– Ах, Гэвир! – сказала она. – Не мог бы ты убедить Эверру, чтобы он попросил отпустить Сэлло в школу? Пусть бы она помогала ему учить малышей или еще что-нибудь – все, что угодно, лишь бы вытащить ее из этих проклятых «шелковых комнат»! Я понимаю, ты не можешь, он не может… Я все понимаю! Я и сама просила Мать Фалимер, чтобы Сэл отдали мне в горничные. Просила… подарить мне ее на день моего наречения именем, хотя бы пока Явена нет дома… Но она мне отказала; сказала: нет, это совершенно невозможно. А ведь раньше я никогда ни о чем ее не просила! Ах, Сэлло… ты должна заболеть! Или снова начать голодать и стать такой же худой и безобразной, как я!

Я ничего не понимал!

Но Сотур это было невдомек. Зато Сэлло сразу обо всем догадалась, поцеловала Сотур в обе щеки, повернулась ко мне, обняла и сказала:

– Ничего, Гэв, не тревожься. Все будет хорошо!

И ушла; вернулась туда, где жили наши «благородные» хозяева, где находились их «шелковые комнаты», а я пошел назад, в Хижину рабов. Я был озадачен и встревожен этим разговором, однако меня не оставляла искренняя уверенность в том, что Отец, Мать и Предки Аркаманта не допустят, чтобы в нашем Доме что-то и впрямь пошло не так.

Я лежу в темноте, и от моей постели исходит какой-то странный сильный запах. Потолок совсем близко от моего лица, это невысокий свод из дикого черного камня. К моей ноге крепко прижимается что-то теплое и довольно тяжелое. Какое-то животное. Оно поднимает голову, заросшую серой шерстью; в уголках черных губ свирепая складка; темные глаза его смотрят куда-то за меня. Кто это – собака или волк? Я и раньше множество раз «вспоминал» это видение – пробуждение в неведомой пещере с гранитным сводом, и этого пса или волка, крепко ко мне прижавшегося, и эти вонючие шкуры вместо постели. И теперь я снова вспомнил об этом, ибо именно в такой пещере я и лежал сейчас, и рядом со мной тонко поскуливал серый пес, потом с ворчанием встал и куда-то направился, перешагнув через меня. И кто-то разговаривал с этим псом, затем подошел, присел возле меня на корточки, что-то сказал мне, но я ничего не понял. Я не понимал ни кто этот человек, ни кто такой я сам. Я даже голову приподнять не мог. Даже пальцем пошевелить. Я совершенно ослабел, я был пуст, я превратился в ничто. И ничего не помнил.

Но я, конечно же, стану рассказывать вам о том, что со мной случилось, по порядку, как это делают, скажем, историки, хоть и считаю это совершенно неправильным. В подобном изложении событий уже таится ложь. Ведь я прожил свою жизнь совсем не так, как написана ее история. Моя душа постоянно совершала как бы прыжки в будущее, и я запоминал то, чего еще не было, что еще только должно было произойти. Но теперь то, что было моим прошлым, оказалось для меня утраченным. И то, о чем я сейчас намерен вам поведать, мне пришлось довольно долго разыскивать в глубинах памяти, восстанавливать заново. Воспоминания эти прятались от меня, скрываясь во тьме прошлого, и я лежал в той темной пещере, точно в собственной могиле. Все началось ранним утром. Уже наступили теплые весенние деньки, и внутренние дворики Аркаманта казались в солнечном свете такими веселыми.

– Где Сэлло?

– Ой, Гэв, Сэлло и Рис ушли с Тормом-ди!

– С Тормом-ди?

– Да. Он повез их куда-то к Горячим Ключам. Они еще ночью уехали.

Вот что сказала мне Фалли, привратница из «шелковых комнат», вечно сидевшая в западном дворике со своей пряжей. Это была сырая, тяжеловесная, медлительная женщина; когда-то, очень давно, она и сама была «девушкой-подарком», ее подарили Отцу Алтану. Фалли каждый раз приседала и почтительно кланялась, стоило упомянуть Отца или Мать Аркаманта или кого-то из членов Семьи. Впрочем, она преклонялась вообще перед всеми представителями родовитых семейств, точно перед богами, и многие смеялись над ней из-за этого нелепого обожания знати. «Фалли, наверное, думает, что все знатные люди уже при жизни стали нашими Предками», – говорила Йеммер. Фалли вообще отличалась редкостной глупостью. Ну вот что за чушь она только что несла? Да еще и почтительно кланялась каждый раз, стоило ей упомянуть Торма! Ну с какой стати Торму брать с собой на Горячие Ключи мою сестру, да еще вместе с Рис?

Горячие Ключи принадлежали Коррику Рунде, сыну сенатора Гранока Рунды. Гранок был самым богатым и влиятельным человеком в правительстве Этры. А Коррик когда-то хотел жениться на нашей Астано, однако ему отказали; но он, похоже, никакой злобы не затаил и даже подружился с Тормом, а не так давно стал его начальником. Торм близко с ним сошелся и постоянно торчал в его компании, среди таких же богатых молодых людей, которые теперь только и делали, что радовались жизни. Ведь Этра опять стала свободной и процветающей, так их веселью просто не было конца. К сожалению, эти бесконечные пирушки в обществе веселых женщин частенько заканчивались уличными драками. Правда, кое-кому из нас эта дружба казалась довольно странной, ведь Торм всегда был букой, да к тому же увлекался военными искусствами, а франту Коррику он почему-то полюбился. Коррик прямо-таки ни дня без него прожить не мог; да и Отец Алтан весьма эту дружбу одобрял и всячески ее поддерживал как нечто полезное для Семьи, для всего Аркаманта, интересы которого были тесно связаны с Домом Рунда. Алтан-ди говорил, что молодость есть молодость, что женщины и выпивка – это нормально, что ничего страшного в этом нет, что ничего плохого с Тормом и Корриком, разумеется, не случится.

Тиб, ставший теперь помощником повара, по-прежнему таскался за Хоуби, как собачонка, стоило тому появиться в Аркаманте. А потом Тиб, разумеется, пересказывал нам то, что узнавал от Хоуби. Коррику и его приятелям нравилось спаивать Торма, поскольку тот в пьяном виде совсем разум терял и готов был на что угодно. Вот они его и подстрекали то подраться сразу с троими, то сразиться с медведем, то, сорвав с себя одежду, голым плясать на ступенях Сената, пока весь в мыле на землю не рухнет. Они, по словам Хоуби, Торма просто обожали и дружно уверяли его, что он просто потрясающий, хотя некоторым из нас казалось, что эта развеселая компания просто использует Торма, держит его для собственного развлечения, как шута или тех карликов, которых Коррик вечно заставляет бороться друг с другом. Я, например, считал, что роль Торма ненамного интереснее роли телохранителя Коррика, полоумного одноглазого великана Хурна. Но Хоуби уверял всех, что Коррик Рунда чрезвычайно ценит Торма, берет у него «роки фехтования и вообще воспринимает его как своего учителя и великого знатока воинских искусств. Он также говорил, что и все друзья Коррика очень уважают Торма и боятся его невероятной силы. Просто им нравится, когда Торм стервенеет от выпивки, потому что тогда и все вокруг начинают бояться не только самого Торма, но и всей их честной компании.

– Торм-ди молод, – заметил по этому поводу Эверра. – Пусть перебесится, погуляет, пока молодой. Ничего, став старше, он станет и мудрее. Его отец это прекрасно понимает. Он ведь и сам в молодости немало дров наломал.

Поместье Рунда под названием Горячие Ключи находилось недалеко от Этры среди богатых пшеничных полей. Сенатор выстроил там большой новый дом и подарил его своему сыну Коррику. Об этом Тибу тоже рассказал Хоуби, а уж Тиб, естественно, – нам. Загородное поместье Рунда роскошно обставлено, в «шелковых комнатах» полно красивых женщин, внутренние дворики все в цветах, а на заднем дворе – чудесный бассейн, куда вода поступает прямо газ горячего источника и всегда имеет ту же температуру, pro и человеческое тело. Вода в бассейне прозрачная, красивого зеленовато-голубого цвета, а на облицованных зеленым и пурпурным мрамором бортиках бассейна распускают свои роскошные хвосты павлины. Хоуби видел все это собственными глазами, поскольку в качестве телохранителя Торма бывал в этом поместье много раз. У всех знатных молодых людей в соответствии с тогдашней модой имелись телохранители. А у Коррика их было трое, не считая великана Хурна. Да и Торм тоже недавно вторым обзавелся. В Горячих Ключах телохранителей тоже иногда приглашали в «шелковые комнаты» позабавиться с женщинами и полакомиться разными вкусностями – разумеется, после хозяев. Довелось Хоуби и поплавать в этом теплом бассейне, Он хвастался перед Тибом и бассейном, и женщинами, и невероятными деликатесами – паштетом из печени каплунов или язычками нерожденных ягнят.