— Продолжайте, — проговорил Дидрих Ван Хорн после короткой паузы.

Эллери изумленно посмотрел на него:

— Да, разумеется, я продолжу. Итак, я проанализировал три преступления, которые вы навязали Говарду. И заставили его совершить четвертое.

Какое событие привело меня к выводу, что Говард нарушил еще две заповеди: «помни день субботний, чтобы святить его» и «почитай отца твоего и матерь твою»? Его поездка в предрассветные часы воскресного утра на кладбище Фиделити, где он осквернил могилы двоих людей, которые, по вашим словам, были его родителями.

Должен признаться, — заявил Эллери, — что сегодня вечером, мысленно воссоздавая этот эпизод, я пришел в отчаяние. Ведь при всей вашей проницательности и точной оценке характера Говарда было совершенно невозможно предугадать, что он осквернит могилы Уаев. И вы никак не могли предположить, что Говард сделает это в воскресенье. Тут и вопросов нет. Структура моих аргументов зашаталась и была готова рухнуть. Но потом я понял, каким должен быть ответ.

Конечно, вы не могли учесть, что Говард отправится на кладбище, и не могли заставить его совершить столь странный поступок. Но вполне могли сделать это за него.

Чем больше я думал о случившемся, тем сильнее убеждался в своей правоте. Тогда, на исходе ночи, передо мной ни разу не мелькнуло лицо Говарда и я не слышал его голоса. Да, я видел машину Говарда, видел человека такого же роста и одетого в его пальто и шляпу. Видел, как этот человек орудовал скульптурным молотком и резцом. Но если ваш план требовал участия Говарда в поездке, а вам, по всей вероятности, не удалось его «уговорить», то ночью роль Говарда должен был сыграть кто-то другой. Вы разработали этот план, вы примерно одного роста с Говардом, и таким «другим человеком» стали вы. Дальнейшая реконструкция оказалась несложной. Допустим, что поздней субботней ночью, когда все в доме уже давно спали, вы пробрались в студию Говарда или в его спальню и принесли ему стакан воды. Дело семейное, мистер Ван Хорн, и никого, кроме отца и сына, оно не касается. Допустим, что вы подмешали в воду какой-то наркотик. Сильную дозу, чтобы он крепко проспал до утра. Когда Говард выпил воду, отключился и уснул, вы надели его легко различимую на расстоянии широкополую стетсоновскую шляпу и длинное пальто, его носки, ботинки и брюки. Вы оставили Говарда мирно спящим в его комнате или в студии, осторожно спустились, вышли из особняка и двинулись к гаражу. Там вы вставили ключи Салли в щиток ее автомобиля с открытым верхом, что мне очень помогло. А сами сели в родстер Говарда и сделали круг перед особняком, намеренно громко заводя мотор. Конечно, вам нужно было привлечь мое внимание, чтобы я услышал его гул из коттеджа. Убедившись, что я не сплю, вы столь же намеренно поставили машину под навес. Наверное, хотели твердо знать, что не обманулись, и решили дать мне время одеться, если я был не одет. Или, может быть, вы даже наблюдали за мной еще до того, как вывели машину из гаража, и видели, что я дремал на террасе, а завели мотор, желая, чтобы я не торопясь надел пальто.

Заметив, как я бегу через сад, вы выехали на дорогу.

Скажу вам откровенно, мистер Ван Хорн. В ту ночь вы обыграли меня, как ветеран неумеху новичка. А ваш расчет времени был поразительно тонким. Вы не стали облегчать мне задачу, и не ошиблись. Вы дали мне достаточно оснований для иллюзий, и, если бы я ненадолго отстал, вы бы вскоре увидели, что я снова у вас на хвосте.

Дождь выручил вас, но и не будь в ту ночь дождя, вам все равно ничего не угрожало. Ведь вокруг царила тьма, а догадаться, что поздняя ночь окажется беспросветной, особого труда не составляло. Вы знали, что я не подъеду слишком близко и уж тем более не решусь вас остановить. Вы знали, — я не сомневаюсь, — что за рулем Говард, и, следовательно, мое дело было не вмешиваться, а приглядывать издалека.

На могиле Уаев вы набросились на памятник, пустив в ход молоток и резец, которые взяли в студии Говарда.

Последовавшие события говорят о безупречности ваших оценок людей и ситуаций. Кстати, этот талант, несомненно, способствовал вашим успехам в бизнесе.

Вы покинули кладбище и поехали домой. Вы знали, что я, как и прежде, не помчусь за вами по пятам. Вы знали, что я обязательно проверю надгробие после вашей атаки. Знали и то, что, возвратясь на Норд-Хилл, совершенно очевидно, сначала сниму промокшую одежду, а уж потом зайду в особняк, поднимусь наверх и выясню, у себя ли Говард. Разумеется, здесь был определенный риск, но рассчитанный риск — часть любого тщательно продуманного плана. Впрочем, не так-то он и велик был. По всей вероятности, мне не захотелось бы оставлять в особняке грязные следы, ведь на следующий день я вынужден был бы что-то объяснить, если бы, не боясь простудиться, появился там сразу.

Пока я переодевался и мылся в коттедже, вы нанесли завершающие штрихи в вашу мастерски созданную иллюзию на верхнем этаже особняка. Сняли с себя промокшие носки и заляпанные грязью брюки и ботинки Говарда и надели все это на него. Потом усадили спящего Говарда, продели его руки в рукава длинного пальто, расправили и застегнули на все пуговицы. А насквозь мокрую шляпу положили на подушку рядом с ним. И потом спокойно легли спать.

Вы не исключали в ваших расчетах, — сказал Эллери, — что я, возможно, не стану заходить в комнату Говарда до утра. Но непременно проведаю его — сразу или через несколько часов. А обнаружив Говарда спящим в мокрой и грязной одежде, неизбежно подумаю, что после этого отвратительного путешествия на кладбище у него начался очередной приступ амнезии.

Да, мистер Ван Хорн, вы совершили два преступления — нарушили заповедь, относящуюся к субботе, и обесчестили «родителей» Говарда. Но сделали это так умело, что провели меня как мальчишку и заставили поверить, будто нарушителем заповедей был Говард.

— Продолжайте, мистер Квин, — повторил Дидрих.

— Конечно, я продолжу, — откликнулся Эллери. — Позвольте мне перейти, наверное, к самому эффектному образу вашего психологического мастерства.

В прошлом году я с наивной самонадеянностью доказал, что Говард нарушил заповедь «не произноси ложного свидетельства на ближнего своего». И особо подчеркнул, что Говард упорно отрицал правду. То есть отрицал, что отдал мне ожерелье Салли для залога в ломбард. Разумеется, все было верно — он отдал мне ожерелье для залога в ломбард и солгал, сказав, что не делал этого.

Но и здесь вы ловко манипулировали событиями и, точно оценив Говарда, поставили его в такое положение, что он был вынужден солгать!

По-прежнему выступая в роли шантажиста, мистер Ван Хорн, вы потребовали уплатить вам вторые двадцать пять тысяч долларов. В сущности, сразу после того, как первый выкуп за письма был заплачен. Очевидно, вам хотелось максимально надавить на Говарда и Салли. Но где они могли достать новые двадцать пять тысяч долларов? Никакой наличности в сейфе или где-либо в доме больше не было, и речь не шла о краже. Вы знали, что они не смогут занять эти деньги, даже если осмелятся «оставить за собой след». У них была лишь одна вещь, способная потянуть на столь крупную сумму: ожерелье Салли. И вполне можно было допустить, что кто-нибудь из них подумает об этом бриллиантовом ожерелье как о средстве удовлетворения второго требования шантажиста.

Более того. Вы знали, что я был посредником Салли в первых переговорах с шантажистом. И могли догадаться, что я попытаюсь оказать ей очередную услугу и выручу деньги, необходимые для новой уплаты. Ну а если бы я отказался, вы бы, несомненно, воспользовались какой-то другой, заранее подготовленной схемой. Я бы клюнул на эту наживку, позволил себе согласиться с предложением, и все пришло бы к аналогичному финалу — Говард стал бы отрицать, что отдал мне ожерелье Салли.

Но я согласился им помочь. И помог. Так что сцена для вашего лучшего психологического представления была подготовлена.