– Ну-к тихо! – хрипнул вдруг Олегыч, наморщил лоб, прислушиваясь.

– Чего?..

И тут же раздались снаружи шаги, громкий сап запыхавшегося человека. «Отец, что ли?» – мелькнула у Андрея догадка, и стало неловко.

Нет, это оказался дядя Олегыча, брат его матери. Он резко распахнул дверь, огонек почти растаявшей свечи испуганно метнулся к завешенному мешковиной окну, чуть не захлебнулся в лужице парафина.

– Олег, гад, тут ты, нет? – сощурившись, дядя с порога разглядывал сидящих вокруг стола.

– Угу, – отозвался Олегыч. – А чего случилось?

– Где дрель?

– А?

– Дрель!..

– Я-то откуда знаю!

Его дядя был трактористом в дорожной мастерской. Невысокий, широкий мужичок лет пятидесяти, неповоротливый, но такой, что, кажется, если схватит за шею, сожмет, то все позвонки разотрет… В селе он был одним из самых хозяйственных, прижимистых, за это его уважали, но и не любили…

Вошел в сторожку, прикрыл дверь. Даже вроде крючок поискал, чтоб закрючить. В правой руке держал молоток.

– Где дрель, гад? – сдерживая бешенство, повторил он. – Тебя у нас видали на задах перед темнотой… Где дрель?

Олегыч медленно поднялся:

– Да не знаю… Не был я нигде… Точно.

– Я ж тебе бошку щас проломлю. Говори, кому продал? – Бешенство дяди сменилось холодной, самой страшной, решимостью. – Каждый день чего-нибудь тащишь…

– Да я…

– Ты это, ты!.. Ты башкой не дрыгай. Ворьё! Зря я тебя вилами тогда не пырнул, пожалел племяша… Где дрель? Кому продал, гаденыш?

– Не брал я дрель вашу! Не видел! – вдруг со злой обидой завизжал Олегыч. – Я на пруду весь день!.. Блин, теперь ту банку бензина всю жизнь помнить, что ли?! Ничего я не брал с тех пор!

– А на что пьешь? – Дядя кивнул на стол и пошевелил пальцами, сжимавшими молоток. – На что пьете? А?

– Да-а… ну как… – Олегыч замялся, даже, кажется, приготовился сдаться и тут же торопливо затараторил: – Да вот Дрюня… Андрей угостил! Перед отъездом посидеть позвал! Вот он, он в городе учится. Уедет скоро… Решили…

Дядя пригляделся к Андрею:

– Это Грачёвых сын?

– Ну да, да! – Олегыч затряс головой, явно почувствовав близость своей победы. – Вот встретились, посидеть решили. Литрушку спирта… Скажи ты, Дрюнь!

Андрей хотел сказать – сам еще не зная, что именно, – но вместо слов послышался хрип. Прокашлялся и тогда уж ответил внятно, твердо:

– Да, на мои деньги. Мы еще утром договорились. У магазина…

– А я у Дарченковых спирт покупал, – добавил Ленур. – На Дрюнин полтинник.

– Ну вот…

– М-м… – как-то вроде расстроенно мыкнул дядя, рука с молотком расслабилась. И все же так просто отступать он не хотел – выпалил на остатках боевого запала: – Все равно я тебя выслежу! Ночами спать не буду, а выслежу. Запомни! Ты ведь таскаешь, ты-ы!..

Олегыч с ухмылкой пожал плечами: выслеживай, дескать. Дядя развернул свое крупное тело, вытолкнулся на воздух. Огонек свечи опять заметался бешено… Постояв секунду-другую за порогом, дядя с силой захлопнул расхлябанную, разбитую дверь. Куда-то потопал.

– Ф-фу, – выдохнул Вица, – пронесло. – Взялся за бутыль, взболтнул: – Ну, давайте на посошок.

– Давайте, – Олегыч шлепнулся обратно на ящик.

В стаканчик потекла тоненькая прозрачная струйка. Андрей слегка дрожавшими пальцами потянул сигарету из пачки.

– Прекрасно встретились, – проворчал.

Олегыч подмигнул:

– Да ладно, бывает.

2001

Как-то так незаметно, само собой получилось, что все продукты стали храниться в одном месте – в холодильнике. Даже макароны, сахар, специи… Это оказалось очень удобно – открыл дверцу и сразу же все нашел. Да и еще, наверное, есть причина, почему продукты попадали не в шкафчики, тумбочку у электроплиты, а в холодильник. Не так громко, требовательно он гудит, не так звонко трясутся в его нутре полки-решетки. Ко-гда полон – гудение становится спокойным, уютным, сытым каким-то, точно похрапывает устроившаяся на коленях любимая кошка…

Муж и дочь ушли на работу, а у Татьяны Сергеевны выходной. Она работает три дня через три в сигаретном киоске неподалеку от дома. Всё хорошо, единственный минус – киоск до того пропитался запахом табака, что аж грудь начинает болеть и нос к концу смены распухает, как у алкоголички. Летом Татьяна Сергеевна приоткрывает дверь и это слегка освежает воздух, а зимой, в морозы, когда включен обогреватель, от едкого, смолянистого духа кружится голова и в горле першит так, будто туда перца насыпали.

Время от времени Татьяна Сергеевна вдруг загорается желанием найти другое место. Расспрашивает знакомых, простаивает по полчаса у щитов объявлений, изучает колонку «Вакансии» в местной газете. Тринадцать часов (с восьми утра до девяти вечера) в такие периоды высиживает через не могу, чуть не плача от обиды и досады, завидует даже старухам с семечками по соседству, но вскоре этот период кончается, и Татьяна Сергеевна понимает, что ее сигаретный киоск – подарок судьбы. И работа простая – получай через окошечко деньги, выдавай взамен пачки «Явы», «Примы», «Союз-Аполлона», зажигалки, спички – да и зарплата более-менее. Две с половиной тысячи. Муж в своем институте чуть больше двух получает, а дочь Ирина в лаборатории – тысячу семьсот. К тому же работает Татьяна Сергеевна пятнадцать дней в месяц – остается время на домашние дела, на дачу.

Дача-дача… Да, о даче, кажется, теперь можно забыть…

Очнулась от мыслей, глянула на часы, заторопилась. До десяти надо успеть обед приготовить. Внук Павлушка увлеченно смотрит в комнате длинный японский мультфильм про космических чудищ, так что пока мешать не будет. Обычно-то он по будням в садике, но там карантин уже больше недели. Краснуха.

Вынутое из морозильника еще рано утром мясо легко поддавалось ножу. Впрочем, и замерзать как следует, в камень, не успевает. Каждый божий день, кроме субботы и воскресенья, с десяти утра до пяти вечера происходит отключение электричества. Какие-то там долги-передолги у города перед энерго чем-то.

Позапрошлым летом, когда начались эти отключения, люди возмущались очень, подписи собирали, квитанции, чтоб показать, насколько исправно за свет они платят, иски носили в суд, а потом вроде как приспособились и притихли… Зимой свет в основном давали без перебоев, хотя то и дело возникали перебои с отоплением – то трубы лопнут, то горючее на ТЭЦ кончится… И вот снова май, потеплело, и свет, как и два предыдущих года, только утром и вечером. И нет уже явно протестующих, по телевизору и радио, в газетах никто об этом не говорит и не пишет, никто с подписными листами по подъездам не бегает. Привыкли.

Да и как не привыкнуть? Иначе только отчаяться остается. Лечь и лежать…

Татьяна Сергеевна срезала мясную мякоть с кости. Кость опустила в кастрюлю с водой, а мякоть поделила на аккуратные брусочки – будет поджарка.

Пока варился бульон, нашинковала морковку, лук, свеклу, капусту, почистила пяток картофелин… Электроплита старая, две конфорки из трех нагреваются слабо, на них и вода закипает еле-еле. Надо бы электрика вызвать, но все как-то – то времени нет его ждать, то денег жалко. Ведь не бесплатно же он станет чинить, тем более – квартира приватизированная, цены в ЖЭКе для таких квартир коммерческие.

В целом, если соединить зарплаты мужа, дочери и ее, получается совсем даже неплохо для их города. Почти что семь тысяч. У других и вовсе работы нет, и непонятно на что живут. Хотя, с другой стороны, что такое семь тысяч для семьи из четырех человек?.. По субботам Татьяна Сергеевна с дочерью ходят на рынок. Сразу, почти механически, покупают макароны, рис, подсолнечное масло, сахар, куриные окорочка, а потом начинаются сомнения, совещания – брать или не брать йогурт для Павлика, какое мясо – говядину с осколками раздробленной кости или все-таки что-нибудь вроде филе, раскошелиться ли на баночку шпротов, кофе, сгущенки… Хорошо еще, что свежие фрукты в основном дочь с работы приносит – в виде подарков; не надо на них еще тратиться.