— Какого же мнения по этому поводу придерживались генералы?
— 23 ноября меня отвезли к Беле Миклошу в тот самый пресловутый «японский салон». Там в это время находились Габор Фараго, Бела Миклош, Домокош Сент-Иваньи, майор Йожеф Немеш, который привез письменные полномочия для венгерской делегации, и секретарь посольства — дипломат Иштван Тарная. Кальмана Кери к тому времени уже перевели оттуда. Бела Миклош пригласил меня в свою комнату, и там я подробно рассказал ему о цели своей миссии, о ситуации в стране (о чем он меня подробно расспрашивал), словом, сообщил ему всю свежую и полную информацию. Правда, он ничего не говорил мне ни о событиях, связанных с его переходом через линию фронта, ни о переговорах в Москве, ни о своих планах. Разумеется, Бела Миклош и не обязан был давать мне какой-то отчет. На меня он произвел впечатление уставшего, нерешительного человека. Фараго тоже живо интересовался положением в Венгрии, перемещением немецких войск, настроениями, связанными с продвижением частей Красной Армии. Просил рассказать, в какой ситуации прозвучало обращение Хорти к народу. Но, несмотря на то, что Фараго живо интересовался ситуацией на родине, у меня создалось впечатление, что он считает войну для венгров безнадежно проигранной и больше всего печется о судьбе своего поместья, проклиная немцев за то, что они превратили Будапешт во фронтовой город. Я почувствовал, что Фараго исходит прежде всего из своих личных интересов, прекрасно понимая, что в силу миссии, возложенной на него регентом, с ним в будущем должны будут считаться.
Дипломат по призванию Домокош Сент-Иваньи благодаря своему профессиональному чутью сразу же осознал всю важность появления на политической арене Венгерского фронта, а следовательно, и значительность моей миссии. Поэтому уже в следующую нашу встречу нам «удалось добиться результатов»: точнее говоря, Сент-Иваньи с помощью Фараго, ссылаясь на мой отчет о положении в Венгрии, договорился с генералами отдать несколько министерских портфелей и постов заместителей министров в предполагаемом списке членов правительства представителям Венгерского фронта, которых я назвал Кузнецову, а тот, в свою очередь, Молотову, а от него их узнали и наши генералы. Так в этом списке стали фигурировать Золтан Тилди, Эндре Байчи-Жилински, Дюла Каллаи и несколько других политиков из левых, антифашистских партий.
— Раз уж ты упомянул о Золтане Тилди… Среди твоих бумаг я обнаружил адресованное тебе письмо. Вот что в нем написано.
ПИСЬМО К ОТЦУ (10 мая 1945 год): «Уважаемый господин майор! Будучи недавно в канцелярии, я присутствовал при регистрации почты и видел письмо за собственноручной подписью господина премьер-министра Белы Миклоша, которое прямо касалось Вас. Вначале я решил рассказать об этом документе Вам при встрече, однако сейчас в Комиссию по проверке[52] направляется бумага, в которой ставится вопрос о занимаемой Вами должности. Эта бумага связана с письмом, направленным премьер-министром против Вас, господин майор. Снова хотят начать процедуру проверки Вашей личности.
Эту бумагу до конца прочитать я не мог, но суть ее такова.
В этом официальном документе Миклош сообщает членам Комиссии по проверке, что Тилди заявил ему (Миклошу), что он не давал Вам, господин майор, никакого поручения вести от его имени с русскими переговоры в Москве по поводу формирования нового венгерского правительства. Тилди якобы даже утверждал, что Вы намеренно затягивали в Москве переговоры о создании нового правительства.
Таким образом, на основе этого письма Комиссия по проверке собирается начать новое расследование Вашей деятельности.
Прошу Вас, прочитав это письмо, сжечь его, письмо это написано наспех, ведь после того, как я все это узнал, в моем распоряжении было всего несколько минут, а я не хотел, чтобы новое расследование застало Вас врасплох… Т.»
Как же мне не помнить этого письма. Разумеется, я помню и письмо, и всю историю, связанную с ним. Смешно звучит обвинение в том, что я затягивал формирование правительства в Москве. Ведь в распоряжении членов делегации Фараго, если взять за точку отсчета день отставки Миклоша Хорти, то есть 16 октября, до отъезда членов делегации на родину (6 декабря) было пятьдесят дней для того, чтобы в списки предполагаемых членов нового правительства внести, кроме своих имен, представителей различных партий. Между прочим, сделать это так и не удалось. Меня же в первый раз привезли к ним на тридцать девятый день их пребывания в Москве. Только после этого у меня появилась «возможность затягивать переговоры по созданию нового правительства»…
На самом деле были обстоятельства, из-за которых Золтан Тилди должен был прийти в смятение при виде моей персоны. 12 ноября 1944 года, накануне моего перелета через линию фронта, Золтан Тилди, информируя меня о положении в Будапеште, недвусмысленно дал понять, что в новой Венгрии в военной сфере важнейшую роль будет играть Янош Вёрёш. На твой вопрос, почему именно Янош Вёрёш, я могу только пожать плечами. Дело, видно, прежде всего в том, что Янош Вёрёш был начальником генерального штаба венгерской армии в месяцы, когда даже в военной среде все чаще стали раздаваться голоса, что надо искать возможности выхода из войны на стороне Германии, то есть получили распространение выжидательные настроения и даже — вспомни о роли, которая отводилась Кальману Кери, — была осуществлена некоторая подготовка к шагам в этом направлении. Вот и получалось, что во время перехода на сторону стран антигитлеровской коалиции Янош Вёрёш становился как бы правой рукой регента, ведь иначе Хорти просто заменил бы его… Ни я, ни Тилди не могли, разумеется, догадаться, что регент, собираясь выйти из войны, намеренно оставил Яноша Вёрёша на его посту (он поступил так, чтобы, вероятно, не вызвать у немцев подозрения такой перестановкой), но от самого Яноша Вёрёша скрыл свои намерения. Хорти использовал Яноша Вёрёша ранней осенью 1944 года, когда уже невозможно было игнорировать представителей левых партий и пришлось вступить в переговоры с социал-демократами и партией мелких хозяев. Именно Янош Вёрёш принял Арпада Сакашича и Золтана Тилди и «советовался» с ними…
Ты хочешь спросить меня, что я лично думаю о Яноше Вёрёше?
— Да, мне бы хотелось знать это, отец.
— Скажу откровенно, у меня не было о нем никакого мнения. Слишком высоко находился он на лестнице военной иерархии, чтобы я мог судить о его характере , о его личных качествах. Не знал я толком ничего и о его роли во время событий 15–16 октября 1944 года. Ведь тогда мы получали из генерального штаба множество противоречащих друг другу приказов… Но от кого они конкретно исходили, как появлялись на свет, мы ничего не знали… Я уже рассказывал тебе, что был свидетелем, насколько изменил свои взгляды мой непосредственный командир Ференц Фаркаш. Таким образом, у меня не было никаких оснований для того, чтобы как-то ставить под сомнение кандидатуру Яноша Вёрёша как ключевой фигуры в военной сфере при создании нового венгерского правительства. Тилди во время нашего разговора 12 ноября упомянул о Вёрёше, поэтому я рассказал о нем в Москве Кузнецову, а потом и Домоку Сент-Иваньи.
Но детали беседы с Сент-Иваньи я помню точно. После моего отчета генералам о положении в стране он тоже «отвел меня в сторону», то есть увел в свою комнату. Он рассказал мне о том, что делала их делегация в «салонных» условиях для составления списка приемлемого союзникам правительства. Сент- Иваньи отчетливо сознавал, что по мере затягивания решения вопроса о Временном правительстве члены комитета все в большей степени отрываются от венгерской действительности. Сент-Иваньи заявил мне следующее: «Ты последним приехал из Венгрии, ты лучше всех знаешь положение в стране, и ты связан с левыми политическими партиями, представители которых говорили тебе о Яноше Вёрёше, поэтому мы волей-неволей должны воспринимать это как желание левых сил видеть во главе правительства Яноша Вёрёша, а не Белу Миклоша или Габора Фараго». Я еще раз подчеркнул, что от Золтана Тилди слышал имя Яноша Вёрёша, который поддерживал контакты с представителями левых партий.
