Говорили, что Джейни Берр – на самом деле индийская принцесса. Ее родителями были раджа, правивший одним из индийских княжеств, и красавица англичанка, дочь аристократа. Оказывается, Джейни еще ребенком была похищена агентом негодяя-родственника раджи, который хотел завладеть его троном. Мать бедняжки умерла от горя, а раджа отрекся от всего, что имел, и стал святым отшельником. Княжество досталось негодяю-родственнику. Но агент британского правительства обнаружил Джейни в Тибете и доставил ее в Англию, скрывая ее подлинную личность до тех пор, пока она не достигнет совершеннолетия. Тогда британская армия в Индии сбросит узурпатора с престола, и Джейни вступит в свои права как рани, правительница княжества величиной с половину Англии.
В основном слух сводился к этому, хотя детали его могли варьироваться в зависимости от того, кто его излагал. Но вне зависимости от вариаций и редакций, которые он имел, действие его на тех, кто все еще сомневался в пристойности общения с полуиндианкой, было самым позитивным. Я обнаружила, что могу быть принята где угодно, даже в домах высшей знати, если, будучи англо-индианкой, являюсь при этом еще и принцессой.
В тот день вся деревня буквально гудела от этого нового слуха. Элинор, вернувшись в "Приют кречета", отправилась прямиком на лужайку, где я и мистер Лэмберт играли в крикет. Она подошла к отцу и обняла его. Ее зеленые глаза светились хитростью и весельем.
– Какой же ты умный у меня, отец! Он озадаченно моргнул.
– Разумеется, это так, моя дорогая. Но в какой связи ты меня хвалишь именно в данный момент?
– Ты придумал слух про Джейни, и сейчас он, как пожар, гуляет по деревне.
– Слух? Элинор, опомнись, я почтенный адвокат на покое. И ты говоришь, что я распространяю слухи?
– Ты его не распространяешь, отец, ты его придумал. Я тебя знаю слишком хорошо, ошибиться невозможно. Но какой замечательный слух! Наша Джейни – индийская принцесса инкогнито!
– Что? – тупо спросила я.
Элинор взяла меня за руку, вся сияя от восторга.
– Я через минуту все тебе расскажу, дорогая. Отец, но как же тебе удалось? А, погоди-ка. Твой старый клерк, Пенфолд, вот кто должен был блестяще с этим справиться. Эта хитрая лиса Пенфолд. Вы с ним всегда были отличной парой. Да ему стоило лишь сказать словечко на ушко миссис Грэветт, вдовушке, которая все время пытается выйти за него замуж, а уж у нее самый длинный и быстрый язык в Хемпшире.
Мистер Лэмберт вздохнул, положил свой молоток, устремил глаза к небу и принялся протирать свои очки.
– Элинор, что ты такое говоришь, моя милая? – мягко сказал он. – Я предлагаю сесть в тенечке, и там ты сможешь все нам подробно рассказать об этом потрясающем слухе.
Он так и не признался в авторстве, но чем больше с течением времени я его узнавала, тем меньше сомневалась в том, что Элинор была абсолютно права. Мистер Лэмберт знал, как велик снобизм в окружавшем его мире, и сумел отлично воспользоваться его силой. Со временем к слуху утратили интерес, а, возможно, начали принимать всю историю как нечто само собой разумеющееся. Трудно сказать, что произошло в действительности. Однако эффект продолжал действовать, и это обеспечивало мне в Ларкфельде хороший прием на любом уровне, избавляя от трудностей, которые иначе могли бы возникнуть.
Элинор постепенно накапливала материал для своей книги о полевых цветах Европы и уже дважды брала меня с собой' за границу, один раз – в Австрию, другой – в Италию. Мое детство превратило меня в выносливую путешественницу, и я испытывала огромное наслаждение от наших длительных прогулок в поисках редких полевых цветов. Я также усердно готовилась к тому, чтобы стать умелым секретарем для Элинор, и уже могла вести записи под ее диктовку, пока она делала цветные наброски.
На третьем году моей жизни в "Приюте кречета" я поняла, что Ларкфельд, кажется, уже начинает гордиться мною, как гордится и Элинор, ведь мы были столь необычными особами. Я уже давно рассказала всю мою историю мистеру Лэмберту и Элинор, включая и все тайны, которые она содержала, а также показала им драгоценный медальон, с которым по-прежнему не расставалась. Они с завороженным видом слушали о моей жизни в Намкхаре, о монастырях, ламах, о религиозных верованиях и церемониях, о моих путешествиях с караваном в Тибет.
Будучи всем им обязанной, я ничего от них не скрыла. Они знали, что армейский офицер приехал из Индии на север для того, чтобы арестовать Сембура по ужасному обвинению в убийстве и краже. Они знали, что я слышала, как Сембур признался в преступлении и назвал себя моим отцом, однако осталась при этом уверена, что по какой-то неведомой причине он сознательно солгал. Возможно, причина была во мне, потому что он считал, что мне угрожает какая-то опасность.
Став взрослой и перестав видеть мир глазами двенадцатилетнего ребенка, я смогла еще лучше понять, как много сделал для меня Сембур. Человек малообразованный, он пришел в странный мир Смон Тьанга, имея на руках двухлетнего ребенка и не зная ни языка, ни обычаев страны. Обосновавшись там, он сумел обеспечить нас кровом и пищей и воспитать меня в соответствии со своими простыми представлениями и солдатскими обычаями.
Он, несомненно, должен был отчаянно тосковать по своему народу, по мужчинам, с которыми можно поговорить, по женщине, которая любила бы его, по всему, от чего он отказался. И тем не менее на протяжении всех лет я ни разу не видела, чтобы он раскаивался, и ни разу не слышала, чтобы он жаловался. Порой, когда какие-нибудь обстоятельства заставляли меня вспоминать о нем с особой силой, например, в день его рождения или во время снегопада, напоминавшего мне о горах, я уходила в свою уютную спальню, думала о Сембуре и тихо плакала, испытывая горячее желание обнять его, прижаться щекой к его щеке и поблагодарить его от всего сердца.
Мы не строили особенно много догадок относительно тайн, которые несло в себе мое прошлое, потому что, как сказал мистер Лэмберт, "нельзя сделать верных выводов на основе недостаточной информации". Однако одну маленькую загадку нам все же удалось разгадать, и связана она была с именем Сембура. Поскольку в больнице в Горакхпуре меня зарегистрировали как Джейн Берр, по-видимому, в соответствии с заявлением Мистера, мы предположили, что «Берр» и была его настоящая фамилия. Но я слышала, что Мистер не раз называл его так, что для меня звучало как "Ахрессембур".
– Я думаю, – решил мистер Лэмберт, – что так ты расслышала «ар-эс-эм» Берр, или, если полностью – "полковой старший сержант Берр", потому что твой друг… э… Мистер наверняка при первой встрече должен был обратиться к нему, использовав его звание. Это весьма любопытно, потому что «Сембур» – это, по всей видимости, произнесенное ребенком «ар-эс-эм» Берр. Ты согласна?
Я с готовностью кивнула.
– Да, я уверена, вы правы, мистер Лэмберт. И я уверена, что Сембур и в самом деле был старшим сержантом полка. Я вспомнила. Мистер так к нему обращался.
В моем сознании пыталась выкристаллизоваться какая-то мысль, нечто очень важное, но я никак не могла ее сформулировать. В следующее мгновение за меня ее произнес мистер Лэмберт.
– Весьма странно для ребенка обращаться к отцу, используя его воинское звание и фамилию. Каким образом ребенок узнает, кого как он должен называть? Разумеется, слыша, как этого человека называют другие: "пойди к маме", "это твой папа", "поцелуй твой сестру Элси". Итак, мы можем с большой степенью уверенности предположить, что во время твоего младенчества «эр-эсэм» Берр время от времени так или иначе возникал, и некто обращался к нему именно как к «эр-эс-эм» Берру, что ты, Джейни, выговаривала как «Сембур». Я полагаю, что мы, таким образом, вправе заключить, что он говорил неправду, называя себя твоим отцом, что дает основание считать ложным и его признание в убийстве и краже, какие бы ни двигали им при этом побуждения. Боюсь, что о них нам не удастся составить суждения.
Мы пили чай на лужайке, когда произошел этот разговор. Я пришла в такой восторг от логичности, с которой мистер Лэмберт доказал невиновность Сембура, что обняла и поцеловала в щеку. В те золотые дни в "Приюте кречета" я часто поддавалась тому или иному эмоциональному импульсу в отношении мистера Лэмберта или Элинор, потому что меня постоянно переполняло счастье и сознание того, как мне повезло. К тому же я даже не успела начать выказывать Сембуру свою признательность, а теперь, увы, было слишком поздно. Мне нельзя было дважды совершать одну и ту же ошибку.
