— Доктор, каково ваше мнение по поводу… по поводу всего этого?

— Я бы не стал сейчас вдаваться в медицинские подробности этого случая, Шалански, — ответил ему невропатолог. — Исследование займет немало дней, и тут не обойтись без целого ряда консультаций.

— Ладно! — Прокурор оперся локтями о колени. — С точки зрения прокурора, как бы ни противились его будущие адвокаты, перед нами случай, который лично я готов передать в суд, как только будет проведено следствие.

— В лабораториях Конхейвена? — оживился шеф Дейкин.

— Да. У меня уже есть предварительные результаты. Я выяснил их по телефону, до того как мы здесь собрались, Дейкин. Четыре волоса, зажатые между пальцами, научно идентифицированы. Это волосы миссис Ван Хорн. Кусочки кожи под его ногтями, как полагают в лаборатории, содраны с шеи миссис Ван Хорн. Да, практически в этом никто и не сомневается. Но я думаю, мы можем провести вполне законное следствие. Честно признаться, я до сих пор не слишком уверен в том, убил ли он ее преднамеренно или по ошибке, приняв в темноте за мистера Ван Хорна. Но как бы то ни было, мотив у нас есть. И он станет не первым любовником, убившим свою грешную партнершу. В сущности, — на губах прокурора заиграло какое-то подобие улыбки, — я сразу решил, что это куда более убедительный мотив для следствия, чем все выдумки о ненависти к образу отца. И по-моему, тут…

Шалански привстал.

— И вы хотите меня увести? — спросил Говард.

Если бы вылепленная из пластилина фигура Юпитера в его студии внезапно обрела дар речи, они удивились бы гораздо меньше.

Он поглядел не на прокурора и не на Эллери, а на шефа полиции Дейкина.

— Увести вас отсюда? Да, Говард, — жестко проговорил Дейкин. — Боюсь, что ареста вам не миновать.

— Я бы хотел кое-что сделать, прежде чем меня уведут.

— Вы собираетесь зайти в туалет?

— Самая старая уловка на свете, — засмеялся Шалански. — Но вас она не выручит, Ван Хорн. Или Уайи, если вам так нравится. Дом оцеплен снаружи и внутри.

— Ничего себе псих, — с ухмылкой произнес следователь Грапп.

— Я не желаю никуда бежать, — заявил Говард. — Да и куда мне бежать?

Грапп и Шалански расхохотались.

— Почему вы его не слушаете!

Это сказал Дидрих. Он встал, и его лицо задергалось в судорогах.

Говард пояснил все тем же ровным, рассудительным голосом:

— Я просто хочу подняться к себе в студию, только и всего.

На несколько минут в гостиной воцарилось молчание.

— Зачем, Говард? — наконец поинтересовался шеф Дейкин.

— Я ее никогда больше не увижу.

— Мне кажется, никакого вреда от этого не будет, Шалански, — заметил Дейкин. — Он не сможет убежать, и сам это знает.

Прокурор пожал плечами:

— Заключение обвиняемого под стражу — ваше дело, Дейкин. И вы за него отвечаете. Но я бы его не отпустил.

— А каково ваше мнение, доктор Корнбранч? — осведомился шеф полиции и нахмурился.

Невропатолог покачал головой:

— Только с вооруженной охраной.

Дейкин заколебался.

— Говард, а что ты хочешь сделать в своей студии? — спросил Эллери.

— Говард… — Теперь в разговор опять вступил Дидрих.

Говард по-прежнему стоял, уставившись в пол.

— Почему вы не отвечаете на вопрос, Говард? — обратился к нему доктор Корнбранч. — Что вы хотите там сделать?

— Я хочу разбить свои скульптуры, — откликнулся Говард.

— Ну, вот это — разумное требование, — согласился с ним невропатолог. — В данных обстоятельствах.

Он посмотрел на Дейкина и кивнул. Дейкин мысленно поблагодарил его и приказал высокому молодому полицейскому, стоявшему за спиной у Говарда:

— Ступай с ним, Джип.

Говард повернулся на каблуках и вышел из гостиной. Полицейский подтянул свой ремень, нащупав правой рукой черный приклад ружья, и покинул гостиную вслед за Говардом, чуть ли не наступая ему на ноги.

— Вы там долго не задерживайтесь, — окликнул их Дейкин.

Дидрих грузно опустился в кресло. Говард даже не поглядел на него перед уходом.

«И на меня тоже», — подумал Эллери, подойдя к одному из больших окон гостиной и посмотрев в сад, где грелись под полуденным солнцем полицейские. Они курили и смеялись.

Прошло не более пяти минут, когда над их головами прогремел первый удар по статуе и его эхо разнеслось по особняку. За ним последовал второй, третий… десятый… двадцатый. Темп разрушения явно ускорялся. Но вот грохочущие звуки смолкли, сменившись долгой паузой, а после нее послышался последний, отчаянный удар иконоборца.

На этот раз ничто уже не нарушало тишину.

Все повернулись к открытой двери, где у проема были видны ступеньки лестницы, и начали ждать, когда разрушитель скульптур спустится и вновь предстанет перед ними в сопровождении полицейского. Однако ничего не произошло, и разрушитель с полицейским так и не появились. Впереди смутно просматривались пустой коридор и лестница.

Дейкин направился в коридор и положил руку на обесцвеченные дубовые перила.

— Джип! — закричал он. — Немедленно приведи его сюда!

Но Джип ничего не ответил.

— Джип!

В басовитом реве шефа полиции улавливались нотки паники.

Джип опять не отозвался.

— Боже мой, — ахнул Дейкин и повернулся к собравшимся. Его лицо было похоже на комок белой глины.

Потом он бросился на лестницу и все последовали за ним.

Полицейский лежал, распростершись, у запертой двери в студию Говарда с пурпурной ссадиной на левом ухе и полусогнутыми длинными ногами, как будто он пытался заставить себя подняться.

Оружия в кобуре на поясе у него больше не было.

— Он ударил меня ногой в живот, когда мы подошли к двери, — простонал полицейский. — Схватил мое ружье. Потом ударил меня им, и я свалился.

Дейкин постучал в дверь.

— Заперта.

— Говард! — заорал Эллери, но Шалански отодвинул его своим плечом и выкрикнул:

— Ван Хорн, откройте дверь, да поскорее, черт бы вас побрал!

Однако никто не открыл им дверь.

— У вас есть ключ, мистер Ван Хорн? — задыхаясь, выпалил Дейкин.

Дидрих бессмысленно взглянул на него. До него не дошла суть столь простого вопроса.

— Нам придется ее взломать.

Они собрались в нескольких футах от двери и приготовились общими усилиями сорвать ее с петель, когда раздался выстрел. Один-единственный выстрел, в сопровождении какого-то металлического звука. Очевидно, что-то упало на пол.

Звук был не тяжелее, чем от падения человеческого тела. Они тут же взломали дверь и ворвались в студию.

Говард висел на центральной перекладине высокого деревянного потолка. Его руки раскачивались, с запястий еще стекала кровь, и на полу образовались два маленьких красных озера.

Он перерезал себе вены резцом, забрался на стул с веревкой, найденной среди скульптурных глыб, привязал ее к перекладине, туго затянул оба конца на шее и выбил из-под ног стул. А потом вставил в рот под острым углом дуло полицейского ружья и спустил курок. Пуля 38-го калибра разорвала ему нёбо и, вылетев наружу, разнесла в клочья затылок — от макушки до шеи.

Прокурор Шалански скорчил гримасу, вытащил пулю из деревянной балки, куда она в конце концов угодила, и завернул ее в свой носовой платок.

Следователь Грапп заметил:

— Он явно хотел умереть наихудшим образом.

Пластилин, глина, каменные куски устилали пол студии, и Уолферт Ван Хорн взвизгнул, споткнувшись о большой обломок Юпитера. Он упал и вывихнул себе лодыжку.

Репортеры не медлили, и в тот же день местные газеты были полны сенсационными новостями.

Как сказал инспектор Квин: «Убийство, секс и Бог — для издателей этот случай настоящий подарок, о котором они могли только мечтать».

Любопытно, что подробный рассказ Эллери, посвященный десяти заповедям, тоже просочился в прессу, которая, естественно, клюнула на такую приманку. С тех пор он боялся открывать газеты, пестревшие заголовками. «ВЕЛИЧАЙШЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ЭЛЛЕРИ КВИНА», «ДЕСЯТЬ УДАРОВ ЗНАМЕНИТОГО СЫЩИКА», «УБИЙЦА — ЛЮБИТЕЛЬ МОЗАИКИ ВСТРЕЧАЕТСЯ С МАСТЕРОМ», «СЫЩИК ИДЕТ ПО СЛЕДУ ДУРНОГО ЧЕЛОВЕКА С ХОРОШЕЙ КНИГОЙ», «Э. К. ПОБИВАЕТ СВОИ РЕКОРДЫ» — вот лишь немногие названия и подзаголовки, заставлявшие его корчиться от боли. Полосы вырезок из американских и канадских газет белели на полу его комнаты, пока инспектор Квин не догадался потратить свои нелегко заработанные деньги на покупку альбома для прославленного сына. Характерно, что эта идея пришла в голову инспектору, а вовсе не его сыну. За последующие три недели к их дому проторило дорогу множество умных людей, как, впрочем, и дураков, а телефон в квартире Квинов звонил без перерыва. К Эллери являлись журналисты и брали у него интервью, его осаждали писатели-мистики, принося уже напечатанные саги о деле Ван Хорнов, и просили только, чтобы мэтр перелистал их, одобрительно кивнул и смиренно принял в дар их произведения, немного подсократив подробности. Редакторы журналов звонили ему и присылали телеграммы, а фотографы делали снимки его двери. По меньшей мере два представителя рекламных агентств надумали увековечить его открытие, назвав в первом случае новый крем-шампунь «Знаком известного сыщика», а во втором — выпустив партию духов с громким наименованием «Убийца».