Врешь, не уйдешь!

– Стой, гад!

Бандит обернулся – дурак – и, слава Богу, споткнулся, зацепившись ногой за какой-то корень. Нет, не упал, тут же выпрямился, но потерял скорость – и для Лешки этого было достаточно. Сходу налетев на разбойника, тот схватил его за руку, заломил… Черт! Тонкая туника беглеца разорвалась, расползлась по всем швам, а тело оказалось мокрым от пота. И скользким. Бандит легко вывернулся и изо всех сил засадил Лешке под ребра. Хорошо – кулаком, не ножом и не кастетом. Но и так, что сказать, приятного мало.

Выпучив глаза, Алексей широко распахнул рот, словно вытащенная на берег рыба. Но следующий удар не пропустил, подставил руку, и ударил сам – прижатыми к ладони пальцами, словно «медвежьей лапой». Ударил в шею – разбойник сразу обмяк, растянулся в траве. А к базилике уже побегали стражи.

– Как там, не сбег?

Поднимаясь на ноги, Лешка устало вытер со лба пот:

– Не сбег. Вяжите!

Ввухх!

Что-то свистнуло, никто в первый момент даже и не понял – что. Только вот лежащий в траве бандит дернулся… Вскрикнул…

Что? Что такое?

Лешка уже с ужасом осознал – что. Осознал, да поздно – в ярком свете луны было хорошо видно, как на груди беглеца растекалась темно-красная лужица – кровь.

Выстрел оказался удачен: короткая арбалетная стрела пробила бандита насквозь, до половины уйдя в землю – это увидели, когда стражники перевернули быстро коченеющее тело. А Лешка узнал об этом потом – быстро сообразив, что к чему, он, петляя, словно заяц – мало ли, стрелявший уже успел перезарядить арбалет – бросился к темнеющей громаде базилики.

Висевшая за плечами луна освещала путь. Листья кустарников и деревьев в свете ее казались серебряными. Под ногами серебрилась трава и какие-то камни. Вот, меж акациями – тропка. Ведет к провалу… К провалу в стене.

Молодой человек без колебаний нырнул в темноту и замер, чувствуя, как гулко бьется сердце. С минуту он сидел в тишине… И вдруг услыхал шорох. Там, наверху. Лешка поднял глаза – кто-то шумно замахал крыльями. Тьфу-ты… Летучие мыши.

Что-то скрипнуло. Нет, не наверху, а где-то у противоположной стены. Показалось? Да нет. Кто-то явно пробирался осторожными шажками. Ну да – сейчас выскользнет на площадь – и ищи.

Вот, впереди промелькнула тень…

– Стой! – Алексей бросился на звук шагов… И растянулся на холдоном полу, споткнувшись о какую-то балку. Черт, больно как! У-у-у… Юноша тут же вскочил… Услышал, как громко скрипнула дверь… Побежал… Выбежал…

Над узкой площадью спокойно сияла луна, отбрасывая длинные тени платанов. И никого. И тишина. Нет, кажется, послышался стук копыт… Вот пропал… И лишь где-то недалеко, на постоялом дворе, закричал осел. Осел… Осел-то ты, господин Алексий Пафлагон, больше никто! Что и сказать – провалил давно задуманную операцию.

Поругав себя, Лешка сплюнул наземь и, повернувшись, угрюмо зашагал обратно к базилике. А куда еще-то?

Слава Богу, хоть все оказались целыми. Напарники – Панкратий и Иоанн отделались синяками, а ювелир Игнатий Волар – легким испугом. Впрочем, все понимали, что все это – только начало больших неприятностей. Ювелиру бандиты могли отомстить, а парней ждал страшный разнос начальства и, может быть, увольнение.

– Вы б все же уехали на время к родственникам, – взглянув на бледного аргиропрата, устало посоветовал Алексей. – У вас же есть, в Морее, кажется.

– Да, – еле слышно отозвался ювелир. – Я уже отослал туда семью.

– Правильно сделали.

Игнатий Волар вздохнул:

– Теперь, видно, придется продавать мастерскую.

Негромко переговариваясь, стражники забирали трупы. Прожектором горела луна.

– Продавать мастерскую?! – начальник сыскного секрета городской эпархии протокуратор Филимон Гротас был страшен в гневе. Щеки его пылали, глаза источали молнии а вислые усы топорщились словно копья. – А с чего это, дорогие мои, уважаемый господин Волар должен закрывать производство? С того, что государство – вы! – не может его защитить от каких-то там вонючих разбойников? А, между прочим, уважаемый господин аргиропрат честно платит налоги и является лояльнейшим подданным базилевса! И что взамен? Что, я вас спрашиваю?

Все трое парней сконфуженно потупились. Да они и вообще пока не поднимали глаз.

– А взамен – потерянная мастерская, разлука с семьей и – очень моет быть – разбойничья месть! – продолжил разнос начальник. – И что прикажете делать несчастному ювелиру и таким, как он? – Филимон язвительно прищурил левый глаз. – Податься к туркам? Уж те-то сумеют его защитить. А вы… Вы хуже турецких лазутчиков! Благодаря вашему разгильдяйству не только пострадал конкретный человек, обратившийся к нам за помощью, между прочим. Нет, дело куда хуже, чем вам, может быть, представляется. Этот Игнатий Волар, он ведь не сам по себе существует – у него имеются и родственники, и работники, и друзья – и все они сегодня… нет, вчера ночью – потеряли веру в устои нашей власти! Это что же выходит – разбойники сильней базилевса?! А? Я вас спрашиваю! Что молчите?

Парни молчали. А что говорить-то? Лопухнулись с ювелиром, чего уж…

Протокуратор Филимон Гротас смерил всю троицу презрительно-гневным взглядом и, заложив руки за спину, заходил по кабинету. Парни украдкой переглянулись – это хождение было хорошим признаком, похоже, праведный гнев постепенно покидал начальство.

– Ну, вот что, – Филимон, наконец, остановился, бросил недовольный взгляд на приоткрытую дверь. – Вот что я вам имею сказать… Ты, Иоанн, – начальник упер палец в грудь светловолосого парня с кудрявой бородкой и большим синяком, расплывшимся на левой половине лица. – Красавец, что и сказать. Работать можешь?

– Могу, господин Гротас!

– У тебя там что по последнему заявлению… кража свиньи, кажется?

– Да-да, свиньи. Там такая ситуация…

– Меня твоя ситуация не волнует! – снова взвился начальник. – Какую печать регистратор повесил на заявление?

– Зеленую.

– Сколько дней срок?

– Неделя, господин Гро…

– А у тебя сколько прошло?

– Пять дней.

– Пять дней?! Так что же ты тут стоишь?! Марш работать! И чтоб к завтрашнему дню эту свинью нашел! Нашел и передал владельцу! Марш!

Вытянувшись, Иоанн кивнул начальству и поспешно покинул кабинет.

– Теперь ты, – подкручивая усы, Филимон строго посмотрел на Панкратия. – Как там с нападением на зеленщика?

– Так это мальчишки пошутили, господин протокуратор, я уже с ним поговорил…

– Поговорил? А, между прочим, зеленщик недоволен остался! Иди теперь с ним говори, чтобы не написал жалобу эпарху! Марш!

Панкратий тоже ушел, правда, успев незаметно подмигнуть Лешке. Ободряюще так подмигнул – мол, держись. И вышел, прикрыв за собою дверь.

Проводив его взглядом, начальник устало махнул рукой оставшемуся в одиночестве Алексею:

– Садись, что маячишь?

Лешка поспешно сел.

– Ну, что скажешь? – Филимон вперил в него тяжелый взгляд.

– А что сказать – виноват, – поджал плечами юноша. И в самом деле, что тут еще скажешь?

– Это я виноват, не ребята, – продолжал Лешка. – Я же был старшим…

Протокуратор неожиданно хохотнул:

– Запомни, Алексей – виноватятся одни дураки. Умные люди – не бьют себя кулаком в грудь, а как можно быстрее исправляют допущенные ошибки.

– Так я…. Так я и готов…

– А для того, чтобы эти ошибки исправить, их нужно сначала найти, – Филимон резко вскинул голову. – . Кто стрелял?

– Старик… Ну, тот, неприметный тип лет сорока…

– «Неприметный тип» – язвительно передразнил начальник. – Чем это он таким неприметен? Кераксион Младенец, кстати, тоже прекрасный стрелок… был… Теперь уж года три, как не ходит – ноги отнялись. Ладно, о стрелке потом. То, что ты выстрелил первым – правильно. Иначе б плохо пришлось ювелиру.

– Я целился в руку, – вскинулся Лешка. – Но, увы… Там темновато было.

– Ты и попал, куда целился, – начальник вдруг понизил голос. – В руку. А вот – другие стрелы…