– Что, не хочешь есть? – Он кивнул на ее тарелку, к которой Мириэл почти не притронулась. – А я и не помню, когда так вкусно ел. – Кончиком ножа он подцепил с ее блюда кусочек баранины и отправил его в рот.

Мириэл посмотрела на его лоснящиеся от жира губы и почувствовала тошноту.

Роберт продолжал с удовольствием поедать рагу, смакуя каждый нежный кусочек мяса.

– На ярмарке в Труа ты просто превзошла себя, – заметил он. – Такой изумительной ткани я еще в жизни не видел. И тебе удалось продать весь наш товар.

Натянуто улыбаясь мужу, Мириэл призналась, что тоже довольна своей поездкой. В настоящий момент искусство ведения застольной беседы ей было неподвластно, даже в том, что касалось ее ремесла, о котором она обычно могла с жаром говорить часами.

Роберт обсосал косточку и вытащил ее изо рта.

– А вы с Николасом де Каном случайно не поссорились, нет? – внезапно спросил он.

Мириэл вздрогнула. Сначала похолодела, потом ее бросило в жар. Боже всемогущий, неужели Роберт заподозрил что-то?

– Нет, разумеется. Что навело тебя на эту мысль? – быстро, на одном дыхании спросила она.

– Да так, подумалось что-то. – Он смахнул на пол мелкую косточку. – Мне показалось, на причале вы оба держались как-то напряженно. Будто поругались.

Мириэл покачала головой и уткнулась взглядом в остывающее рагу на своей тарелке. Сердце в груди стучало так громко, что она была уверена, Роберт тоже слышит этот звук.

– Вовсе нет, – тихо отозвалась она.

Роберт обмакнул кусочек хлеба в соус и отправил его в рот, затем облизнул пальцы.

– Вообще-то, сколько я помню, ты в его присутствии всегда сама не своя.

Мириэл сглотнула. Хоть она почти ничего и не ела, у нее было такое ощущение, будто в горле застрял огромный кусок мяса.

– Не с каждым можно вести себя непринужденно, – скованно отвечала она. – Он отличный мореход, я восхищаюсь его мастерством, только…

– Только что? – Держа в ладонях чашу, Роберт подался вперед за столом.

Мириэл облизнула губы, пытаясь подавить тошноту.

– Только больно уж мы похожи.

– Ну, я бы не сказал! – фыркнул Роберт.

– Я имею в виду, что мы оба очень честолюбивы, у каждого обо всем собственное мнение.

– Ну и что?

– Мы как два камня в быстром потоке: никак не притремся. Только гремим, раздражая друг друга.

– У меня тоже обо всем есть свое мнение, и тебя это не раздражает. Или все-таки раздражает?

Мириэл с трудом сдержала дрожь.

– Мы с тобой – камни одной породы, – солгала она. Роберт крякнул.

– В общем-то, я тебя понял, – двусмысленно ответил он, словно не был в том уверен, но признаваться не хотел. – Но, думаю, все же будет лучше, если ты впредь станешь плавать с Мартином Вудкоком. Мне не нравится, когда ты в таком унылом настроении.

– Я тоже так думаю, – буркнула Мириэл, чувствуя себя окончательно подавленной и загнанной в угол.

Он отнес ее в постель, и она покорно подчинялась его требовательным ласкам. Но, удовлетворив свою страсть и отстранившись от нее, он вдруг сквозь шум своего дыхания услышал, как она вздрагивает, и понял, что она плачет.

– Дорогая, что с тобой? – Встревоженный, он коснулся ее плеча и затем мокрого лица.

Мириэл судорожно вздохнула, еще более глубоко, чем прежде, стараясь совладать с собой.

– Ничего. Просто устала и неважно себя чувствую, – глухо ответила она. – Мужчинам этого не понять.

Из чего он заключил, что скоро у нее должны начаться месячные. Это объясняло многие странности в ее поведении. Он знал, что в такие периоды она зачастую проявляла вспыльчивость, но плачущей видел ее впервые, и его это обеспокоило.

– Правда, ничего. Обычное недомогание. Давай спать, – сказала она, отворачиваясь от него.

Роберт лежал на спине и, хмурясь, смотрел в потолок. Что-то недавно случилось с Мириэл, нечто такое, что недоступно его пониманию, но лишь потому, что он не знает многого о том, что ее тревожит. Он не терпел неведения, не терпел, когда терял контроль над происходящим. Он повернул голову на подушке и, глядя на очертания ее сжавшейся в комок фигурки, дал себе клятву, что обязательно выяснит причину непонятного поведения жены.

– Разве ты не рад мне? – Подбоченившись, Магдалена стояла на палубе «Святой Марии» и, чуть запрокинув назад голову, демонстрировала соблазнительный изгиб своей стройной белой шеи.

Николас сверлил ее сердитым взглядом. Нет, он не был ей рад.

– Что ты здесь делаешь? – рыкнул он.

– Пришла навестить старого приятеля. – Она шагнула ему навстречу, и в нос ему ударил крепкий запах розового масла. – Услышала, что ты прибыл в порт на красивом новом паруснике. Думала, ты явишься ужинать в «Корабль», снимешь комнату, но, когда стемнело и отдраенные котелки выстроились на полках, я поняла, что жду напрасно. – Склонив набок голову, она пытливо взглянула на него. – Вот и решила сама отправиться к тебе в гости.

– А тебе не приходила мысль, что, возможно, я хочу побыть один? – резко спросил он.

– Приходила. – Она криво усмехнулась, останавливаясь подле него. В сиянии подвешенного на мачте фонаря ее длинная коса сверкала, словно медный шнур, а глаза блестели. – И даже знаю почему.

Он вздохнул:

– Потому что я устал, потому что в «Корабле» всегда полно торговцев, бражников и…

– И шлюх? – закончила она за него, вскидывая брови.

Николас тихо выругался.

– Магдалена, оставь меня.

Она раздраженно цокнула языком:

– Я здесь, потому что нужна тебе. – Она отошла от него и стала кружить по палубе, вяло касаясь то одного, то другого. – Твоя краса и гордость, Ник, – сказала она, поворачиваясь к нему. – Но вид у тебя отнюдь не радостный. Приговоренные к смерти и те выглядят счастливее.

– Возможно, если ты уйдешь, мое настроение немного улучшится.

– Сомневаюсь. – Она показала на бутыль вина в его руке. – Если я уйду, ты просто напьешься до бесчувствия.

Она была права, но все равно ее присутствие тяготило его. Он уединился на корабле, чтобы зализать свои раны, и предпочел бы страдать без свидетелей.

Магдалена поджала губы и вновь закружила по палубе. У крытой парусиной надстройки с темным спальным помещением она замедлила шаг и сказала:

– Ты не пришел ночевать в «Корабль», потому что там она. Со своим мужем. И не отрицай – я не дура.

Николас сделал большой глоток из бутыли и прислонился к борту. Близился час вечернего звона, призывавшего горожан тушить огонь и накрывать на ночь очаги во избежание пожара, но пока еще сгущающиеся сумерки расцвечивали бусины мерцающего света. Затрезвонили колокола церкви Святого Ботульфа, своим сладостным меланхолическим звоном призывая народ на вечернее богослужение.

– Тебя это не касается, – грубо отозвался Николас. Магдалена вернулась к нему.

– Касается. Ведь ты мне не безразличен, – возразила она, накрыв своей длинной белой ладонью его руку. В сиянии фонаря сверкнуло подаренное им золотое кольцо, когда она забрала у него бутыль и тоже глотнула вина.

Пока он стоял к ней спиной, она сняла с головы платок и обруч, обнажив свою толстую медную косу до пояса. Без платка она казалась юной и целомудренной, как невинная девушка. Он вспомнил, как сдернула перед ним свой апостольник Мириэл в монастыре, в одночасье преобразившись из послушницы в пугающе очаровательную молодую женщину. Потом представил ее с ежиком на голове вместо роскошных волос, которые монахини срезали в наказание за то, что они сочли грехом. Нет, это уже слишком. Растревоженный воспоминаниями, он рванулся от борта и в волнении заметался по палубе, словно зверь в клетке.

Магдалена, наблюдая за ним с беспокойством во взоре, для храбрости сделала еще один глоток из бутыли.

– У тебя еще есть я, – ласково заговорила она. – Пусть я не та, о ком ты мечтаешь, пусть я всего лишь жалкая замена, но, по-моему, если голоден, лучше съесть корку хлеба, чем вовсе остаться ни с чем.

Сжимая кулаки, он резко развернулся на ходу и, терзаемый болью, прорычал: