Карабас был рангом помельче, но в своё время считался нехилым гитаристом. В своё время…
– Всему своё время, – не к месту всплыла у Пепла "мысля".
"Легенды" были явно не в лучшем виде. Обоих конкретно подколбашивало, а посему налицо было нешуточное расстройство опорно-двигательного аппарата и речевых навыков.
– Эта… Чего я хотел… Бля-а-а, херово как… Слышь, Пепел, можно у тебя вмазаться?
– Да идите вы на хер! Что вам здесь, шалман, что ли? Валите к
Натахе и долбитесь до усирачки!
– Не-е-е… Падажжи-и… Ты не кричи… У Натахи менты, туда нельзя… Ну тебе в падлу, что ли… Времени нет место искать – сма-а-а-атри, Нуль ва-а-аще загибается… Выручи, чувак, мы ж ща сдохнем тут в подъезде…
– Ладно, хер с вами. Только не варить, – Пепел помнил, как пару месяцев назад Нуль напросился к нему в гости сварить какую-то дребедень и божился, что "новая хуйня, абсолютно без запаха, бля буду…" А потом смердело так, что соседи вызвали ментов. Нуль к тому времени благополучно убыл, посему объясняться со стражами правопорядка и отгребать пиздюлей пришлось Пеплу. И смрад невероятный по всему дому держался недели две.
– Не-е-е… Чувак, у нас всё с собой… Не ссы…
"Легенды" поковыляли в комнату. Пепел запер замок на два оборота и прислушался. Доносилось полувнятное бубнение и нечленораздельный мат.
– Давай, давай… Бу-бу-бу… Ебать-тарахтеть… Да па-а-а-адажжи, бля-а-а… Давай "баян"…
Пепел присел на диван и стал наблюдать за процессом. Дело было на мази – в "баяне" плескалось невнятного цвета вещество.
– Только на пол не брызгайте, уроды, – предупредил Пепел.
– Всё ништяк… – бормотнул Карабас и подошёл к открытому окну стравить лишний воздух из шприца.
– Вы чё, одним будете? А СПИДа не боитесь?
– Всё путё-о-ом, – сладко проныл Карабас. – Мы чистые, какой СПИД?
– Купили бы второй на всякий случай, – посоветовал Пепел.
– Не-е-е… Здоровье дороже… Когда тут бегать? Вон братуха доходит, – Карабас кивнул на скрючившегося в углу Нуля.
Он примерился так, чтобы струйка попала в открытое окно, и нажал на поршень. И вдруг случилось непредвиденное – неплотно надетая игла сорвалась со шприца и, описав плавную дугу, вылетела на улицу.
"Легенды" несколько секунд таращились друг на друга, а потом Нуль простонал:
– Ё-о-о-о-обанный в рот!!! Это ви-и-и-илы!
Карабас тихонько завыл:
– У-у-у-у! Пиздец, бля!
– Долбоёб! Мудак! Ты чё сотворил! – Нуль протянул к "братухе" дрожащие руки, видимо, намереваясь придушить на месте.
Карабас кинулся к Пеплу:
– Чу-у-у-увак! У тебя иглы нет?
– Откуда? – развёл руками Пепел.
– Бля-а-а-а! – выл Нуль, – Ширево есть, "баян" есть, а я сдохну, бля, как пёс! Карабас, сука, убил, зарезал! Дятел вонючий!
– Идём искать! – выдохнул Карабас и ринулся к двери.
– Куда искать, мудак! Я же щас лапти отброшу! – орал Нуль.
– Ты посиди, я сичас! – крикнул уже с лестничной площадки Карабас.
– Сука, "баян" забрал. Сам всё сторчит, – с этими словами Нуль тоже покинул квартиру.
– Кино и немцы, – подвёл итог Пепел и снова завалился на диван.
МНОГОТОЧИЯ…
Когда я был маленьким, отец часто брал меня с собой на рыбалку.
Мы вставали часов в пять утра, шли пешком до вокзала, садились на электричку и ехали далеко-далеко. Потом шли в утренней дымке, оставляя за собой след на росе…
Мне запомнилось, как мы приехали на Буг… Нужно было переправиться через один из притоков. Моста не было, идти нужно было высоко над водой по толстой трубе. Отец нёс меня на руках и говорил:
"Не смотри вниз и ничего не бойся"…
Потом я сидел на берегу с удочкой, смотрел на течение, на водовороты, на туман, клубящийся над водой… И было мне спокойно и счастливо…
Сейчас я всё чаще вспоминаю это ощущение абсолютного счастья и душевного покоя. И когда я захлёбываюсь в траблах и безысходности, мне так не хватает тишины утренней реки, тумана над водой и того щемящего, но в то же время сладостного, одиночества. И чтобы кто-то в момент опасности шепнул: "Не смотри вниз и ничего не бойся"…
Шепнул так, чтобы я поверил в это…
ГЛАВА 3
_Current music: Miles Davis "Tutu"_
Татьяне тоже было над чем подумать. В её жизни, разграфлённой чёткими красивыми линиями и разбитой на вполне конкретные недели, дни, часы и минуты, обычно не было места непоняткам. И, казалось, она научилась понимать, что ей в этой жизни нужно и что для этого необходимо сделать.
Профессорская дочка, единственный балованный ребёнок в семье, она благополучно пережила ранний период романтических влюблённостей и вполне осознанно вышла замуж в двадцать четыре года за человека, о котором все говорили: "удачная партия". Нельзя сказать, что она безумно любила мужа – просто с ним было надёжно. Он заботился о ней, баловал и давал ощущение стабильности и защищённости. К тому времени она уже не верила в ту любовь, которую любят описывать в своих романах писатели. Хотелось уюта и заботы.
После смерти мужа всё резко изменилось. Даже странно, что может сделать с жизнью человека обыкновенная лужа масла на асфальте…
Часто оказывается, что самые важные и значимые вещи зависят от таких мелочей… От тела мало что осталось… Мало что осталось от того, что было её мужем… От того, с кем жила в одном доме, спала в одной постели, кто был её защитой от чужого и равнодушного мира… На редкость банально и жестоко…
Ей тогда пришлось всё взять в свои руки. В первую очередь – саму себя. И через какое-то время ничего не осталось от легкомысленного ребёнка, каким она была раньше. Пришлось научиться быть жёсткой.
Пришлось научиться рассчитывать только на себя. Пришлось научиться трезво смотреть на вещи.
Татьяне удалось удержать бизнес в своих руках, сохранить партнёров и не пустить всё по ветру. У неё обнаружились скрытые таланты, о которых раньше она и не подозревала. Татьяна знала правила игры, умела их соблюдать и умела их нарушать, когда того требовали обстоятельства. Классическая бизнесвумен…
Её личная жизнь носила отпечаток нового стиля. Всё просто, понятно и просчитано. На сложности и переживания не было ни времени, ни желания. Были сменяющие друг друга любовники, или, как это стало модно называть, бой-френды. Короткие, ни к чему не обязывающие связи. Нечастые, заранее спланированные встречи…
И вдруг, совершенно не к месту, случилось это самое… Нинка, о которой все знали, что она совсем без башни, затащила Татьяну в ночной клуб на концерт. Ей тогда страшно не хотелось идти, но Нинка нагрузилась коньяком сверх всякой меры, к тому же у неё был день рождения… В таких случаях не принято отказывать и Татьяна покорно последовала за подругой, которая заплетающимся языком повествовала о том, что "ребятки играют – просто атас". И еще что-то насчёт того, что сама Нинка была на их концерте с очередным "котиком", непризнанным художником-гением, и кончила под их музыку аж пять раз…
– Представляешь, подруга, я просто от музыки кончила, – захлёбываясь распиналась Нинка. – Реально! У меня с мужиками в постели так сильно никогда не получалось! Может, они вибрации какие-то цепляют?
Татьяна брезгливо морщилась и списывала всё на пьяный бред. В клубе ей тогда не понравилось – дым коромыслом, явный душок марихуаны, девчонки-соплюхи визжат под самой сценой… Местечко – не ах! А Нинка поволокла её к сцене, в самую давку.
Потом появились музыканты. Стали настраиваться. Зафонил микрофон, зарычала гитара, завизжала виолончель. Потом стало тихо, и к микрофону вышел он… Пепел… Зал завизжал и затопал, а Татьяна зажала уши руками. Пепел улыбнулся, просто и симпатично… Прикрыл глаза и запел…
Вот тут-то с Татьяной и произошло непонятное. Она поплыла в этой музыке, в этих стихах необычных. В голосе его негромко-хрипловатом… Ей казалось, что она больше никогда не сможет обходиться без этих странных созвучий и жизнь без них станет тусклой и бессмысленной. Эта нескладная фигура на сцене стала для
