– К сожалению, да. Если… если вы осторожно подойдете поближе, то увидите, что существо зажато под подошвой моей… дайте взглянуть, да, моей правой ноги. Сначала мне, к счастью, удалось наступить на змею почти у самой головы. Однако мы находимся в этом положении уже какое-то время, и боюсь, что она или, возможно, он сумел постепенно несколько освободиться…

Быстро приблизившись, я опустилась на четвереньки. Змея была около тридцати дюймов в длину, толстая, с плоской стрелообразной головой. Она сворачивалась и резко распрямлялась, высунув свой раздвоенный язык, под ногой мужчины. Совершенно ясно, что если мужчина слегка ослабит нажим, змея сумеет проскользнуть вперед достаточно, чтобы вцепиться ему в ногу. Она уже и так потихоньку освобождалась.

Я бы предпочла скорее встретиться с волком, чем со змеей, потому что знала: между мной и этим существом не может быть никакого контакта. Мой дар уговаривать животных не распространялся на змей, мозг которых был маленьким и холодным. Я могла бы прижать голову змеи рогатиной, освободив таким образом мужчину, но даже если бы у меня был острый нож, которым ее можно было бы убить, потребовалось бы несколько минут, чтобы найти для этого достаточно крепкую палку и надрезать ее.

– Я… я думаю, вам лучше уйти, юная леди… У меня кружится голова, и боюсь, что я сейчас упаду, – прошептал он слабым голосом.

Я уставилась на него. Наверное, лицо у меня стало не менее бледным, чем у него, потому что я поняла, что нужно сделать, но мне было страшно.

– Не смейте падать! – грозно закричала я. – Не смейте!

Я приблизилась к нему справа и опустилась на корточки около отставленной назад ноги, где находилась большая часть туловища придавленной ботинком змеи. Собрав всю волю, я обеими руками схватила сухое чешуйчатое туловище и, потянув на себя, медленно распрямила. Голова по другую сторону ботинка бешено заметалась, язык дергался из стороны в сторону.

– Нет, пожалуйста, не надо, дитя мое, вы…

– Бога ради, заткнитесь! – резко оборвала его я. Глаза заливал пот. Чтобы сгладить свою грубость, я добавила «сэр». – Послушайте, – продолжила я, – нам надо действовать очень быстро. Когда я скажу "Иди!", вы поднимете эту ногу и сделаете большой шаг вперед, ясно?

– Но… она может повернуться к вам и…

– Не спорьте! Вы хуже, чем ребенок, правда! Я считаю до трех. Готовы? Раз, два, три… иди!

Мужчина сделал неуклюжий выпад вперед, и я краешком глаза заметила, что он плашмя рухнул в густую траву, шляпа упала с его головы и покатилась. Но мне было не до него. Все внимание мое было сосредоточено на его правом ботинке. В то мгновение, когда он начал подниматься, я резко, как пружина, распрямилась, качнувшись вправо, и изо всех сил отшвырнула змею в сторону. При освобождении она свернулась в кольцо, собираясь вцепиться мне в руку, но не успела. Пролетев в воздухе шагов двадцать, она шлепнулась в кусты.

Я упала на колени. Все мои мышцы дрожали, и я снова и снова вытирала ладони о юбку. Подняв глаза, я увидела, что мужчина приближается ко мне, его свинцово-бледное лицо выражало крайнее беспокойство:

– Дитя мое, вы не пострадали?

– Все в порядке, она до меня не добралась. Мужчина издал глубокий вздох и опустился рядом со мной, низко опустив голову. Я поднялась, подобрала его шляпу и большой блокнот, в котором на открывшейся странице заметила рисунок бабочки.

– Простите, что накричала на вас, сэр. Просто я очень испугалась. Пожалуй, нам лучше выйти из этой высокой травы. Здесь могут быть еще змеи.

– Они ведь сами не нападают, – он поднял голову и грустно улыбнулся, – если только человек не настолько глуп, чтобы самому наступать на этих существ.

Он медленно встал на ноги и принялся разглядывать меня с таким видом, словно перед ним была какая-нибудь диковинка. Ему на вид было около шестидесяти. Высокий, довольно крепко сложенный мужчина, с большим ртом и очень маленьким курносым, очень смешным носом. Глаза были карие, теплые и добрые.

Через минуту он, казалось, окончательно пришел в себя и сказал:

– О, прошу меня простить. Я – Грэхэм Лэмберт из "Приюта кречета" в Ларкфельде.

Я, как нас учили в приюте, сделала реверанс. Назваться я решила своим настоящим именем, к которому привыкла с детства, а фамилию использовать ту же, под которой меня записали в больнице. Наверное, так на самом деле звали Сембура.

– Я – Джейни Берр, – и, не выдержав, хихикнула, – из ниоткуда.

Мистер Лэмберт слегка поклонился.

– Ваш покорный слуга, мисс Берр. Я… глубоко признателен и полон восхищения, – он качнулся, и я схватила его за плечо, чтобы поддержать. – Простите, моя дорогая. Мое сердце… склонно бунтовать, когда его заставляют выдерживать больше, чем оно может вынести.

– Далеко ли ваш дом, сэр?

– Около двух миль… по эту сторону Ларкфельда. Здесь, неподалеку, у меня двуколка, – он показал куда-то в неопределенном направлении. Я заставила его опереться о мое плечо, и мы медленно двинулись. Дорога оказалась даже ближе, чем я думала. До нее можно было добросить камнем. Там на обочине паслась красивая, хоть и невысокая кобыла, запряженная в двуколку. Стоявший рядом указатель говорил, что дорога ведет к Ларкфельду.

Мистер Лэмберт молчал, его глаза блуждали. Я понимала, что он не сможет сам добраться до дому. Потратив массу усилий, я усадила его в двуколку и положила рядом с ним свою парусиновую сумку. Немного поколебавшись, я спросила:

– Возможно, вам станет легче, сэр, если вы немного поедите? Могу предложить вам сэндвич.

Порывшись в сумке, я достала пакет, развернула марлю и показала ему последний из сэндвичей миссис Гэммидж. К этому времени он уже заметно зачерствел. Мистер Лэмберт прошептал:

– Спасибо… нет, моя дорогая, спасибо. Вы так добры… – С немалым облегчением я убрала сэндвич. Все тем же хриплым шепотом он спросил: – Вы умеете управлять двуколкой?

– Не думаю, что у меня будут какие-нибудь проблемы, если сначала я поговорю с вашей кобылой, мистер Лэмберт. Как ее зовут?

– О… а… Салли.

Почесав кобылу за ухом, я обратилась к ней сначала по-английски, а потом на языке Смон Тьанга, который лучше годился для разговоров с животными, будучи более вежливым и уважительным. Сначала она держалась отчужденно, но потом потеплела ко мне и готова была подружиться. Я попросила ее отвезти нас домой, потерлась щекой о морду, а затем взобралась к мистеру Лэмберту и взяла вожжи. До этого мне не случалось править коляской, но как только я перестала по-дурацки тыкаться коленями в пустоту, пытаясь руководить Салли, и сосредоточила все внимание на том, чтобы она чувствовала меня только через вожжи, дело сразу пошло на лад.

Наш путь лежал из леса по тропе, которая извивалась и поворачивала между густыми кустами боярышника.

Минут через десять мы поднялись на высокий холм, а потом снова спустились вниз. Мистер Лэмберт тяжело привалился ко мне. Внизу я увидела премилую деревушку с маленькими домиками под шиферными или соломенными крышами и церковкой с квадратной башней. Однако уже в самом начале спуска я заметила, что от него вправо отходит посыпанная гравием дорожка.

Салли свернула на эту тропу и бодро поскакала между кустарником и высокими серебристыми деревьями. Скоро они сменились низкой каменной стеной, за которой простирались зеленые поля. Слева показались два огромных столба. Салли прошла между ними, и вот мы уже ехали по гравию направо, в сторону от аллеи высоких старых деревьев, как я позднее узнала, вязов.

Передо мной, наконец, предстал "Приют кречета", и в то же мгновение над дорожкой стремительно пролетела голубовато-серая птица с белой полосой на хвосте. Это был кречет, хотя тогда я еще не знала, что птица называется именно так. Дом был выстроен из серого камня и кирпича, по фасаду от его центральной части отходили вперед два коротких крыла. Странно, но создавалось впечатление, что центральный пролет слегка изогнут, образуя часть круга. Это все, что я различила, бросив на него беглый взгляд, потому что внимание мое было поглощено другими вещами.