты, подсвеченной пожаром, явилось еще одно действующее лицо, которое «Страшные-люди-с-моря» называли «малым жрецом» или «вашим благодаянием». Его благодаяние щеголял в ужасном лиловом балахоне, похожем на рясу, и семенил, смешно придерживая вздувавшийся подол.

– Вяжите колдуна! – проверещал он властно. Конкистадоры опасливо стянули Давиду запястья прочной веревкой, сторонясь останков руума.

– Грузим добычу и уходим, – проворчал толстяк. – Поделим, когда выйдем в море.

Виштальский с тоской оглядел захваченную врагом крепость. С виду ничего не изменилось, те же неясные фигуры суетились, то попадая в свет костра, то пропадая из него, вот только фнаты среди тех фигур отбрасывали самые короткие тени – у мертвецов, лежащих вповалку, не бывает длинных.

Курредаты славно порезвились в стойбище фнатов – хапнули все, что плохо лежало. Шкуры, меха, даже дрова – видать, ароматная древесина высоко ценилась за морем. Но наибольший ажиотаж вызывали артефакты Творцов. Малый жрец гнусаво отговорил молитву над «кольцами типа А», крученными спиралками, загогулистыми веддингами, ломаными пластонами и велел собрать все предметы материальной культуры Волхвов в большие кожаные мешки.