– Нет, – понял я. – Так писать, чтобы так жить, я не смогу.
Стал одеваться.
С замиранием сердца вошел в дом. Брякает на кухне… Слава богу!
Ноги мои от счастья подкосились: жена мирно пила чай – на меня, естественно, слегка дулась.
– Возьми ватрушку, – указывая пальчиком, сказала она.
АД
Однажды гуляли с ней в любимой нашей роще. Осень была, листья спрессовались уже, пачками пружинили под ногами. Перепрыгнув канаву, пошли по улице серых облезлых дач.
– Эх, хорошо бы нам здесь дачку получить! – Она вздохнула. -
Тогда бы мы Настю могли на лето забирать! На воздух бабка отпустит ее, точно! – Для убедительности она кивала маленькой расчесанной на прямой пробор головкой. – Точ-чно!
На самом облезлом домике синела вывеска “Дачный трест”.
– А что? Зайдем, может? – расхрабрился я.
Выпихивая друг друга вперед, прошли через коридор к драной двери: “Директор треста Скубенная Е. Х.”.
Скубенная Е. Х., закутанная в платок, с изумлением смотрела на нас.
– Вам дачу? Зачем?
– А мы дочку хотим на лето от бабки забирать! – сияя, сообщила жена.
Скубенная улыбнулась.
– А вы видели наши дачи? – спросила она. – Это ж не дача!
Сортир! Хуже даже! Ни окон, ни дверей – все выбито!
– Мы согласны! – улыбалась жена.
Скубенная явно подтаяла.
– Симпатичные, вижу, люди. Но – не обещаю: очередь на пять лет!
Радостные, приехали домой, пихаясь, вошли в квартиру, помечтали и легли спать.
Утром нас разбудил звонок. Жена схватила трубку. О, слезки покатились из глазок, выставленная вперед челюсть затряслась.
– …Нам отказали! – всхлипнула она.
Снова звонок! Я с надеждой схватил трубку: может, что-то исправилось?
– Ну, здорово, – сиплый голос.
– Здорово, – неуверенно ответил.
– Не узнал?
– Н-нет.
Знакомый голос, но из какого-то прошлого. Причем неприятного.
– Сейчас узнаешь! Это Герка звонит.
– Герка?
– Да! Гера Гузов, который голову тебе бинтовал в тюряге, “лицо” тебе делал!
– А! – вспомнил, и голова сразу заболела: с той поры регулярно болит. Снова пришло его время?
Жена с надеждой на меня смотрит! Помахал ладошкой: не то! Ну а что же?
– Теперь вспомнил, падла?
– Слушаю тебя.
– А ты не слушай, ты отвечай! Как чувствуешь себя?
– Н-н-н-нормально.
– Сейчас будет ненормально. Я освободился только что, в очередной раз.
– Поздравляю.
– Погоди поздравлять!
Но хотелось бы поздравить. И – все!
– Ну, вышел я и стал думать, а что хорошего я в жизни этой сделал? И знаешь, что вспомнил?
– Меня?
– Угадал, умник! Тогда мне срок обещали скостить, если я тебя изуродую. А я – полотенцем!
Послышались глухие рыдания.
– Ну, спасибо тебе!
– Погоди со спасибо-то! Дело есть!
Полотенце тянется через века.
– Я вообще занят. Не могу тебя принять. Сложные дела дома.
– А кто сказал, что я приеду к тебе? Ты ко мне приедешь!
Абсолютная уверенность: мол, сделал я тебе доброе дело – теперь твой черед.
– Куда?
– Спиртозаводск. Баба тут у меня. Решил попробовать с нею жить.
– А я-то здесь при чем?
– Хочу, чтоб ты на нее глянул!
– Так тебе с нею жить!
– Хочу, чтоб ты глянул на нее. Ты мужик добрый – если уж тебе не понравится!
Последняя, значит, инстанция? Довольно это тяжело!
– Кроме тебя, у меня никого! Эти дружки, сам понимаешь… Хорошего от них не жди!
А мне-то где взять хорошее? Самому хватает с трудом!
– Ну хорошо, я приеду. Говори адрес.
– Спиртозаводск. Улица Пленных Металлистов, дом шесть. Отдельная хата.
– Поздравляю.
– Погоди поздравлять. Дуй на вокзал.
– Слушаюсь, – повесил трубку.
Жена смотрит. Я “сделал лицо”.
– Кто это?
Рассказал.
– И ты поедешь?!
– Ну а как же быть? Человек надеется!
– Да плевать он хотел на тебя. Позвонил спьяну!
– …Нет.
– А я как тут останусь?
– А что ты?
– Вот именно: я – “что”?
– Всю жизнь только с тобой куковать?
– Не кукуй! Не кукуй! Езжай!
Поезд в Спиртозаводск прибыл в пять утра.
Среди каких-то дряхлых бараков нашел улицу Пленных Металлистов – насквозь, кстати, деревянную. Спрашивается – при чем здесь металл? Иначе все представлял. Ноздри от холода слипаются изнутри. Ничего! Сейчас с Герой забракуем бабу – и пойдем вместе по лагерям!
Нашел наконец дом шесть – между двадцатым и тридцать четвертым.
Это нормально для нас!
Стучал в глухую ватную дверь, потом в окна. Зашевелились.
Открыли наконец! В темных сенях стоит Гера и как-то без восторга смотрит. Видимо, более значительным меня представлял.
– А, это ты, – проговорил вяло. – Ну, проходи.
Энтузиазм дружбы, видно, прошел, пока я ехал. Сколько раз я повторял себе: не все, что говорится и обещается, надо делать!
Многое, наоборот, в словах гораздо лучше смотрится, дело все только портит! Говорил себе – но напрасно! “Нет добросовестнее…” дурака!
Зашли в хату. Жена – альбиноска. Маленькая, но, чувствуется, с характером. В горнице очень чистенько, никелированная кровать, пирамида подушечек, салфеточки с кружевами.
Эх, чувствую – не удержит она орла!
На меня злобно зыркнула. Приняла, естественно, за уголовника, который приехал увлекать ее мужа в преступный мир.
Гера несмотря на ранний час в строгом черном костюме, белоснежной крахмальной рубашке, бабочке, волосы прилизаны бриллиантином. Чувствуется – и не ложился. Тем уголовники и отличаются от прочих людей, что расписания не существует для них.
Сели за стол. Жена шваркнула мне на тарелку кусок пирога.
Странное изделие – со всех сторон торчат острые рыбьи хвосты, не подступиться. Сунулся пару раз – и положил обратно.
– Выйдем-ка! – Гера нетерпеливо говорит.
Вышли в холодные сени.
– Ну что… нравится она тебе? – спрашивает, заранее с угрозой.
Чувствуется – не понравятся ему оба ответа.
– М-м-мда! Нравится!
И тут же искры у меня из глаз полетели – страшный удар!
Такой, чувствуется, человек. Не терпит неправды. За правду, видимо, всю жизнь и сидел. Но правда, думаю, его тоже бы не порадовала.
Держась за стеночку, я поднялся. Ну что… экспертизу можно считать законченной?
Оделся, вышел. Гера, осерчав на мою лживость, даже не провожал.
К вокзалу я словно слепой шел, закинув голову, прижимая к переносице снег. Ну что? Долг свой выполнил. До обратного поезда еще сутки. В вокзальном туалете провел их. Смотрел в тусклое, зеленое, облупленное зеркало. Вот она, морда добра! Но по сравнению с той отбивной, что Гера мне сделал в прошлый раз, – это уже здорово, большой сдвиг. То есть ничего не сделал почти, по его меркам. Так, глядишь, и человеком станет!
И вот уже на поезд я шел, а мысль глодала: на хрена я приезжал?
Ну, исполнил свой моральный долг… как понимал его Гера, – а еще?
Что-то должно быть еще – у меня-то? И когда по платформе уже шел, на вокзал оглядываясь, вспыхнуло: Спиртозаводск! В действительности город немного иначе назывался. Не зря съездил.
Спиртозаводск!
Входя в прихожую, загрохотал пустыми бутылками. Та-ак!
Жена лежала, распластанная, поверх одеяла, почти уже прозрачная.
– Я не могу жить без Насти! – зарыдала.
– А без этого? – поднял бутылку с тумбочки. – Можешь?
Упала ничком. Хотел я метнуться в ванную – но там кто-то был.
Булькал солидно. Дверь распахнулась. Кир появился как немой упрек.
– Если так продолжится, – проговорил он сухо, – она скоро исчезнет! Совсем!
Проводил Кира до метро, шел обратно. Какой-то желтый желвак в тучах прорезался. Вскинул голову туда.
– Послушай… Клянусь! Никогда больше ничего не попрошу у Тебя!
Только спаси ее! Помоги!
Огляделся – кругом мусор, грязь, коробки после торговли… увидел старинный люк с чугунной молнией, опустился на одно колено.
